Он всегда начинал щурить глаза, как только снега становилось слишком много, впрочем, в этой части Скайрима его всегда было более, чем предостаточно. Почти не задерживаясь на площади, мы двинулись вперёд и, казалось, заплутали в хитросплетении каменных тёмных улочек Виндхельма, которые, как мне всегда казалось, были покрыты снегом весь год. Его всё же время от времени расчищали, потому, вглубь города мы продвигались без особого труда. Лишь время от времени, местные норды, суровые, как сама зима, бросали на моего спутника
И глаза их сияли, будто морозное небо.
Не смотря на весьма юный возраст Садри (ему было около сорока лет), он тем ни менее был совершенно не разговорчив и спокоен, как морской утёс.
Вечерело, а мы всё ещё медленно шли по городу. Сначала мне подумалось, что Орвас меня куда-то ведёт, но мы плутали так долго, что я, наконец, уверилась в том, что мы просто ходили по городу, не перекинувшись ни единым словом. Часть доспеха данмера скрывала какая-то холщовая накидка, а голову покрывал капюшон, что придавало ему бедный и несколько подозрительный вид.
Стоило небу чуть окраситься в лиловой, как тени могучего каменного города стали гуще, темнее, и мне уже стало казаться, что мы идём отнюдь не по городу, а опрометчиво путешествуем по желудку огромного каменного волка. Стены были влажными от снега, что делало их ещё темнее и больше усиливало сходство с животными внутренностями, однако, с заходом солнца, снег тоже засиял мистическим серебряным светом, которого всё же было недостаточно, чтобы разогнать, объявшую нас тьму. Стены великого города, хоть и были достаточно высокими, всё же невероятно сильно давили.
Мы так же продолжали наш путь в неизвестность, пока я не услышала знакомые хриплые голоса, кажется, мы вошли в Квартал Серых. Мне было странно называть квартал данмеров «Кварталом Серых», ведь у большинства тёмных эльфов, что я видела, да и у самого Садри кожа была цвета ночного неба.
Наконец, мы снова свернули куда-то и хриплые голоса стали громче, а затем, через секунду перед моим носом отворилась дверь, разгоняя зимние холод и тьму золотым светом очага. Мы скользнули внутрь таверны, и дверь за нами закрылась, оставив город наслаждаться своим величием, холодом и темнотой.
Шаги Садри громко отозвались в небольшом уютном помещении, не смотря на поздний час, удивительно пустом. Мои щёки всё ещё щипал мороз, хотя их уже коснулось приятное, почти домашнее тепло. Я повернула голову в сторону Орваса и увидела, что он стянув капюшон, открыл, грязные выкрашенные в рыжий, волосы, у которых виднелись тёмные корни. Он сделал несколько быстрых шагов в сторону хозяина таверны, наклонившись над стойкой, Орвас сказал хозяину несколько слов и ко мне вернулся уже с ключом.
И что-то ужасающе печальное было в его высокой фигуре, покрытой до колен холщовой мантией. В красных, будто кровь глазах, промелькнула усталость, а на губах появилась улыбка. Снова, ничего не говоря, он лишь кивнул мне.
Когда мы поднялись по, пахнущей сухим деревом лестнице и вошли в небольшую комнату, Орвас сразу же бросил дорожный мешок в угол, а сам сел на крепко сколоченный деревянный стул и почему-то очень внимательно посмотрел на меня.
Мы жили с данмерами рядом огромное количество времени, но я никогда не могла привыкнуть к ним и потому хорошо понимала людей, которые их боялись. Черты лица вытянутые и чуть заострённые, сильно выступающие надбровные дуги, почти всегда изогнутые в усмешке, практически чёрные губы, на чьём фоне зубы сверкали ослепительно ярко, тёмная синяя кожа и глаза цвета пролитой крови. Не смотря на то, что я хорошо знала Орваса, в его облике всё же оставалось нечто зловещее, нечто чуждое всему моему человеческому существу.
По спине всегда пробегали мурашки, когда он растягивал тёмные губы в улыбке, так было и в этот раз.
- Ты можешь спуститься за едой вниз, - его голос был похож на шелест страниц. Было в нём что-то непередаваемо старческое, столь чуждое всему, что я знала о Садри.
- Я собиралась, - коротко отозвалась я и спустилась вниз.
***
Сколько бы дорог мы не прошли вместе, он всегда оставался для меня загадкой: будучи весьма молодым, он иногда пытался постичь обычаи людей, однако, как правило, не до конца их понимал, потому у него не слишком получалось. Единственное, что он делал всегда – это красил волосы, если в путешествии появлялась такая возможность. Орвас думал, что этот простой жест делает его на шаг ближе к людям (что, наверное, было правдой), и потому он часто сравнивал себя с принцем Хелсетом, отрезавшим кончики своих ушей, чтобы больше походить на человека. Не смотря на всю любовь Орваса к новаторству, в нём всё же были силён традиционализм в лоне которого его воспитывали и он искренне почитал духи предков и печальную пепельную землю в которой был рождён.
И теперь на корабле, по дороге из льдинок и прозрачной воды, мы двигались в сторону того, что осталось от родины Орваса. Конечным местом нашего путешествия в этот раз была Воронья Скала, что на Солтсхейме. После катаклизма часть ледяного острова была покрыта пепельной почвой, принесшей с собой и природу погибшего Варденфелла, с которого и был родом Орвас.
По темно-синим с зеленцой волнам нас несла хлипкий кораблик под руководством печального и задумчивого нордского капитана. Пожалуй, единственным чувством, которое я ощущала в этом путешествии – была печаль. Что чувствовал Орвас – я не знаю. За всё время плаванья он так и не открыл лица. Я не знаю, что было тому причиной. Скорее всего, это был солёный горький ветер, несущий с собой запах пепла.
***
Мы ступили на землю Вороней Скалы как только забрезжил рассвет. На «улицах» небольшого островного городка никого не было, лишь яркое зимнее солнце скользило по выставленным рядом с лавками предметам. Видимо, их вовсе не убирают на ночь. Орвас сошёл с корабля сразу после меня, данмера немного качало. Он сделал несколько шагов, ступил на помост и, наконец, откинул капюшон.
Мер резко повернулся ко мне и очень странно на меня посмотрел, почти, как в первый день нашей встречи.
- Не знаю, поймёшь ли ты, что для меня значит это путешествие. Может, для тебя это было бы подобно возвращению в Атмору, - его губы вновь растянулись в улыбке.
Пропустив его слова про древнюю родину, я спросила его про родину настоящую.
- Ты скучал по месту, где ты родился, Орвас?
Он отчего-то неловко переступил с ноги на ногу.
- Если честно, то я не знаю. У меня просто было чувство, что я должен быть или хотя бы побывать в… месте похожем на мою родину.
Я кивнула. Это я понимала.
- Пойдём, отойдём чуть от города, посмотрим на пейзаж. Он с неведомой мне лёгкостью тронулся с места и начал подниматься по небольшому пригорку. Я последовала за ним. И через минуту нашему взору открылся маленький городок со странными домами, похожими на панцири гигантских насекомых. Дома стояли на серой пепельной земле, на которой тем ни менее росли хилые ёлочки, высокие сосны и какие-то непонятные мне растения, больше похожие на гигантские корни. А ещё пепел обнажил все камни и неровности, до этого скрытые снегом и потому местность напоминала спину гигантского серого ящера. Однако, пепел всё ещё не мог изгнать снег до конца, потому земля вокруг Вороней Скалы пестрила серыми и белыми пятнами.
- Посмотри, разве здесь не прекрасно? – почти шёпотом произнёс Орвас и в этот раз его голос походил на тихую песнь дождя.
- Да, здесь красиво, - откликнулась я, но не чувствовала от этого места ничего кроме опасности и тягучего чувства безысходности.
Ещё рез минуту я почувствовала рядом с собой странное движение, я резко повернулась и увидела, что Орвас встал на колени. Следы пыли на его броне стали чётче. А затем он преклонил голову, коснувшись лбом какого-то камня, а губами того самого вварденфеллского пепла. Мне показалось, что в таком положении он провел несколько минут. А ещё мне показалось, что он шептал молитвы.
Наконец, он поднялся. На его лице и волосах были серые следы.
- Я угли и пепел, - сказал он и его тёмные губы растянулись в улыбке.
