Попробуй

Troye Sivan — Talk Me Down

      Два с половиной года назад я потерял всё, что у меня было. Её. Свою любимую. Я могу часами сидеть и говорить о ней и о том, какой она была. А что уж там скрывать — я люблю её так же сильно, как и любил тогда. В очередной раз закрываю глаза и вижу её образ: хрупкую, маленькую девушку с огоньком в глазах, с той эмоцией, от которой внутри появляется частичка теплоты, перерастающая в желание чего-то большего и невероятного. Хочется подойти к ней, прикоснуться, ощутить мягкость её кожи кончиками своих пальцев, избавиться от всех тех мук и терзаний, которые каждый день со мной. Я знаю, что всё это лишь мечты, несбыточные, глупые и безрассудные, но я не могу не верить в то, что она жива, даже если видел собственными глазами её бездыханное тело; не могу не думать о ней, взять и выбросить из головы, как ненужную вещь; не в состоянии смириться и перестать любить её.       Сейчас, сидя в кресле своего кабинета в Бесстрашии, я хочу лишь одного — сбежать куда-нибудь, никогда не возвращаться, что-нибудь сделать. После её смерти я хотел покончить с собой, чего не дал мне сделать Зик; хотел выпить сыворотку памяти, чтобы забыть её как страшный сон, но тоже потерпел неудачу — Кристина меня остановила. И я понимаю, что это неправильно по отношению к ней, что она никогда бы не посчитала это доблестным поступком, правильным для меня. Я знаю, что она хотела, чтобы я жил, но без неё это можно назвать только существованием, не больше.       Все вернулось на свои места, я стал лидером, чего раньше не хотел, потому что некоторые правила Бесстрашия мне были не по душе. Но это был единственный способ погрязнуть в работе, чем-то заниматься, поменьше думать о ней и о том, что, по сути, я один, опустошённый полностью. Но как бы я ни старался, у меня не выходит отвлечься, в голове крутятся мысли, словно рой пчёл, готовящийся тебя ужалить, желательно побольнее. И я не могу, просто не могу. Я поврежден. Теперь уже окончательно. Именно она была той, которая смогла разбить все стереотипы во мне; именно её поддержка и опора всегда помогала мне, и даже после всех наших ссор и вранья друг другу мы были вместе… У меня уже нет желания постоянно мучиться с уколом вины, потому что я сейчас, завтра — всегда — буду убивать себя своими же страданиями, ведь именно я оставил её одну, зная, что она не позволит частичке своей семьи умереть.       Я думал, что со временем станет легче, что боль в моем сердце постепенно начнёт испаряться, и я найду в себе силы двигаться дальше. Я… У меня даже нет сил сделать шаг, нормально дышать. Она была моим воздухом, который давал мне надежду на будущее. А сейчас все, что у меня есть — это воспоминания.       Первое время я не мог спокойно передвигаться по Бесстрашию, так как каждый уголочек его напоминал о ней. Практически все места этого здания были для нас значимы. Мы окунались в омут с головой в чувства друг к другу, хотя, что уж греха таить, не часто признавались в этом. У нас не было личного времени, мы не могли закрыться от всего мира и забыться, быть только вдвоём, не зная всех препятствий, которые не давали нам познать этого, не думая о всех распрях, неурядицах и смертях, пережитыми нашими душами. Все бы отдал, лишь бы на мгновение, секунду… Ощутить, узнать, каково это погрязнуть в любви…       А сейчас я даже полностью не осознаю, как оказался возле пропасти, как добрался сюда; я не принадлежу себе. Улыбка, настолько мимолётная и горькая, появляется на моих губах. И, наверное, моё подсознание привело меня к этому месту, будто зная, что именно здесь и зародилась наша любовь; здесь я почувствовал смелость, лучшее чувство на земле, поцеловав её впервые, ощутив манящие губы на своих; сделал то, что давно хотел сделать, но не мог, не имел возможности, боясь за неё. Тогда я верил и знал, что она ответит мне тем же; я, возможно, поступал опрометчиво, но желание пересилило терпение. Она, такая красивая и моя, взяла всё в свои руки, и я больше и больше удостоверился в том, что она храбрая — храбрее, чем кто-либо. Это было толчком к утверждению.       Подхожу ближе, слыша какой-то гул в ушах, затем осознавая, что на меня так реагирует это пространство. Падаю на колени, ползу ещё ближе и ближе, сквозь полузакрытые веки понимая, что больше некуда… только на дно пропасти. Хочу. Ужасно, до помутнения рассудка хочу быть с ней. Гул становится сильнее, стискиваю зубы, чтобы не закричать, прижимаю ладони к ушам, надавливая, тем самым пытаясь избавиться от этого… Есть только один способ: с помощью него я избавлюсь от тяжести пережитых дней, от долгих мучений, угрызений совести; сделав это, я обрету её и никогда не отпущу, только не там… И вдруг становится светло, и я внезапно поворачиваюсь, замирая и чувствуя, как начинает стучать сердце в груди, словно оно вылетит и разобьется вдребезги.       Это не правда. Не может быть этим. Она — такая же, какой я видел её в последний раз, стоит и улыбается мне, а я не могу прийти в себя, жадно хватая тот алый воздух, которым я дышал все то время, когда она была со мной. Трис подходит ко мне, сопровождаемая светом, а я отворачиваюсь, убеждая себя, что это очередные галлюцинации, мои бредни, но она кладёт свою руку мне на плечо, кажется, наклоняется, едва касаясь своими губами мочки моего уха.       — Тобиас, ты не рад мне? — шепчет все тем же голосом. — Ты думаешь, что я хотела оставить тебя?       Резко, быстро, неожиданно разворачиваюсь, прикладывая немного грубо к ней свои ледяные ладони, вглядываясь в неё, осматривая каждый сантиметр на её лице: лоб, нос, щеки, губы, возвращаясь к глазам, в которых находится тот самый огонёк, эмоция, частичка тепла…       — Трис… — голос срывается, внутри все сжимается, завязывается, загорается… ее же огнём.       — Это я. — Дотрагивается до моих щёк, и я не могу не задуматься о том, что со мной сейчас происходит. Я на грани между жизнью и смертью? Я прыгнул в пропасть и разбился? Как я могу видеть её, трогать, обнимать? — Это я, — произносит твёрдо, уверенно, с нотками отчаянья.       — Но ты… — слова застревают в горле, руки начинают лихорадочно трястись, мысли в очередной раз превращаются в месиво. — Скажи мне, умоляю, ты всегда будешь со мной? Здесь, рядом, всегда?       — Я здесь, Тобиас, сейчас с тобой, всегда в твоих мыслях… Ты не хочешь отпускать меня, и я знаю это… — Касается своими губами моей щеки, где до этого находилась её рука. — Мне больно видеть тебя таким, и я пришла… — останавливается, закрывая глаза, а затем открывая их, и я вижу слезинку, которая медленно скатывается к её подбородку, — я пришла… чтобы убедить тебя, что меня уже не вернуть и тебе нужно двигаться дальше. Найти… девушку.       — Трис, пожалуйста, — всё, что могу произнести, легонько и еле ощутимо зацеловывая её лицо, губы, шею… — Я не могу без тебя. Мне нужна только ты, потому что никто не сможет заменить мне тебя, — стискивая её в руках, крепко прижимая к себе, покачиваясь в разные стороны, — я лучше умру, чем предам тебя.       — Нет, милый. — Зарывается в мои волосы, как всегда это делала, поглаживает обеими руками меня по спине, что не может не успокаивать. — Найдя опору и поддержку, ты не предашь меня, а пошлёшь мне спокойствие. Ты не представляешь, как невыносимо видеть тебя таким. Ты будешь жить ради меня. А я всегда буду с тобой. Ты просто не будешь меня видеть, но я правда буду с тобой.       — Это так трудно, — шепчу, понимая, что болезненно что-либо сейчас говорить, когда она, почти настоящая, крепко сдавливает меня в объятиях; зная, что остались секунды, и я снова потеряю её…       — Я понимаю. — Отстраняется, больше ничего не говоря. Целуя, жадно сжимая мои губы своими, делая это быстро, с толикой уверенности, с любовью и желанием. А я, как по повелению, отвечаю, касаясь её везде, в последний раз ощущая мягкость её кожи под своими шершавыми ладонями.       Отодвигается чуть-чуть, улыбаясь открытой и чистой улыбкой, за которую я готов на многое.       — Знай, — шепчет она, — что я люблю тебя. И всегда любила. — Я киваю, чувствуя влагу на своих щеках. — Мне было суждено умереть, не избежать того, что обязательно должно произойти. Просто пообещай мне, что будешь жить, — снова эта уверенность в её голосе, которая заставляет меня вслушиваться в то, что она говорит. — Поверь, — целует быстро, — пожалуйста, я умерла. Тебе станет легче, намного легче. Попробуй поверить, и всё изменится, — всхлипывая, находясь на грани, но сдерживаясь для меня. — Я всегда буду здесь, — кладет свою руку на моё сердце, которое не подчиняется мне, даря свой ритм только ей.       Встаёт, уходя, испаряясь, словно её не было, будто я был в вакууме своих мечт.       — Я верю, — говорю еле слышно, теперь уже самому себе, — попробую поверить.