Кровь

Острый клинок входит в самую плоть, режет артерии, надвое рвет сухожилия. Голова отлетает в сторону. Секунду - другой воин с хриплым возгласом оказывается пригвожденным к дереву, насквозь пробитым возле сердца. Катана впивается в древесину. Горячая, алая кровь обагряет доспех врага, вкус крови, цвет и её и запах, кажется, наполняют собой весь мир, и Мицунари впервые за последние три дня вздыхает с восторженным облегчением. "Смотрите, Хидееши-сама! Я убил их всех ради вас!" - резким движением он вынимает меч из груди солдата, опьяненным взглядом долю мгновения глядя на прозрачную синеватую сталь, по которой темнеющими потеками змеится кровь. Замирает на секунду, тихо взвывая, и падает на колени, отшвыривая в сторону мешающее мертвое тело. Все вокруг такое же темное. Все вокруг только кровью и пахнет. Даже сталь клинка, свет которой он различал поначалу, меркнет, тускнеет, становится такой же мутно-серой, как все вокруг. Через эту пыльную влажную паутину, через пустоту - видны только багровые потеки своей и чужой крови. Он кидает взгляд на ладони - будто и они исполосованы все чужими клинками, как же они болят. Даже нельзя будет взять меча в руки - вместо рук разодранные куски мяса, а боль поднимается дальше, выше, врезаясь в самое сердце, переламывая всю грудную клетку. Страх, ледянящий до озноба - Мицунари тихо всхлипывает и тут же поднимает голову. "Убью тебя..." - кровавые слезы струятся по щекам - еще немного, когда-нибудь, он убьет скорее сам себя, когда алая тьма так же схватит его в плен своих кровавых кошмаров наяву. Когда невозможно отличить, что случилось вправду, а что - лишь фатнтазии, лишь эта огненная кровавая пляска - Мицунари не в силах уловить её природы. Она - его сила. Она - убивает его без жалости, её можно успокоить только кровью. Он встает резко и неожиданно, когда этот странный приступ прекращается. Боль, другая, вполне осязаемая, терзавшая его с того самого дня - возвращается. Не тот дикий поворот собственного темного безумия - эта боль иная, пустая и холодная. Она так и остается сероватой, как проржавевшее лезвие ножа. Привычная, такую он терпит совершенно молча, напротив, уходя в себя. И ненависть... к нему, который одним кратким поединком сломал весь мир Мицунари. Который ложью своей, коварством своим загнал господина Хидееши в свои сети. Нет. Не Иэясу - себя сейчас Мицунари ненавидит больше всего. Он не уследил. Он допустил гибель своего господина, единственного, кто смог принять Исиду, кто доверял ему целиком, отдавая прямо в руки возможность строить новый мир вместе с ним. Страшное, темно-багряное постепенно отходит вдаль, расползается перед глазами, как рассеченная кожа. Мир становится другим. Таким, во что превратился за последнюю половину месяца. Звенящая, бессмысленная и страшная пустота. Серый и меркнущий, как небо над головой, как все вокруг. Хватило немного, чтобы сломать, растоптать, не оставить ни пяди прежнего видения. Все, что выстроил господин Хидееши, все то сильное, прекрасное, осветившее жизнь Мицунари - было убито, растоптано, истерзано. В тот день Иэясу стоял и улыбался... он посмел... посмотреть с этакой жалостью, с омерзительным снисхождением. "Я буду рад, если когда-нибудь ты поймешь меня правильно и присоединишься ко мне..." Чертова лицемерная тварь! После того, что он сделал собственными руками, после того, как он изломал то, что виделось Мицунари незыблемым, вечным, наконец-то сбывшейся реальностью, о которой Исида даже не смог бы мечтать - Иэясу разрушил это, одним движением столкнул вниз в пропасть. Будто этот прекрасный, живой и настоящий мир был лишь картонной декорацией. Она рухнула, и перед глазами оказались голые облезшие стены; переполненный кровью и злобой, тот же отравленный сероватый мутный воздух. Все та же пустыня, в которой Мицунари жил с самого детства, все тот же холодный темный голод внутри, та же пустота, которая больше не насыщалась кровью. *** - Эй, ты чего? Пойдем скорее, господин Хидееши верно уже заждался! - Иэясу стоит, улыбаясь светло. Слишком светло, слишком тепло, так, что становится больно глазам... так, что черные полусгнившие ветви какого-то дерева, с кусками мяса и кожи на них, тянушиеся к Мицунари, хватающие за горло его - исчезают, отступают. Обыкновенный песок под ногами. Иэясу говорит что-то тихо, успокаивающее. Мягко-мягко. Берет за руку - она наконец ощущается как что-то живое посреди моря мертвых тел. Мицунари тяжело выдыхает, почти падая на плечо соратника, утыкаясь в него лбом. - Опять это у тебя? - в голосе - сплошное сочувствие. Токугава осторожно, едва ни с нежностью, убирает серебристые пряди волос от лица. Мицунари слегка усмехается, наконец возвращаясь к реальности. - Извини... - почти повисает на Иэясу, буквально на секунду. Потом выпрямляется, не отнимая руки. И - улыбается в ответ на улыбку Токугавы. Как же он терпит все это... как не страшится подойти в тот момент, когда ярко-рубиновое, сама ярость Тьмы, уступает место черной, зловещей пустоте, когда кошмары буквально сжирают Мицунари. Когда он, в забытьи яростного безумия, может жизни лишить любого подошедшего... Такое - проходит и само, прежде выгрызая душу до последней капли. В глазах Иэясу нет ни толики страха, неуверенности, отвращения. Только теплота, сочувствие и забота. Мицунари тогда уверен, что убьет, уничтожит ради него любого. Каждого, кто посмеет даже косо посмотреть в сторону Токугавы. До этого только господин Хидееши мог надеятся на такую привязанность со стороны Исиды - нелюдимого, слишком нервного, не умеющего бороться с неконтролируемыми вспышками собственной агрессии. С Иэясу он постепенно и сам становился спокойнее. Гораздо уверенней. Из светлых прозрачных глаз почти ушло то выражение вечной затравленности и глухой злобы, что не покидало их прежде. Он верил Токугаве абсолютно. Так же, как и своему господину. Кристалльно, совершенно честен с ними, равно без всяких обиняков выражая свой гнев и свою признательность. Был так ужасно, так непростительно глуп... "Почему ты убил его и даже не пытался напасть на меня? Так было бы лучше, было бы гораздо честнее. Я бы убил тебя, или сдох бы сам - но был бы уверен в том, что ты пойдешь до конца в больном своем предательстве..." - Он идет теперь совершенно прямо, ровно, не срываясь в бег. Взгляд его холоден. Мертвецы остались позади... живые - есть впереди. И всем им уготовано будет стать лишь кусками гниющего мяса посреди поля боя. Пока его рука держит катану, пока он способен стоять на ногах... они будут умирать в Его славу, они будут кирпичиками к величию клана Тоетоми. А потом... он найдет проклятого Токугаву и отсечет ему голову. Даже не говоря с ним. Тогда... тогда можно будет проследовать за своим господином, оставив эту бесконечную кроваво-серую карусель кошмара.