Цветное стекло

Звон - бесцветные стекла вон Прозрачные стекла вон... Звон! (c) ZZ

Баш потер щетину на подбородке, тоскливо вздохнул и поднес к горлу тонкий стилет аркадианской работы. Тусклое, заляпанное пятнами неизвестного происхождения зеркало отразило мученическую гримасу бывшего гвардейца, измазанного подсыхающей мыльной пеной. Бриться кинжалом было на редкость неудобно, но купить бритвенный прибор, или посетить цирюльника все руки никак не доходили. К тому же не факт, что из цирюльни его не отправят обратно в подземелья Нальбины, где Ноа... то есть, судья Габрант с радостью исполнит давно откладываемый приговор. Проще всего было бы одолжить бритву у Бальфира - воздушный пират всегда был чисто выбрит. Но Башу не улыбалось в очередной раз выслушивать колкости насчет восставших из гроба цареубийц, - как и вообще, лишний раз обращать на себя внимание циничного попутчика. Кинжал соскользнул, оставив на щеке красную полоску, и Баш ругнулся. Порез тут же защипало, мыльная вода приобрела розоватый оттенок. С грехом пополам избавившись от жесткой светлой щетины, капитан плеснул в лицо водой и мрачно обозрел результаты своего труда в мутном стекле. Да, пожалуй, на прием в королевский дворец его бы с такой физиономией, мягко говоря, не пустили - а, скорее всего, вышвырнули бы за ворота оного дворца, вздумай подозрительный оборванец подойти поближе. - Проливаете кровь на благо отчизны, капитан? - раздался сзади знакомый ленивый баритон. Баш отпустил рукоять меча, за который схватился чисто рефлекторно, и снова выругался, на сей раз про себя. В дверях небольшой комнатки стоял, небрежно опираясь о косяк, невысокий светловолосый мужчина в дорогой, но удобной одежде. На его губах играла обычная презрительная улыбка, но ореховые глаза смотрели серьезно. - Бальфир, - буркнул гвардеец, утирая бегущую по щеке теплую струйку, - а где Фран? - Ушла на разведку, - лаконично ответил пират, отлепившись от двери и прошествовав в центр комнаты. Баш почувствовал еле уловимый запах дорогого парфюма и поморщился. Этот тип умудрялся в любых переделках сохранять ослепительную белизну кружевных манжет. Ваан утверждал, что даже когда они пробирались по столичной канализации, на одежде Бальфира не оставалось и пятнышка. Если бы капитан не видел его в бою - никогда бы не поверил, что такой щеголь может превращаться в точную и неумолимую машину для убийства. Предмет его размышлений, он же - машина для убийства, тем временем нахально плюхнулся в единственное в комнате кресло и водрузил ноги на стол. Баш некоторое время созерцал черные длинноносые туфли - последний писк моды в Аркадисе, потом угрюмо поинтересовался: - А что остальные? - Ваан и Пенело спят, - Бальфир любовался своими ухоженными ногтями. - Ее высочество, скорее всего, нет. Капитан и сам прекрасно знал, чем занимается его принцесса. Сидит у окна, сухими глазами смотрит в дождливую мглу и гладит след от обручального кольца на пальце, или теребит погасший нефицит... И никто из ее спутников не в силах помочь. Пират прервал размышления Баша низким смешком: - В общем, все как обычно в нашей большой и дружной компании. - Так какого... В смысле, что тебе нужно? - скорректировал свой вопрос капитан в последний момент. Теперь Бальфир смотрел прямо на него, не мигая, как гадюка, готовая в любой момент броситься на свою жертву. - Нам нужно поговорить, капитан, - обманчиво мягко сказал он, выделив первое слово, - наедине. Баш снова утер с лица уже подсыхающую струйку крови, потом подумал и выудил из заплечного мешка темную бутыль, оплетенную соломой. Щеку обожгло огнем, зато царапина не должна больше кровоточить. Он разлил темную жидкость по бокалам, стараясь не встречаться взглядом с внимательно изучающим его пиратом. Бальфир принюхался и растянул рот в ухмылке. - Да уж, вы знали, чем запастись в Бужербе, капитан. Благодарю. Гвардеец присел на краешек кровати - больше было просто некуда, - взял свой бокал и недовольно воззрился на смакующего вкус мадху собеседника. - Что? - в ореховых глазах плескался смех. - Ты хотел поговорить. Наедине, - напомнил Баш. Пират патетически вздохнул. - Тюрьма изрядно подпортила ваши манеры, но мне это даже нравится. Итак, сразу к делу. Меня не устраивает, что вы мне не доверяете. - И это все? - Это большая часть моих претензий, капитан. Бальфир снял ноги со стола и подался вперед, оказавшись неожиданно близко от непроизвольно отшатнувшегося Баша. - А еще, мне кажется, вы меня боитесь, - с традиционной кривой ухмылкой добавил он, снова откидываясь на спинку кресла. Баш молчал. Проклятый проходимец ошибался в одном - чувства, испытываемые капитаном к своему спутнику, имели мало общего со страхом. Да, сначала это была подозрительная настороженность. Впрочем, в начале их путешествия Баш доверял только двоим - принцессе Эш и своему клинку. Потом появилось невольное уважение - капитан редко встречал людей, способных аккуратно и неторопливо заряжать пистолет прямо в разгар схватки, когда имперский солдат уже заносит свой меч для удара. Воздушный пират же лениво разрядил оружие прямо в забрало шлема и снова принялся орудовать шомполом, не обращая ни малейшего внимания на неразбериху вокруг. Их совместное путешествие продолжалось, и к уважению начало примешиваться восхищение. Бальфир умудрялся в самых тупиковых ситуациях не терять присутствия духа и смекалки, что не раз выручало спутников, и еще он был единственным, к чьему мнению прислушивалась принцесса. Не говоря уж о том, что этот человек был просто возмутительно, непристойно красив - и Баш ловил себя на мысли, что любуется его походкой и жестами - грациозными и опасными как танец стальных клинков. Вкус мадху вдруг показался Башу отвратительным, он отставил стакан и, вскочив, принялся расхаживать по комнате. Прищуренные карие глаза лениво следили за его метаниями, но пират молчал. - Это неправда, - наконец выдавил гвардеец, стараясь не смотреть на собеседника, - вспомни "Шиву". Вспомни Вос... Азеласа. Я поверил тебе - а не ему, хотя вместе с ним мы служили в гвардии, и ты оказался прав. Неужели это... не доказательство? - Ваши разборки с предателями меня не интересуют, капитан. С точки зрения консула, и вы, и я, и ваш драгоценный Восслер - все давно должны болтаться в петле. Кто, когда и кем был несправедливо обвинен, в данном случае не имеет значения. Думаю, на каждого из нас в Империи найдутся... Судьи. Капитан Азелас, если помните, хотел отдать нас с Фран имперцам - меня этот расклад не устроил. Пришлось перетасовать карты, но уверяю вас, мне нет никакого дела до проблем личной преданности участников Сопротивления. И до ваших личных проблем тоже, капитан, - Бальфир тоже поднялся и подошел к окну, не обращая никакого внимания на отшатнувшегося гвардейца. За грязным стеклом дождь все так же лупил по крышам, улицам и редким прохожим, превращая город в размытую акварель. Баш только сейчас заметил, что короткие золотистые волосы пирата вьются от влаги, а на кожаном жилете поблескивают капли - он явно выходил на улицу, вот только зачем? Капитан облизнул внезапно пересохшие губы и спросил: - Так что тебе от меня нужно? Доверие? Он почему-то не мог оторвать глаз от влажной полоски на загорелой коже, где чуть заметно пульсировала жилка. Бальфир, казалось, оборачивался вечность - и вдруг оказался рядом, так близко, что Баш ощутил тепло его тела, еще чуть-чуть - и они дотронутся друг до друга... Гвардеец вжался в стену, живот свело от смеси ужаса и предвкушения, а пират только улыбнулся - мягко, без обычной издевки, - и шепнул, обдав горячим дыханием: - Совсем не то, что ты думаешь. После чего развернулся на каблуках и вышел из комнаты, не удостоив растерянного капитана даже взглядом. Баш со стоном рухнул на незаправленную постель. И так у них все было из рук вон плохо - так теперь еще и это. "Совсем не то, что ты думаешь"... - Откуда тебе знать?! - в бессильной ярости прорычал капитан, комкая тощую подушку. Что этот напыщенный мерзавец мог понять в "проблемах личной преданности"? Как может понять значение слов "верность" и "предательство" человек, не приносивший вассальной клятвы ни одной живой душе? Человек без родины, вечно мотающийся по небу, чья единственная приятельница - ушастая женщина-механик... Неприкаянный бродяга, который, к тому же, отнюдь не тяготится своим одиночеством. "Вот оно, - с тоскливой злобой подумал Баш, - я ему просто завидую!". Осознание собственной глупости окатило холодной волной, помогло отвлечься от неуместных чувств. Капитан уселся на кровати, прислонившись спиной к прохладным доскам, и попытался проанализировать происходящее с ним. Да, Бальфир с завидной регулярностью доводит его до белого каления - своими ремарками, манерами, действиями, - да вообще самим фактом своего существования. Но это явно не все. Взгляд капитана упал на пустой стакан, пальцы невольно коснулись старого шрама, пересекающего бровь. Баш прикрыл глаза, вспоминая... *** В подземельях крепости Нальбина круглый год царят промозглая темнота и тишина, изредка прерываемая криками узников. Как бы ни пытались лучи палящего солнца Далмаски пробить каменную толщу, внизу всегда сыро и холодно. И - безнадежно. День за днем - все время одно и то же. Лязг доспехов означает время допросов. Скорее всего, в процессе тебя опять будут бить - имперская юридическая машина не знает разнообразия. Ей наплевать, что ты давно уже выплюнул с кровью все, что знал - а знал ты ничтожно мало. Твое дело война, а не дипломатия. В тюремной камере нет даже окошка, и время ты можешь отсчитывать только по визитам стражи. Иногда, если особенно повезет (или не повезет, это уж как посмотреть), звук немного отличается. Эти доспехи всегда начищены до блеска, и металл холодно и грозно шелестит как драконья чешуя. У Судьи Габранта просто такая привычка - заглядывать к тебе, когда он по своим делам оказывается в крепости. Что и кому он хочет доказать этими встречами - ведают только боги. И все же он приходит - снова и снова. Он мало говорит, а если и скажет что-нибудь, то ты потом месяцами будешь вспоминать его слова, придумывая контраргументы и скрипя зубами от бессилия. Но он, конечно, не за разговорами спускается в твою камеру. Он даже не снимает доспехи полностью. И то, к чему ты всякий раз оказываешься не готов, - твое собственное лицо под равнодушной железной маской. Лицо, которое каменеет всякий раз, как с твоих губ срывается имя "Ноа". Он трахает тебя быстро и деловито, как будто это входит в список обязанностей Судьи. Забавный, должно быть, список: "Пункт первый - инспекция крепости; второй - ужин с комендантом гарнизона; третий - секс с собственным братом". И каждый раз, когда он оставляет тебя, раздавленного, лежать на узкой тюремной койке, ты упрямо собираешь осколки собственного достоинства и цепляешься за спасительную мысль - ты должен жить. Должен остановить маркиза Ондора, который толкает Далмаску на край пропасти. Должен защитить от Империи королевство, ставшее твоим домом. И - должен попытаться обелить свое имя, если не перед его жителями, то хотя бы перед самим собой. *** Баш невесело усмехнулся и потер переносицу. Думал ли он, что ему снова будет кого защищать? Чудесное "воскрешение" принцессы сродни его собственному - за вычетом того, что ее народ боготворит, а его - ненавидит. Ну и пусть. Нам не привыкать... Но что еще более странно, думал ли он, что после Нальбины сможет испытывать влечение к кому-то? Вот и вылезло шило из мешка. Во имя богов, что он творит? Баш вымелся из комнаты, пытаясь не дать голосу разума остановить его, и без стука зашел в соседнюю. Зрелище, представшее его глазам, вполне могло попасть на обложку журнальчика из тех, что продавали из-под полы прыщавым подросткам в таверне "Дюнное море" в Рабанастре - типа "Шаловливых виера" или "Имперской любовной игры". В номере горели свечи, - до одури много свечей, - и пахло цветами и мускусом. Бальфир возлежал на узкой кровати так, как будто это было королевское ложе с балдахином, а рядом, закинув ногу ему на бедро, устроилась ослепительная брюнетка в чем-то воздушном и прозрачном. Зато теперь, по крайней мере, понятно, почему его понесло на улицу в такую погоду... Баш почувствовал, что у него начинают полыхать уши. Он попытался выдавить какое-нибудь извинение, одновременно нащупывая спасительную ручку двери, но так просто ретироваться ему не дали. Бальфир практически мгновенно перетек в сидячее положение, аккуратно отодвинул красотку и сверкнул белозубой улыбкой: - Что же вы встали, капитан? Проходите, располагайтесь, чувствуйте себя, как дома... Гвардеец машинально опустился в предложенное кресло и вяло взял протянутый бокал с игристым вином. Девица с сожалением поцокала язычком, запахнулась в плотный плащ и выпорхнула из комнаты, гневно отмахнувшись от шлепка пониже спины, которым наградил ее клиент. Бальфир присел на краешек стола и издевательски поинтересовался: - Итак, капитан, что привело вас в мои, гм, покои в столь поздний час? Баш уже собрался с мыслями и сумел неуклюже парировать: - В таких случаях воспитанные люди просят своих друзей не беспокоить их до утра, а не уходят посреди неоконченного разговора. - О-о-о... - брови пирата взлетели вверх, - вы желаете продолжить нашу увлекательную беседу? Он вопросительно качнул полупустой бутылью, но Баш помотал головой. Ко всем прочим радостям жизни не хватало только головной боли от смешивания мадху и аркадианского вина. Бальфира, судя по всему, такие мелочи не беспокоили - он отхлебнул из своего бокала и склонил голову на бок, с любопытством глядя на позднего гостя. - Ну, и? Бывший гвардеец сплел пальцы и хмуро посмотрел на собеседника. - Ну и - ты, пожалуй, прав. Я действительно не до конца доверяю тебе. И знаешь, почему? Потому что не понимаю твоих мотивов. Какой у тебя интерес в этой истории? Выгоды пока путешествие с нами не принесло никакой, одни убытки. Зачем же ты здесь? В золотистом вине отражались огоньки свечей, - точно так же, как в теплых карих глазах пирата. Баш сглотнул, следя за игрой света и тени на обнаженной коже. По случаю интимной обстановки Бальфир щеголял в небрежно расстегнутой шелковой рубашке и черных замшевых штанах, на которые, впрочем, гвардеец предпочитал не смотреть. Безусловно, явные признаки возбуждения следует списать на только что покинувшую их женщину - не сонеты же они читали в одной постели? Тем не менее, Баш почувствовал, что его собственные брюки становятся тесноватыми, и чтобы скрыть смущение, довольно агрессивно произнес: - Не слышу ответа! Длинные сильные пальцы ласкали бокал с вином - капитан вспомнил, что точно так же Бальфир касался борта "Штраля", когда демонстрировал им свой корабль перед первым полетом в Бужербу. Было в этом движении что-то гипнотическое, но после долгого молчания пират, все же снизошел до ответа: - Прошлое, капитан. Вы все слишком крепко держитесь за свое прошлое, забывая о том, что с годами воспоминания превращаются из спасательного круга в камень на шее. Вот и вся разница между нами. Я не стремлюсь отдать никому не нужные долги, не цепляюсь за какую-то призрачную честь - я просто плыву по течению. Мне интересно знать, чем эта история закончится - не больше, и не меньше. Вполне достаточная причина, не правда ли? Баш на мгновение сомкнул веки, пытаясь решить, стоит ли довольствоваться этой, нет, не ложью - полуправдой, а когда снова открыл их, Бальфир уже соскользнул со стола и склонился над ним, уперевшись руками в подлокотники кресла - так, что их глаза оказались на одном уровне. Взгляд у пирата был какой-то шальной, хотя тонкие губы кривились в обычной язвительной улыбке. - Знаете ли, мой дорогой капитан, меня интересует кое-что, вернее, кое-кто еще, - от него пахло алкоголем и дорогим парфюмом, и еще, чуть заметно, кожей, потом и порохом, и его губы были слишком близко... Гвардеец сам не понял, в какой момент они начали целоваться, но только пират уже прижался к нему всем телом, и стало понятно, что он действительно пьян, но не настолько сильно как пытается изобразить. Сухие горячие руки Бальфира уже путались в пуговицах его рубашки, когда они наконец оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. Баш попытался переменить позу, - не слишком удобно сидеть в глубоком кресле, когда тебе в живот коленом упирается отнюдь не хрупкая девица. Но пират вдруг отшатнулся прочь, как будто движение спугнуло его - и гвардеец со сдавленным стоном притянул его к себе, наплевав на неудобную позу и весь свет. Он просто знал, что если не коснется еще раз этих губ - мир потеряет всякий смысл. *** Давно, еще совсем сопливым мальчишкой, Баш вместе с братом попал на ярмарку в Рабанастр. Он уже не помнил, почему фон Ронсенбурги совершали поездку, - кажется, навестить кого-то из родственников, - но это было неважно. Из всего путешествия запомнилась только ярмарка: толпы на улицах, разноязыкий гвалт, сногсшибательные - иногда в буквальном смысле - запахи. И солнце, щедро расплескивающее свои лучи по крышам, оконным стеклам, камням мостовой. Ноа чуть было не затоптал пронесшийся мимо чокобо, Баш выдернул брата из-под лап птицы и погрозил кулаком вслед торопыге. Из какой-то лавки прямо им под ноги выплеснули ведро воды, но мальчишки уже бежали дальше, хохоча от переполнявшего их восторга. Один из лотков привлек внимание Баша: степенный мугл с серой шерсткой раскладывал стеклянные украшения - бюджетный вариант для модниц из небогатых семей, которые не могли позволить себе золото и бриллианты. Среди серег, ожерелий и колец, переливавшихся чудесной радугой, выделялась простая медная трубка с гравировкой в виде цветка с семью лепестками. Братья остановились, завороженные сверканием стекла, и Баш, набравшись смелости, ткнул пальцем в загадочный предмет. - А что это такое? Мугл, вопреки ожиданиям, не погнал ребят прочь, а с довольной улыбкой ответил: - Розаррианская игрушка, купо! Отличное изобретение! - мохнатые лапки ловко крутили трубку. - Смотришь в нее, крутишь ее и видишь удивительные картины! Хотите попробовать? Баш жадно ухватился за теплую медь и приник глазом к отверстию с одной стороны. Кусочки цветного стекла внутри и впрямь сложились в причудливую мозаику. Мальчик покрутил прибор, отмахиваясь от протянутых рук Ноа, и восхищенно выдохнул: - Здорово! - Ну Ба-аш, ну дай мне уже посмотреть! - канючил брат, повиснув на его рукаве. Баш милостиво выдал игрушку, но через минуту снова отобрал - не терпелось кое-что проверить. - Одна стенка прозрачная, - пробормотал он, - значит, сквозь нее можно смотреть на что-то... С этими словами Баш направил трубку прямо на ослепительно яркое солнце Далмаски. Черные круги перед глазами не исчезали почти полдня, купец-мугл расстроился и прогнал их взашей. Родители ругались, Ноа втайне завидовал (конечно, он-то был хорошим мальчиком, но брату всегда доставались не только шишки, но и самое интересное). Но все это Башу казалось малой ценой за ту удивительную картину, которую он увидел. Будучи уже солдатом, в самые черные часы капитан фон Ронсенбург вспоминал сияющий цветок из стеклянных осколков, расцвеченный солнцем, и на душе становилось теплей. Только в тюрьме воспоминания об этом чуде изгладились из его памяти, стертые болью и лишениями. А вот сейчас почему-то всплыли из глубин забвения, разбуженные улыбкой воздушного пирата. *** Баш знал, что запомнит эту ночь на всю жизнь - сколько бы ему ни отмерили всесильные боги. Кошачью грацию, с которой двигался Бальфир, когда обходил комнату, задувая свечи. Его хриплый, внезапно севший голос: "Спрашиваю один раз - ты уверен?" Прикосновения и поцелуи сначала неловкие и неуклюжие с непривычки, затем становящиеся все более требовательными и уверенными с каждым мгновением. Страсть. Гибкое, мускулистое тело на льняных простынях, побелевшие костяшки сцепленных пальцев. Расширенные зрачки, поглотившие радужку - так, что ореховые глаза кажутся черными. Низкий бархатный смешок: "Кретин... Ты - сверху". Темнота, напоенная огнем, еле сдерживаемые стоны; так непохоже на все, что было до этого... Страсть. Возможность - в кои-то веки! - нет, не отбросить, просто отодвинуть в сторону все "вопросы личной преданности", долг и честь, и побыть вместе с пиратом в его беззаботном "здесь и сейчас", когда единственное, что имеет значение - это безумный ритм, соленые капли на коже, резкое, прерывистое дыхание, и -"да-да-да-быстрее-глубже-о-боги...". Какой же он шумный, хоть бы в постели прекратил комментировать все и вся... Страсть. То, как Бальфир прикусывает нижнюю губу в момент оргазма, отчаянно, до крови, и цепляется за плечи любовника - как утопающий за соломинку. Мир замирает на мгновение в одной точке, застывает на краю в мучительном ожидании... И радужные брызги рассыпаются перед зажмуренными глазами. *** Бальфир уснул почти сразу же, пробормотав что-то насчет "завтра" ("Разбираться будем завтра", - подумал Баш с легким сожалением - не от того, что они натворили, а потому что завтра неизбежно должно было наступить), а капитан еще некоторое время лежал без движения, прислушиваясь к постепенно замедляющемуся биению сердца и стараясь сохранить в памяти мельчайшие детали произошедшего. Но и его вскоре сморил глубокий сон без сновидений. *** Несмотря на слипшиеся простыни и холод, - все одеяло каким-то загадочным образом оказалось обернуто вокруг талии пирата, - Баш был готов признать наступающее утро если не одним из лучших во всей его жизни, то определенно лучшим за последние три года. Бальфир спал, по-мальчишески приоткрыв рот и подложив ладонь под щеку, другая его рука свешивалась с края кровати. По подушке пополз солнечный зайчик, окрасив короткие взъерошенные волосы в цвет расплавленной карамели. Баш хмыкнул. Почему-то при взгляде на Бальфира в сознании сами собой всплывали ассоциации из детства - когда мир казался напоенным солнечным светом. Вот уж действительно, насмешка судьбы. Он нерешительно протянул руку, чтобы коснуться загорелой спины, отмеченной старыми шрамами, снова ощутить под пальцами живое тепло. Но, передумав, - еще разбудишь это чудо на свою голову, - спустил ноги на пол и принялся искать свою одежду среди живописно раскиданных по полу тряпок. Штаны нашлись под кроватью, откуда их Баш и извлек, вслед за полузасохшим огрызком, увядшей лилией, разбитым бокалом и чем-то кружевным на бретельках. Последний предмет явно принадлежал вчерашней девице (спросить бы, зачем пират ее пригласил к себе - так ведь отмажется, гад…) Поспешно одевшись, он снова опустился на постель, пытаясь побороть накатившую дурноту. Вроде бы и выпили вчера совсем немного, да и, в отличие от некоторых, коктейлей он не мешал. А все равно во рту было гадко, и капитан готов был поклясться, что по потолку марширует взвод имперских Судей в полном боевом обмундировании. Баш потер виски, головокружение унялось, зато прикосновение сильных рук застало его врасплох. - Рыцари Далмаски, на мой взгляд, встают слишком рано, - заспанным голосом сообщил пират, уткнувшись носом гвардейцу в плечо. Ну вот, накаркал... Понадобилось изрядное волевое усилие, чтобы вывернуться из этих объятий и развернуться лицом к... кому? Как мне теперь тебя называть? - Бальфир... - собственный голос показался ему чужим, - мы не должны... Он запнулся. Взъерошенный пират лениво, нарочито медленно потягивался, по-кошачьи щуря глаза - зрелище, определенно не настраивавшее на серьезный лад. А уж если учесть его наряд, а вернее, его отсутствие... Баш позволил себе на мгновение помечтать о ледяном душе, - ему явно необходимо было остыть, - и принялся старательно изучать стенку, надеясь, что Бальфиру хватит такта хотя бы частично одеться. Не хватило. Бальфир откинулся на спинку кровати и скрестил руки на груди, всем своим видом изображая заинтересованное внимание, так что гвардейцу пришлось отвлечься от детального изучения интерьера и снова взглянуть на пирата. Пауза затягивалась. Баш чувствовал себя все большим идиотом, пытаясь собрать разбегающиеся мысли и сформулировать их так, чтобы его не пристрелили. - Ну, хорошо, - голос Бальфира снова был обычным, с язвительными нотками, и это каким-то образом успокоило Баша, - я облегчу ваши мучения, капитан, а то от скрипа колесиков у вас в мозгах у меня голова болит. Мы с вами оба взрослые, совершеннолетние люди, находимся в здравом уме и твердой памяти, нас влечет друг к другу, так с какой стати нас должны мучить сожаления? - Я ни о чем не жалею! - пожалуй, он поторопился с ответом. - Похвальная горячность, капитан. Да уж, точно поторопился. В голосе пирата появились опасные нотки, по губам скользнула хитрая улыбка: - Надеюсь, в таком случае вы не в претензии, что я - тоже… не жалею. - И?.. - Баш уже догадывался, куда клонит его собеседник, но изобразил непонимание, потому что ему нравилась эта снисходительная улыбка. Бальфир не разочаровал его, белозубо оскалившись, да еще и подмигнув. - И я был бы не против повторять подобную терапию… время от времени, - пират поморщился, сползая с кровати. Вместо того чтобы искать свою одежду, он сдернул с кресла покрывало и завернулся в него наподобие древнерозаррианской тоги. - Не знаю как вы, а я планирую оккупировать ванную в номере Фран. Присоединитесь… капитан? "Капитан…" Бальфир всегда называл его так, как будто желая напомнить о потерянном имени… звании… жизни. Но сейчас в этом слове Башу почудились какие-то новые нотки. Пожалуй, на досуге придется потренироваться в сохранении хладнокровия. Ну, по крайней мере, научиться не краснеть каждый раз, когда пират обращается к нему. - Нет, я, пожалуй, воздержусь, - губы против воли сложились в отражение кривой улыбки. Пират пожал плечами и покинул комнату, так и не сменив свой экзотический наряд, а бывший гвардеец растянулся ничком на чужой постели, вдыхая запахи прошедшей ночи, и блаженно улыбаясь. Впереди было опасное путешествие, редкие ночи, в которые им удастся побыть вместе, и долгие дни, на протяжении которых ему нужно будет помнить только о своем долге перед принцессой - и ни о чем более. И, тем не менее, их обоих это удивительным образом устраивало. А о последствиях можно было подумать и после… Баш засмеялся. Кажется, в Рабанастре говорят: "С кем поведешься - от того и наберешься"? Ну так он, похоже, уже перенял привычку своих спутников жить одним днем - и, великие боги - ему это нравилось. Потому что только так можно было смотреть на солнце, не опалив глаза. Смотреть сквозь россыпь разноцветного стекла и видеть удивительные картины, воспоминание о которых вызвала к жизни прошедшая ночь… Странно, но он в кои-то веки шагал вперед с открытыми глазами, прекрасно представляя себе все трудности, с которыми им суждено столкнуться (еще бы, при таком-то характере у партнера!). Баш уже воображал, сколько язвительных замечаний ему придется услышать, - включая бесконечные упоминания о "проблемах личной преданности", - как им будет тяжело друг с другом, как будет мешать разница в возрасте и мировосприятии, какие усилия потребуются, чтобы оставаться вместе, но… Почему-то ему казалось, что вдвоем они справятся. Он усмехнулся еще раз и принялся собирать свою одежду с пола - пожалуй, к тому моменту, когда проснутся дети, ему все же лучше оказаться в своей комнате. FIN