КАП-КАП

— Возьми стакан. — Взял. — Разбей его. — Разбил. — А теперь извинись перед ним и посмотри, станет ли он снова целым. (с)

Кап-кап… Здесь темно, но отсутствие света не препятствие для меня. За проведенное здесь короткое время я в деталях изучил осклизлые каменные стены своей темницы, покрытые изморозью трещин и конденсата, и такой же серый влажный потолок. А еще толстые стальные крюки и штыри, вбитые в стены. К одному из таких штырей, завязанному чуть ли не узлом, крепилась мощная цепь, извивалась змеей по полу и обнимала мою лодыжку. Кап-кап… Здесь тихо, подвальная влажность собиралась мелкими каплями, и лишь они, падая, разбивали эту тишину. Да еще, пожалуй, мое хриплое дыхание, хотя нет, оно не должно, ведь я уже едва дышал. Я вдыхал эту влажность, которой были пропитаны подземелья, и выдыхал ее же в виде облачка теплого пара. Круговорот влаги в природе. Кап-кап… Здесь холодно, но я уже не чувствовал этого. Жизнь вытекала из меня сначала бордовыми ручейками, а сейчас, как подвальная влажность, монотонно капала на пол. Красные бусины разбивались о серые камни и превращались в кляксы-звезды, которые скапливались в грубых шрамах стыков и сливались в одну большую лужу. Красное на сером, белое на красном. Я лежал в луже собственной жизни. А ведь все могло быть иначе, но жизнь — игра, и я свою бездарно просадил. Я блефовал и проиграл. В свете поднимающихся ставок я поставил не на ту карту. Я хотел бы выиграть, но и ничья была бы для меня шикарным призом, и даже не поощрительным, а скорее предпочтительным: сильный соперник, равный во всем, не уступающий ни в чем, — разве это не прекрасно? Азарт: подчинить, но не сломать. Но я не знал, что карты были крапленые. Моя семья была приближенной ко двору владыки, я был третьим сыном, поэтому нет ничего удивительного, что по окончании Академии я выбрал стезю военного. Моя страна имела выход к морю, оно с детства притягивало меня, манило своими бескрайними просторами. Я поступил в морфлот, окончил высшую школу и получил распределение, а вместе с ним и свободу, которую обещало мне дать море. Несмотря на образование и благородное происхождение, начинать пришлось с самых низов, но я не возмущался, старался, преодолел множество ступеней, от простого корабельного юнги до старпома, и, быть может, дослужился бы и до звания капитана, но разразилась война с империей демонов. Отношения между нашими странами никогда нельзя было назвать дружескими, скорее, мы просто терпели друг друга, соблюдая вооруженный нейтралитет, который периодически прерывался различными по длительности стычками. Конкретно эта стычка затянулась на долгих десять лет. Первый раз я увидел его, когда наша флотилия патрулировала заданный квадрат на предмет нахождения в нем далеко не условного противника. Их корабли вынырнули словно из ниоткуда, будто из воздуха соткались — качественно у демонов работали маги. Мы сцепились, как дворовые коты: отчаянно, жестоко, бешено. Количество кораблей демонов превышало наше, но мы не отступали, стараясь утащить с собой за грань как можно больше противников. Наши стрелы всегда находили свою цель. Магическая поддержка играла решающую роль в дистанционном бою, но когда в борта наших кораблей врезались абордажные крюки и демоны вваливались на палубу, в дело вступили мечи и кинжалы. Мы бились насмерть, потому как понимали, что выжить в этой бойне если и удастся, то потом придется горько пожалеть, что не погиб в бою. О том, что делали с пленными эльфами, ходили страшные слухи, подтвердить или опровергнуть которые никто не мог, ведь ни один эльф не вернулся из плена. И проверять их на собственной шкуре не стремился никто. И вот посреди этого бешенства я и увидел его. Прижатый к борту нашего корабля, этот демон умудрялся крутиться юлой, разя моих боевых товарищей парными мечами и бритвенно-острым треугольным наконечником длинного гибкого хвоста. Я в это же время делал то же самое с его собратьями. Расправившись с последним противником, он, окровавленный и разгоряченный битвой, оказался прямо передо мной. Мы схлестнулись с ним, словно два глубоководных течения — холодное и горячее, — перемешались, ассимилировались. Жар наших тел окутывал нас словно туман; ярость, что горела в его черных глазах, отражалась в моих зеленых. Окровавленные, израненные, мы крутились с ним на небольшом пятачке, нападали и отбивали атаки друг друга. Это был даже не бой, не смертоносный танец — наше противостояние больше походило на секс, звериный, первобытный секс, и я знал, что он тоже это чувствует. Ярость в черных глазах постепенно сменилась диким азартом, мы оба вошли в раж, не замечая происходящего рядом с нами и не обращая внимания на свои ранения. Один на один. Только он и я. Мы остались с ним вдвоем на разоренном полуразрушенном корабле и занимались неистовым, грязным сексом на залитой кровью палубе. — Подмога! — раздался надрывный крик откуда-то сбоку, и наваждение спало. Демон отвлекся всего на мгновение, и кончик моего клинка смог достать его, прочертив ровную красную линию на смуглой закопченной щеке. Он резко отшатнулся, одним длинным прыжком переместился к борту корабля и оглянулся на меня. — Мы еще не закончили, — я скорее прочел по его губам, чем услышал. Он криво улыбнулся мне и стрелой полетел в воду. Подмога подоспела вовремя. Демоны спешили ретироваться, удирая от нас во все лопатки: сбрасывали в воду деревянные трапы, рубили абордажные канаты. Им удалось здорово потрепать нас, пустить ко дну несколько наших кораблей, но и сами они понесли потери. Мы преследовали противника какое-то время, но потом пришлось отстать, чтобы не попасть в возможную ловушку. Многие погибли в этом бою, но это война. Смириться с потерями сложно, но их хотя бы можно понять. Но вот чего я понять не мог, так это причину, которая не давала мне выбросить из головы бешеного демона. Я постоянно думал о нем, в деталях вспоминал наш интимный бой. Он был моим врагом, но я не мог не восхищаться им. Я пытался анализировать свои ощущения, разобраться в себе, но тщетно. Я не мог понять, не мог забыть, не мог отпустить. Война закончилась через несколько лет, и я думал, что все, больше никогда не встречу своего противника, что, возможно, он даже погиб, но судьба распорядилась иначе. После подписания очередного мирного договора между нашими странами вновь установился шаткий нейтралитет. Я продолжал служить в военно-морском флоте, наш корабль рассекал нейтральные воды, патрулируя символическую границу. В один из дней нам сообщили, что готовится встреча представителей нашего государства и империи демонов, и происходить она будет на ничейных землях, точнее водах. Для охраны высокопоставленной особы было выделено несколько кораблей сопровождения, среди которых оказался и наш. Мы встретились в нейтральных водах, переговоры проводились на корабле демонов, и пока они длились, наша флотилия настороженно кружила вокруг флотилии демонов. Мы присматривались друг к другу, принюхивались, словно выжидали, когда кто-то из нас ошибется, при первой же возможности готовые разорвать противника за любое неосторожное движение. Но все прошло гладко. Наш представитель вернулся на эльфийский корабль в целости и сохранности, и даже довольный. Мы уже собирались покинуть место встречи, когда наш корабль, лавируя, оказался в непосредственной близости от демонского, на котором и проходили переговоры. Тот тоже совершал маневр, слышались громкие четкие команды старпома — высокого подтянутого демона с длинными черными волосами, заплетенными в сложную ритуальную косу. Что-то зацепило меня в нем, хотя я видел его лишь со спины. Словно почувствовав мой взгляд, демон обернулся. В черных бездонных глазах плеснулось удивленное узнавание, тонкие губы искривились в знакомой насмешливой ухмылке. На смуглой щеке отчетливо выделялась тонкая белая ниточка шрама. Видимо, морская вода, в которую он тогда прыгнул сразу после ранения, не позволила регенерации полностью залечить повреждение. Теперь он был помечен. Помечен мной. Я сделал это с ним. Словно клеймо свое поставил, которое не убрать, не свести. На всю жизнь. Моя метка останется на нем навсегда. И теперь, смотря на себя в зеркало, он будет вспоминать меня. Каждый день. Он будет помнить меня всю свою долгую жизнь. Необъяснимое ликование затопило меня в тот миг, когда я осознал все это, и мои губы растянулись в торжествующей усмешке. Его корабль медленно проплывал мимо моего, мы расходились в противоположных направлениях, но наши взгляды, как абордажные канаты, сцепили нас друг с другом и не желали отпускать. До сих пор не понимаю, что подвигло меня на этот поступок, но мне захотелось подразнить МОЕГО демона, и я, сложив пальцы определенным образом, тихо прошептал заклинание. Демон стоял, напряженно вцепившись в борт, и тут, прямо между его рук, из мертвого просмоленного дерева борта, пробился зеленый росток. Росток быстро увеличивался в размере, покрывался длинными шипами и набивал бутон. Демон настороженно наблюдал за этим, но с места не двигался. Когда стебель достиг его подбородка, бутон резко раскрылся, и в нос демона уперлась крупная шапка алой розы. Расстояние между нами все увеличивалось, но я отлично рассмотрел, как лицо демона исказила веселая злость. Он сорвал цветок и безжалостно смял его в ладони, не обращая внимания на ранящие кожу шипы. Я не удержался и рассмеялся, смотря прямо в бешеные черные глаза, но мой смех оборвался через мгновение, когда я увидел, как от демона ко мне полетел небольшой огненный шар, совсем маленький, не больше светляка. Во мне завопило чувство опасности, и я немедленно выставил щит, наблюдая за тем, как светляк пересекает разделяющее нас расстояние. Он завис прямо надо мной, затем залетел мне за спину, заставив развернуться спиной к борту, а потом рассыпался мелкими искрами, оседая горящей пылью у меня под ногами. Когда огонь потух, прямо передо мной, на деревянном настиле палубы, осталось выжженное изображение крупной розы. Я запрокинул голову и опять засмеялся — он принял мой вызов. Вновь нас разделили года. Прошло пять лет, и за это время мой демон ни разу больше не попался мне. Не сказать, что я искал его специально, но каждый раз, когда по воле случая мы сталкивались с демонскими кораблями, я подспудно высматривал среди команды знакомую высокую фигуру, пытался разглядеть на смуглых суровых лицах белую полоску шрама. Зачем я затеял все это? Чего я хотел от него? На что надеялся? Я и сам не знал. По истечении этих пяти лет моя семья внезапно вспомнила обо мне, хотя лучше бы забыла навсегда. Я принадлежал к знатному роду, но мой отец решил подняться еще выше, укрепив свое положение с помощью династического брака. Мне предстояло оставить военную службу и стать младшим супругом. Такой расклад меня не устраивал. Я не хотел менять бьющий в лицо вольный ветер и соленые брызги бескрайнего моря на духоту дворцовых залов. На меня давили со всех сторон, моя семья добралась даже до командования, и я, не дожидаясь позорного увольнения за какой-нибудь пустяковый, или даже надуманный, проступок, оставил службу в морском флоте. Да, в этом моя семья своего добилась: я бросил службу. Но не расстался с морем. Во время войны и последующей службы я практически не тратил выплачиваемое мне жалование, потому у меня успел скопиться приличный капитал, причем личный, на который никто, кроме меня, не имел права. На эти деньги я купил небольшой легкий корабль, быстрый и маневренный, набрал неплохую команду и отправился на вольные хлеба. Я стал пиратом. Узнав об этом, моя семья отреклась от меня; меня исключили из рода, лишили наследства, звания и регалий, в общем, всего, что только можно лишить. Слухи об этом быстро дошли до меня, но практически не затронули сердце. Лишившись всей этой шелухи, которая все эти годы сковывала меня, я обрел главное — свободу. Я быстро усвоил основные правила и законы пиратского братства и плавно в него влился. У корсаров имелся негласный кодекс, согласно которому пираты, конечно, пакостили друг другу по мелочи, но всерьез не нападали, а иногда даже приходили на выручку неудачнику-собрату, если тот влипал в серьезные неприятности. Я стал пиратом, но так до конца и не искоренил из себя офицера военно-морского флота. Мы нападали на торговые корабли, но старались не топить их, не убивать лишний раз. К чему излишние зверства? Мы забирали груз, если он представлял для нас интерес, драгоценности и деньги и выводили чужое судно из строя, чтобы успеть скрыться с добычей. Наверное, это глупо, оставлять потенциального врага за спиной, но мне не хотелось лишних жертв. Мне за время войны всего этого хватило. Удача сопутствовала мне: нам удавалось достаточно быстро и относительно выгодно сбывать награбленное добро, миновать опасные участки, где мог быть военный патруль, и уходить от преследования, если случалось все же засветиться. Нас сложно было поймать, поскольку у меня было преимущество как перед другими корсарами, так и перед военными — обе системы я знал изнутри. За мою голову, как и за головы большинства пиратов, наверняка была назначена награда, но я никогда не интересовался ценой вопроса. Мне не хотелось знать, сколько стоит моя жизнь в денежном эквиваленте — для меня она бесценна. Шальная гонка за удачей длилась уже восемь лет, когда я встретил его в третий раз. Мы вторые сутки вели торговое судно, принадлежащее демонам. Судя по осадке, корабль был набит под завязку, но нам было неизвестно, что он перевозил. Кораблей сопровождения не наблюдалось, и это могло означать, что груз не так уж и ценен. Не хотелось рисковать из-за ерунды, но это могло быть и обманным маневром. Мы решили не пороть горячку и незаметно крались следом, присматриваясь к потенциальной жертве. Моя интуиция нашептывала мне об опасности, но ничего подозрительного мы так и не заметили, поэтому на вторую ночь слежки напали. Наша легкая шхуна быстро нагнала неповоротливый большегруз, и нас заметили слишком поздно, чтобы успеть избежать сближения и предотвратить абордаж. Суда сцепились, и мои ребята с веселыми воплями повалили на торговый корабль. Завязался бой. Поначалу все шло как по маслу: наша малочисленная, но опытная команда ломала сопротивление плохо обученных торгашей, но внезапно расклад сил кардинально изменился. Мы почти подобрались ко входу, ведущему в жилые каюты, как вдруг дверь отворилась, и на палубу высыпала группа из пяти вооруженных до зубов демонов, и возглавлял этот маленький отряд… мой демон. На мгновение я растерялся, и демон воспользовался этим, резко заходя мне за спину. Я развернулся и успел заметить, как он быстрым пинком сдвинул засов, запирающий решетку трюма. Похоже, это был какой-то знак, потому что решетка немедленно отлетела в сторону, и оттуда повалили вооруженные демоны. Понимание озарило меня, но, к сожалению, слишком поздно: это был не торговый корабль — это была ловушка. Моя команда быстро сориентировалась в новой обстановке и поняла, что ловить здесь нечего, а нужно, наоборот, спасать свою шкуру. Ребята старались прорваться к борту, чтобы перебраться на нашу шхуну, обрубить канаты и сбежать. Немногим это удалось, большая часть команды погибала на моих глазах, сраженная профессиональными военными. Сам я ничем не мог помочь им, поскольку бешеный демон также узнал меня и моментально атаковал. — Продолжим? — оскалился он мне в лицо. И мы продолжили, словно не было этих долгих восемнадцати лет. Казалось, мы не прерывали наш прошлый поединок, и он длится до сих пор. Так же звенела сталь, тот же жар окутывал наши тела, та же ярость, переходящая в раж, бурлила в крови, тот же азарт светился в глазах. И вдруг все закончилось. Мою спину невыносимо обожгло, в голове раздался гул, и она тут же взорвалась ослепляющей болью, от которой перехватило дыхание. Перед глазами поплыл красный туман, сквозь который я успел увидеть изумленное и — самому не верится! — обеспокоенное лицо моего демона. И уже падая на скользкую от крови палубу, я заметил, как он метнулся ко мне; я услышал звон отброшенных в сторону клинков, эхом отозвавшийся в моем сознании до того, как красный туман окончательно поглотил меня. Я очнулся в темноте, тишине и холодной сырости. Когда глаза немного привыкли, я смог рассмотреть серый камень стен, потолка и пола моей камеры, а также металлическую дверь с крохотным, забранным толстыми прутьями оконцем. Я лежал на грязном тюфяке, набитом сбитой соломой, и мою лодыжку обвивало стальное кольцо, соединявшееся с мощной цепью. Она крепилась к одному из толстых штырей, вбитых в стену. Воздух в камере был спертым и влажным, и дышать им было затруднительно и неприятно. Я не знал, где находился и сколько времени прошло с момента моего пленения. Я приподнялся на руках и медленно сел, и мне на лицо упали короткие неровные пряди моих некогда длинных и светлых волос. Сейчас же они представляли собой опаленные, слипшиеся серые сосульки, едва прикрывавшие шею. К моему удивлению, ничего не болело, то есть либо я находился здесь достаточно давно, либо меня подлечили. Лишь в голове слабо пульсировало, отзываясь на монотонную подвальную капель: кап-кап. Я нисколько не сомневался в том, что нахожусь в плену, и этот факт не вызывал у меня восторга. Хоть сейчас и не война, но и я уже не офицер. Я пират, преступник, и не важно, к какой расе я отношусь и кто меня пленил — никто не предложит за меня выкуп и не будет меня искать. Пираты не имеют расы, так что спасения ждать неоткуда. К смерти я готов всегда. Я пират, я выбрал свою судьбу сам, и я знал, на что шел. Пираты редко умирают от старости. Меня ожидает казнь, только мне не совсем понятно, почему меня не добили сразу? Я попробовал цепь на прочность, попытался разомкнуть кольцо на лодыжке, и даже подполз к штырю, пытаясь его разогнуть. Ничего. Как-то отстраненно отметил широкие антимагические браслеты, что плотно охватывали мои запястья. В общем-то, ожидаемо. Не знаю, сколько я так провозился, исследуя окружающую обстановку и предаваясь безрадостным мыслям, но в какой-то момент задремал, усевшись на тюфяк и оперевшись спиной об осклизлую стену. Меня разбудил громкий скрежет металлической двери. Я вздрогнул и открыл глаза, но тут же прищурился. В камеру вошел мой демон, освещая себе путь магическим светляком. Светляк завис под потолком, окончательно прогоняя тьму и в деталях осветив все убожество окружающей обстановки. В руках демон держал тонкий металлический поднос, похоже, с едой и питьем. — Очухался, — кивнул он сам себе. — Давно пора. Тебе надо поесть. Он остановился в полуторах метрах от меня, присел на корточки, поставил поднос на пол и подвинул его мне. Хоть я и чувствовал слабость, вызванную длительным голодом, есть мне не хотелось, а вот пить — да. Я схватил кувшин и начал пить прямо из него, не обращая внимания на стоящий рядом стакан. Вода была чистая и прохладная, я выпил больше половины, прежде чем смог оторваться. — И тебе привет, — ухмыльнулся я, вытирая губы рукавом. — Где я? — А как думаешь? — В тюрьме? — Нет, ты в моем загородном поместье. Удивлен? — заметив мое замешательство, спросил он. — Да. Почему здесь? — Потому что мы с тобой еще не закончили, — знакомо ухмыльнулся он. — А ничего, что ты укрываешь в своем доме преступника? — Все думают, что ты погиб. — Значит, властям ты меня не сдашь? — уточнил я. — Нет, ты принадлежишь мне. — Да неужели? Я сам по себе. Что с моими ребятами и кораблем? — Большая часть твоей команды погибла, остальная скрылась на шхуне. — Значит, моя ласточка не досталась тебе? Это радует, — и я рассмеялся ему в лицо, видя ярость в темных глазах. — Что думаешь делать со мной? Ради нашего с тобой незаконченного поединка ты заманил меня в ловушку и ударил в спину, инсценировав мою смерть. Не поленился выходить, спрятать в своем подвале, как сокровище какое. Для чего все это? — Все не так! — рявкнул он. — Да, мы организовали ловушку для пиратов, но я не думал, что попадешься ты. Я не знал, кем ты стал. Что касается удара в спину… я этого не хотел. Наш маг перестраховался и вырубил тебя. — Не оправдывайся, жалко звучит. — Я не оправдываюсь! Не тебе, пирату, говорить мне о подлости! — Ты ничего не знаешь обо мне, так что не тебе меня судить. — Почему ты пошел в пираты? — Я не собираюсь изливать тебе душу. У меня были свои причины для этого. — Видимо, нам суждено все время быть по разные стороны баррикад. — Точно: я эльф — ты демон, я пират — ты военный, я пленник — ты тюремщик. — Я твой хозяин. Его слова полоснули меня похлеще клинка. У меня не было, нет и никогда не будет хозяев. Я свободен. Я жизнью своей так не дорожил, как свободой. Я думал, он понимал это. Мне стало горько и обидно, словно это не я в своих ожиданиях ошибся, а он меня в чем-то обманул, хотя ни он, ни я ничего друг другу не обещали. Да мы и разговаривали-то с ним сейчас впервые. Однако, вопреки логике и здравому смыслу, я не мог избавиться от иррационального чувства обиды. Мне захотелось сделать ему так же больно, как он сделал мне. — Правда? Что-то я не заметил на своем теле никаких знаков принадлежности кому-либо. А вот на твоем… — я зло улыбнулся и провел пальцем по своей щеке. Его глаза прищурились от ярости, и он резко дернулся в мою сторону. Я рефлекторно сгруппировался и швырнул в него кувшин, который все еще держал в руках. Демон увернулся, откатившись в сторону. Тогда я схватил поднос и метнул его вместе со всем содержимым. Демон вновь увернулся, правда, металлический край подноса все-таки задел его, и из раны на виске веселым ручейком побежала кровь. — Ах ты, тварь такая! — рявкнул он и бросился на меня. Я успел вскочить на ноги, и мы сшиблись с ним, как волки. И так же, по-волчьи, мне хотелось вцепиться в его горло зубами, разорвать его тело. Не было и следа того шального азарта, который охватывал меня в наши предыдущие встречи, — была лишь слепая, дикая, звериная злость. Да и поединком это было не назвать — это была грязная драка, абсолютно без каких-либо правил. На поражение, на выбывание. Я не выбирал, куда бить, я просто бил: кулаками, ногами, головой. В ответ получал такие же хлесткие удары. Он рвал меня когтями, хлестал хвостом, оставляя на моем теле кровавые полосы. Правда, он не использовал магию, иначе мне пришлось бы туго. Мы отлетали друг от друга и вновь сцеплялись. Цепь мешала мне нормально двигаться, не давала отойти далеко от стены, но я тянулся к демону как мог. И он использовал это мое затруднение: когда цепь в очередной раз натянулась до предела, демон ударил по ней ногой, практически выворачивая мне лодыжку. От дикой боли я заорал, не удержал равновесие и упал. Демон кинулся на меня, перевернул на живот и придавил всем телом к полу. Он вытянул мои руки вверх и скрутил их своим хвостом. Я дергался, извивался, брыкался, старался достать его головой или ногами, но демон держал крепко и уворачивался от ударов. — Какая же ты тварь! Тварь! Какая ж ты сука-а-а! — рычал он надо мной. Я чувствовал, как его руки шарят по моему телу, а когти рвут одежду на ленточки. Он что-то рыкнул, и я ощутил холод, на мгновение прошивший поясницу и сковавший живот. Я понял, что меня ждет, и начал сопротивляться еще активнее, на пределе своих сил. Демон схватил меня за волосы и приложил головой об пол. В ушах зазвенело. Я застонал сквозь стиснутые окровавленные зубы и постарался всеми силами не потерять сознание, продолжал дергаться. Он растолкал ногами мои колени и устроился между ними, навалился на меня всей тяжестью, вцепился зубами в загривок, зафиксировал руками бедра, пропарывая кожу когтями. Я орал, срывая голос, хрипел, выл, выплескивая в крике свою ненависть; я дергался и извивался, пытаясь выползти из-под демона, но тщетно. А потом пришла БОЛЬ. Ослепляющая, пронзительная, всеобъемлющая. Она вгрызлась в меня, разрывая на куски мое тело, пронеслась по нему огнем и захватила полностью. Я стал сплошным пульсирующим сгустком боли. Я не знаю, сколько это продолжалось. Понятие времени перестало существовать для меня, да я и сам перестал существовать. Осталось лишь окровавленное тело, лежащее на сыром каменном полу. Меня иссушили, изломали, разорвали и бросили. Меня больше не было, хотя тело зачем-то продолжало жить: дышать, чувствовать, даже думать. Я ощущал себя корабельным канатом: ниточка за ниточкой рвалась-рвалась-рвалась — и вот уже два куска вместо единого целого: один — тело, второй — сознание. По отдельности. А по отдельности куски никуда не годятся. Я лежал с открытыми глазами и смотрел в темноту; я ощущал стылый холод пола и промозглую влажность воздуха; я слышал, как срываются и падают на пол капли воды с потолка: кап-кап… Своеобразный дождь в одной отдельно взятой камере. И как же он был не похож на настоящий. Здесь все было ненастоящим, и я в том числе. Я очень хотел прекратить эту искусственную жизнь. Говорят, эльфы это могут, стоит лишь запустить внутри какой-то механизм — и все: уйдешь за грань, а с чистого неба прольется теплый дождь, словно смывая следы твоего существования. Знать бы еще, где этот механизм и как его запустить. Как приказать своему сердцу остановиться? Если бы я только мог, я бы обязательно это сделал. Хотя… Я посмотрел на стену, и мой взгляд остановился на скрученном штыре, что удерживал мою цепь. А вот и выход. Не обращая внимания на боль и слабость, я приподнялся на руках. Голова немедленно закружилась, я ощутил во рту противный вкус крови и чужого семени, от которого к горлу подступил ком, и меня вырвало на каменный пол какой-то горечью. Переждав приступ головокружения, я медленно пополз к стене, а когда добрался — привалился к ней спиной. Штырь был не очень высоко, где-то в полуметре от пола, так что я свободно доставал до него руками. Антимагические браслеты, конечно, мешали, но не настолько, чтобы меня остановить. Я поднес локтевой сгиб к острому концу стального штыря, надавил и дернул руку вниз, разрывая предплечье до кости. Было больно, но эта боль лишь добавилась к уже существующей. Я проделал то же самое со второй рукой и обессиленно сполз на пол. Кап-кап… Я чувствовал, как жизнь вытекала из меня сначала бордовыми ручейками, а потом, как подвальная влажность, монотонно капала на пол. Красные бусины разбивались о серые камни и превращались в кляксы-звезды, которые скапливались в грубых шрамах стыков и сливались в одну большую лужу. Красное на сером, белое на красном. Я лежал в луже собственной жизни. Боль постепенно оставляла меня, тело немело, и я уже практически не чувствовал холод. Меня окутывал туман, и на этот раз он тоже был красный. Такой мягкий, пушистый. Он забирал мою боль, забирал окутывавший меня холод, укрывая меня своими мелкими щекотными каплями. — Держись же, ну! Очнись! Борись! — кто-то кричал мне откуда-то издалека. Бороться? С кем? И зачем? — Ты же воин! Был. — Ты же офицер! Был. Чьи-то руки вынырнули прямо передо мной и потащили меня прочь из тумана. А я не хотел покидать его, я упирался и цеплялся за свое уютное кровавое одеяло, но оно проходило сквозь пальцы, ускользало от меня. А руки все тащили, и тащили, и тащили… Я очнулся и не узнал место, в котором находился. Это была не темная камера, а просторная светлая комната с большими окнами. Стены были обиты нежно-голубым шелком, под потолком плясали магические светляки. Я лежал на широкой кровати, застеленной белым постельным бельем. Легкое одеяло укрывало меня до груди, мои руки лежали поверх него и от запястий до локтей были забинтованы. Моя кожа была очень бледной и практически сливалась по цвету с бельем и бинтами. Белое на белом. — Ты очнулся? — раздался тихий голос откуда-то сбоку. Я повернул голову и увидел сидящего в кресле демона. Рядом с ним расположился небольшой столик, на котором стояла большая прозрачная ваза с крупными ярко-красными розами, от вида которых у меня на мгновение что-то шевельнулось внутри, а в голове мелькнула неясная мысль. Но пропала до того, как я успел ухватить ее и обдумать, и меня вновь заполнила пустота. Демон выглядел усталым, даже больным: бледные губы крепко сжаты, хищные черты лица заострились, и на смуглой щеке очень четко выделялась тонкая линия шрама. Демон смотрел на меня напряженно, странно настороженно, во взгляде темных глаз плескалось непонятное мне отчаяние. Я знал его и не знал одновременно. Что-то связывало нас, но я не хотел вспоминать что. Он встал и подошел ко мне, сел на край кровати, протянул руку и осторожно сжал мои пальцы. — Как ты? — спросил он, обеспокоенно вглядываясь в мои глаза. Я промолчал. Я не знал, что ответить, да и не хотел, потому что не видел смысла в разговорах. Мне вообще все вокруг казалось бессмысленным. — Прости меня, — хрипло зашептал он, — я не хотел, чтобы так… Все должно было быть не так… Пожалуйста, живи… Он продолжал говорить что-то еще, но я не вникал. Закрыв глаза, я уплыл в свое спокойное забытье. Я спал и просыпался, и демон постоянно оказывался рядом. Он поил меня чем-то, кормил с ложки и постоянно разговаривал со мной. Иногда сквозь сон я чувствовал, как он сжимал мои пальцы, гладил лицо, перебирал волосы. Порой, просыпаясь, я видел его, спящего рядом и осторожно обнимающего меня. Со временем он стал усаживать меня в кресло, заставлял ходить по комнате. Он приносил мне книги или читал вслух сам. Я слушал, но не слышал. Его голос был фоном для меня. Я сидел в кресле, рассматривал круглый солнечный диск на голубом небе и вдыхал влажный ветер, что залетал в приоткрытое окно. Я порванный канат. В одно раннее утро демон зашел в комнату и положил на край кровати стопку одежды. — Одевайся, мы пойдем гулять. Я послушно встал, скинул халат, в котором спал, и стал одеваться. Демон подошел к окну и все это время стоял ко мне спиной. Когда я был готов, мы покинули комнату, прошли коридор и спустились на первый этаж. Демон шел впереди, показывая дорогу. Мы оказались на улице и пошли по грунтовой дороге, ведущей в неизвестном мне направлении. Я не узнавал ни дом, ни место, где он был расположен. Дорога незаметно спускалась вниз и наконец вывела нас к морю. Лазурные волны лизали песок, ластились к прибрежным камням, обнимая их и окатывая брызгами. Солнечный свет отражался в прозрачной воде и перекатывался по ней золотистой рябью. Соленый ветер раздувал парусом рубашку на моей спине, а я смотрел на море, чувствовал ласку этого ветра на лице и где-то в глубине души знал, что и это море, и этот ветер значат для меня очень многое. Но я не знал что. — Ты можешь идти, — тихо сказал мне демон. Я повернул голову и посмотрел на него. — Я отпускаю тебя, ты свободен, — и посмотрел на меня больным тоскливым взглядом. Свободен. Это слово было когда-то важным для меня. Оно было связано с ветром и морем. Я повернулся и пошел вдоль кромки воды. Волны бросались на мои сапоги, кидались в меня мелкими брызгами, которые попадали мне на одежду и лицо и скатывались по щекам солеными каплями. Кап-кап… Я слушал море, дышал ветром и шел вперед, туда, где волны обнимались с небом и клубился туман, на этот раз белый. Я вошел в этот туман и действительно почувствовал: я свободен. ***** На пустынном берегу сидел демон. Он смотрел на море, но не видел его. Ветер давно растрепал сложную косу и безнаказанно играл длинными черными прядями, но демон и этого не замечал. День клонился к закату, и там, на горизонте, где небо сливалось с морем, опускалось в воду уставшее солнце. Внезапно голубое полотно безоблачного неба разрезала яркая вспышка молнии, потом заворчал гром, а на песок упали первые капли дождя. Демон лег на спину и закрыл глаза. Теплые капли, попадая на лицо, скапливались в тонком желобе шрама и стекали вниз, прячась в черных волосах и впитываясь в песок. Кап-кап…