Дети Воздуха

Тео любит ветер. Чтобы слышать трепетанье бумажных крыльев, чтобы с трудом процеживать в лёгкие разреженный воздух, чтобы ветер был в руках, вокруг него, внутри него. Тео падает в бездну, Тео летит, летит, летит, и только цветастый планер и недвижные ноги не дают раствориться в воздушных потоках. Их так немного — дети с яркими планерами, чтобы видеть друга, не потеряться в воздушных лабиринтах — так говорят взрослые. Тео не нужно видеть яркие точки, чтобы знать, где парят его друзья. Его друзья. Его братья и сёстры, разделившие радость полёта. «Дети Воздуха», - шепчет Тео, и ветер разносит слова во все уголки земли, прокрадывается, завывает, вливается в щели мироздания, и планеристы смеются, и планеристы летят, летят, летят в воздушную бездну, зная, что никогда не упадут. Еды в храме не так много. Механист никогда не говорил, откуда брались припасы для беженцев от Земли, и теперь без помощи Народа Огня приходится туго. Тео ест так мало, меньше летающих лемуров. Тео не может есть мяса — оно камнем проваливается в желудок, и он чувствует себя словно нагруженный песком воздушный шар. Тео втайне, чтобы не заметили взрослые, подкладывает свою не съеденную порцию малышам — тем нужно есть много-много, чтобы ветер не заполнил их кости, не сделал их такими хрупкими и прозрачными, чтобы потом подтолкнуть в дыры в полу. Тео улыбается детям, треплет по волосам, и потом уже замечает, что малыши получают добавку от всех планеристов. Тео чувствует себя лёгким-лёгким, словно он сейчас взлетит и без всяких планеров, словно нет деревянной тяжести коляски, которая придавливает его к земле, словно вот он — наполненный ветром, вольным, свободным, бесконтрольным, живым. Сима такая маленькая, такая тоненькая, что того и гляди, унесёт своенравным ветром, закружит, затанцует, что уже никогда и не захочет спуститься на землю. Тео смеётся вместе с Симой, кружится с ней, держась за руки, и не замечает, что колёса его деревянной клетки-коляски не касаются земли. Сима шепчет: «Тео, смотри!» Сима говорит: «У меня в руках ветер!» Сима смеётся: «Ветер нашёл меня, и теперь я — его дитя!» У Симы в чашечке тонких рук вихрятся воздушные потоки, и дети вокруг неё смеются так легко и беззаботно, словно бы и не они вернули потерянное поколения назад покорение. Тео думает, что слово покорение — неправильное. Воздух нельзя покорить. Ветер нельзя приручить. Его можно любить, уважать и совсем немного бояться — настолько, чтобы не дать ему порвать твои бумажные крылья и уронить тебя в бездну. Тео тонкой струйкой вливает песок в беспорядочную воздушную сферу, созданную тонкими прозрачными детскими руками, и ветер переливается на солнце золотой пылью, сверкающими лентами, становится то розой, то калейдоскопом, бесконечной игрой света и пыли, сверкающего золота и мельчайших частиц кварца. Тео летит, летит, летит. Сима рядом с ним — сестра-от-Воздуха, сестра-по-Ветру, летит, тонкая и лёгкая, смеётся, живет, покоряет.