Голубоглазый ангел.

Твои кровавые руки ласкают холодный асфальт спи спокойно, мой ангел... Я не скажу, что видел это своими глазами, потому что меня там банально не было. Если бы я там был... Боже, я бы ни за что не позволил такому произойти с ним. Вы верите во сны, которые показываю происходящую реальность? А мне придётся в них поверить. Как будто бы кто-то наколдовал, и я всё видел чужими глазами. Глазами человека, который находился рядом с тобой. Огата, какого хрена?! Ты же должен был сопротивляться! Почему? Почему ты так грустно улыбался, пока летел с крыши того здания вниз? Почему не попытался утащить того ублюдка за собой? Почему? Но все эти вопросы не имеют значения... Я помню, как разрывалось моё горло от немого крика, как я хотел помочь... Но ведь это был сон, происходящий в реальном времени, который я видел глазами другого человека. И этот мудак как будто бы специально свесился через бортик крыши, показывая мне, что сталось с моим любимым ангелом... ...лужа темно-красной жижи, которую в народе кличут кровью, расползалась, становясь всё больше. Руки раскинуты в стороны, как будто бы ты хотел раскинуть крылья и взлететь, в самый последний момент, за долю секунды до удара об этот серый асфальт. И эти нереальные голубые глаза... они мертвы, жизни в них нет, больше нет, совсем... ...Ты ушел, кто поверит в тебя? Точно не я.... Я проснулся в холодном поту от увиденного сна. Твердил себе, что нет, это не может быть реальностью, хотя это было столь живо, ярко, захватывающе. И эмоции, они даже сейчас накрывали меня с головой. Они как цунами поднимались гигантскими волнами и со всей силы били по мне, пытаясь раздавить, превратить в ничто своим адским натиском. Чёрт подери, я не могу поверить в это... Надоедливый писк мобильного выдёргивает из всех этих эмоций и неверия, он возвращает меня обратно в реальность. Не понимаю, кто может мне звонить вообще, только если Томми... Но... Хах, чего я так парюсь, это был всего лишь сон, правильно Тирс, не ссы раньше времени, это был всего лишь сон, и ты сейчас возьмёшь трубку, услышишь этот звонкий весёлый голос, возвещающий о том, что его обладатель уже почти около твоей квартиры, и ты опять будешь ворчать, что без предупреждения заявляться не бестактно... и этот смех, а затем звонок в дверь. Ведь так и будет? Правда так будет? Блядь, кто ни будь! Скажите мне что так и будет! Руки трясутся, я на самом деле боюсь, беру телефон, смотрю на дисплей. Незнакомый номер, у меня этого номера нет. Может Томми свой телефон посеял, и у него теперь новый? Я пытаюсь надеяться на лучшее, правда, пытаюсь. Я надеюсь на то, что всё хорошо. Нажимая кнопку приёма вызова. Я надеюсь на хорошее, поднося телефон к уху... Я... — Слушаю... — Добрый вечер, это Дилан Тирс? — женский голос звучит слегка взволнованно и нервозно. Я её не знаю, а, может быть, знаю, но не помню. Она даже не уверена, что это я взял трубку. — Да, кто же ещё, если вы по моему номеру звоните, — чуть усмехаюсь, нужно сгладить то напряжение, которое почти что осязаемо. Мне это не нравится. Меня это пугает, но я не трус, я далеко не трус, меня научили быть смелым и смотреть в лицо всем неприятностям и твёрдой поступью идти к ним навстречу, потому что они неизбежны. Она молчит, мне ничего другого не остаётся, как вслушаться. Дыхание тихое, иногда срывающееся на прерывистый вдохи и... едва слышные всхлипы. Господи, да какого чёрта тут происходит?! — Огата... Томми... он... он мёртв... — как ответ на мой немой возглас. Ей видимо стоило больших усилий сказать эту фразу и не разрыдаться. Но я всё равно не верю. Такого быть не может. — Что? — я сам свой голос не узнал, даже немного испугался. Как предсмертный хрип человека. Он неверящий и в какой-то мере отчаянный, потому что этого не может быть. Нееет... Она шумно вздохнула, её голос стал твёрдым, как будто бы закалённая сталь. Таким голосом говорят правду, страшную правду, в которую каждый обязан поверить, а если нет, то можно удостовериться. — Томми мёртв. Упал с крыши. Полиция говорит, что ты обязан придти для опознания как близкий его друг. Прости, я должна была сказать, что ты его друг, потому что больше родных людей кроме меня и тебя у него не было, а по правилам все родные должны прийти на опознание... Дилан, ты слышишь? — так значит это Мари, вот почему её голос мне показался знакомым... Он мёртв. От осознания этого все мои конечности слабеют. Телефон летит на пол, ударяясь об него и замирая, он не отключается. Мари ещё там. Я оседаю на пол, ноги не держат, они не хотят этого делать, им это не нужно, не сейчас. Чувствую, как по щекам одна за другой стекают слёзы. Даже не заметил, когда это началось... Одной рукой стираю эту непрошеную влагу с глаз и пробую её. Это похоже на отчаяние, неизвестность, горе и желание умереть. Этот вкус странный, он меня пугает и вызывает истерику. Я очнулся на полу, посреди своей разгромленной квартиры. Единственное более менее чистое пространство, было там, где лежал я и мой мобильный. Он был рядом. Приняв сидячее положение, я оглядел тот хаос, который поглотил мою квартиру... Стол разломлен, ноут пополам, все рамки с фотографиями разбиты, на полу куча осколков... Кажется, это была когда-то любимая ваза Томми, в неё он любил ставить лилии... В голове потихоньку начало проясняться, кажется, это я всё разгромил. Если верить память, то я ещё и все зеркала разбил и посуду. По мере того, как я вспоминал минувшие события, ко мне вернулось осознание того, что он мёртв. Это был не сон. Он, правда, грустно улыбался, он и, правда лежал на том асфальте, и его глаза были открыты и лишены жизни. А ещё звонила Мари... Я взял мобильный... Смс-сообщение от Мари. Открыв его, я закусил губу, адрес морга, в который нужно придти для опознания. Я просидел в полнейшем бездействии около получаса. Как сломанная кукла. Я только дышал и невидящим взглядом уставился на мобильник. А потом меня, как током прошибло, со всей силы бросил телефон о стену, мой маленький электронный друг не пережил этого столкновения разлетаясь по запчастям. А потом был истошный крик, он был полон боли и отчаяния. Затем я отключился. Я не знаю, что мне теперь делать. Я не знаю, как мне теперь жить. От тебя остались только фотографии, вещи и татуировка на ключицах, которую ты мне сам делал. Больше ничего. Что мне делать... Что мне теперь делать, Томми? Я не верю, что ты оставил меня одного. Сломаны крылья. Все тише и тише биение сердца, но ты не услышишь как смерть за спиною крадется все ближе. Последние звуки, шагая по крыше, упал..... — Хэй! Огата, на кой хер ты меня сюда притащил? — Ненси смотрел на меня как на какого-то сумасшедшего. И правильно, ведь сегодня такой день, когда мне предначертано уйти. Именно поэтому я привёл своего лучшего друга на крышу этой десятиэтажки. — Мммм, тут красивый вид на небо, — улыбаюсь, я не хочу его сейчас пугать. А на счёт красивого вида я не соврал. Я часто прихожу на эту крышу, чтобы смотреть на небо. Тут оно видно лучше всего, и видны любые изменения цвета: от глубокого тёмно-голубого до чуть голубоватого, почти что белого. Здесь я вижу все оттенки голубого. Я знаю, насколько богат этот цвет на самом деле. Он безграничен в своём изменении. И облака, они проплывают, каждую секунду меня свою форму, и видна каждая новая деталька... Тут я видел много облаков в виде сердец. — Я бы хотел привести сюда когда-нибудь Дилана... — улыбаюсь. Ведь я, правда, хочу привести его сюда и показать всю эту красоту и разнообразие неба. — Так в чём проблема? — Нен изгибает брови. Он не понимает, он не сможет понять. Я не смогу ему объяснить, почему я не приведу сюда Тирса. — Наверное, в том, что он ленивая задница и не захочет никуда идти, — я улыбаюсь и весело смеюсь. Ведь он на самом деле ленив до безумия, вытащить его тушку из дома могу лишь я и то не всегда, потому что когда я прихожу что бы вытащить его, всё заканчивает отличным сексом и мне, потом самому лень куда-либо идти. Я уже скучаю по этому идиоту, хотя мы не виделись всего лишь часов восемь, от силы девять. А я уже скучаю, он для меня как наркотик, я не хочу избавляться от этой зависимости, я боюсь от неё избавляться, так же как и от жизни. Ненси смеётся. Да, он не понаслышке знает, насколько ленивым может быть Тирс. Ему и самому приходилось когда-то силком вытаскивать того из дома, что бы познакомить со мной. Я тогда очень долго смеялся, глядя на то, как Барри прёт эту тушку, чуть ли не на спине и матерится, а Дилан лишь бурчал о том, что ему лень и что никто ему не нужен для счастья. — О, дааа. В этом я с тобой полностью согласен, — улыбка этого парня заразительна. Она сметает все страхи и заставляет улыбнуться в ответ. Когда я улыбаюсь, Ненси затихает и смотрит на меня, как на прекрасную фарфоровую куклы. — Томми, тебе когда-нибудь говорили, что ты нереальный? — я удивлённо смотрю на парня, я понимаю, о чём он говорит, но не понимаю, почему именно сейчас. — Ты на самом деле нереальный, как не от мира сего. Если бы я не знал твоего характера, а судил бы лишь по внешности, то с уверенностью сказал, что ты ангел которому сломали крылья и сослали сюда. — Барри затих, как будто бы задумавшись, а мне так и хотелось сказать, что Дилан мне говорил что-то подобное, он называл меня своим ангелом. Но вдруг почувствовав, что я хочу что-то сказать, остановил меня. — Нет, молчи, дослушай меня, я же должен был когда-нибудь тебе всё это сказать, — он усмехается и продолжает — У тебя неординарная внешность, такая тонкая, что иногда становится страшно, а вдруг ты сломаешься. Слишком светлая кожа, она у тебя почти белая, я знаю, что у тебя нет ни одной родинки. Тирс мне хвастался, когда вы впервые переспали. И глаза у тебя, Боже дай мне сил описать какие у тебя глаза, эта яркая голубизна, как будто бы смотрит прямо в душу. Мне иногда кажется, что ты видишь всех насквозь, и это завораживает, это действует как гипноз, это настолько прекрасно, что я не знаю, как это ещё можно описать. — Ненси смущённо улыбнулся, кажется, только что он мне чуть ли не в любви признался, я чувствую, как мои щёки горят. Чёрт, это по-настоящему смущает. Я до сих пор не могу привыкнуть, когда мне говорят такие вещи. Но Ненси, кажется, стало легче после того, как он всё это сказал, потому что когда ему становится легче от чего либо, он достаёт свои ментоловые сигареты и начинает курить. Он стоит, облокотившись о бортик отделяющий крышу от пустого пространства внизу, где лишь асфальт, выпускает дым и смотрит на небо. — Знаешь, Томми, а ты прав, здесь охренительный вид на небо. Я приведу потом сюда Мари, — я чуть удивлён. Мари, почему именно её? Она же вроде одна... — Почему именно Мари? — Я просто обязан знать, почему именно Мари, ведь она почти, что как родная сестра. Она всегда была рядом, она всегда мне помогала, а потом появился Дилан, которого на себе притащил Ненси. — Ну... знаешь, она мне нравится... — А я и не знал... Я рад за Мари, у неё будет прекрасный парень с женским именем Ненси. Смотрю на часы, время уже поджимает, ещё пятнадцать минут... и если я не сам... то тогда они меня, я не верю в сверхъестественные силы, но, кажется, они верят в меня и очень плотно, я их уже чувствую, но я не помню, как ввязался во всю эту передрягу. Поэтому, чтобы не тянуть долго время, я аккуратно перепрыгнул через бортик и устойчиво встал на карниз, держась руками за бортик напоминающий заборчик. Ненси смотрит на меня как на психа, у него даже сигарета из пальцев выскальзывает и летит вниз, на асфальт, он даже двинуться боится. — Чт... Что ты делаешь? Вернись обратно... придурок, ты же упадёшь! – кажется, у моего друга начинается истерика, он боится, это видно по глазам и потому, как у него мелко трясутся руки. Мне тоже страшно, у меня ноги подкашиваются, и если я не буду держаться за этот бортик, я тот час же сорвусь вниз. Нен медленно подходит ко мне, он неверяще смотрит на меня. Я боюсь, Ненси, не заставляй меня бояться ещё больше, я тебя умоляю. Растянув губы в улыбке, я, продолжая держаться за бортик, откинулся чуть назад. — Ненси, а Ненси, где твой Сид? – я смотрю на небо, а обращаюсь к Барри и произношу слова чуть нараспев, я стараюсь, таким образом, скрыть дрожь в голосе и у меня получатся. — Ты чего такое говоришь? Хэй, я же тебе сказал вернуться, а не откидываться? Блядь! — он резко хватает меня за руки, и держит. Ненси, Ненси, ты не понимаешь, ты меня не удержишь, не сможешь удержать, даже Дилан бы не смог. И что же ты мне прикажешь делать, Ненси, ты не понимаешь, ведь так нужно. Перед тем, как довести всё до конца, я пытаюсь вспомнить, положил ли я тебе записку для Тирса с адресом. Да, положил, ты этого даже не заметил, я это сделал, когда мы обнялись при встрече. Я умница. А теперь... Подавшись вперёд, лёгким поцелуем касаюсь его губ, и ты в шоке, ты ослабляешь хватку, а я уже давно не держусь за бортик, и мои руки выскальзывают из твоих. — Бай-бай, Ненси... — последний шепот, который ты когда-либо услышишь из моих уст. И уже свободно падаю вниз, слишком поздно придя в себя, ты с ужасом смотришь на меня, а я грустно улыбаюсь. Ты уже не сможешь мне ни чем помочь, просто смотри. Потоки воздуха бьют мне в спину, потому что я не хочу впечататься лицом в асфальт, мне это не нравится, если уж умирать, то так, что бы это было красиво с эстетической точки зрения. Грустная улыбка не сходит с моих губ, а глаза щипит от слёз, которым не суждено покинуть эти глаза, пока в них будет трепыхаться жизнь. Бешеное сердцебиение, и страх. Он душит, и такое чувство, будто бы желудок где-то в районе горла. Боже, я не хочу умирать, но так нужно. Я не хочу оставлять Дилана, я люблю его, я на самом деле его люблю... Его прикосновения, его поцелуи, его татуировку на ключицах, которую я сам ему делал, я люблю в нем всё: его вкус и его запах, каждую чёрточку его лица и тела. Люблю, люблю, люблю... Глухой удар об асфальт. Бай-бай, Ненси... Бай-бай, Мари... Бай-бай майн дарлинг, Дилан. Смерть, наступившая мгновенно, наверное, самое привлекательное во всём том дерьме, которое было помимо трёх человек бывших мне дорогими. Лживый, лживый ангел. Ты просто упал. Я ходил на опознание, это на самом деле Томми. Он, правда, мёртв, его больше нет. Звонила Мари, сказала, что похороны через три дня и что я там должен быть. Я не хочу видеть, как тело моего любимого ангела закапывают в этой земле. Я не хочу этого видеть, потому что я продолжаю не верить. Глупо, не правда ли? Я видел тело, он был на самом деле мёртв, и я продолжаю отрицать очевидное. Наверное, так делают все любящие люди. Я разбит, я не хочу жить без него, но у меня не хватает смелости покончить с собой. Я не думаю, что Томми хотел бы этого. Я уже не плачу, я лишь веду бесполезное существование. Мне даже кусок в горло не лезет. Только вода и сигареты, я живу сейчас только на них. Звонок в дверь. Кто это, не хочу ни кого видеть. Заваливаюсь на кровать и накрываюсь одеялом с головой. А звонить в дверь не прекращают, настойчиво, раз, за разом нажимая кнопку звонка и оглушая квартиру истошным треньканьем. Настойчивый ублюдок попался. Нехотя поднимаюсь с кровати, натягиваю на себя джинсы и плетусь к двери. Сейчас я готов проклинать отсутствие глазка, приходится открывать и быть в полном неведении о том, кто же там будет за дверью. Открыв дверь, я слегка прихренел, я не ожидал увидеть его здесь. — Хай. — Йо. Чего тебе Ненс? — парень выглядел, мягко говоря, хреново, не лучше чем я сам. — Я поговорить хотел... — Валяй, — пропускаю его в квартиру. И почему то чувствую, что разговор будет не из приятных, Не знаю почему, но у меня на такие вещи чутьё хорошее, и, чёрт возьми, я не ошибся. Барри немного помявшись, достал из кармана какую-то записку и сунул её мне в руку. — Он хотел, что бы я отдал её тебе, только читать будешь после того как я уйду, — посмотрев на записку, мои глаза расширились, и было чувство, будто бы меня холодной водой облили. Этот леденящий страх мне уже знаком. А этот почерк, я узнаю из тысячи других, на бумаге было каллиграфическими буквами выведено "Для Дилана". В непонятках я поднял глаза на Ненси. Что это такое? Какого чёрта тут, блядь, творится? Почему записка? Почему Ненси? Какого хуя? — Я видел это...— подрагивающий голос вернул меня к реальности, и заставил задаваться новыми вопросами. — Что ты видел? — тихий шепот, я давно не разговаривал шепотом, только когда-то с Томми, я шепотом признавался ему в любви каждый раз, когда он засыпал. — Я видел, как он упал, — как раскат грома посреди гробовой тишины, именно так прозвучали эти слова. — Я не смог ничего сделать. Он сам перепрыгнул через тот бортик, я хотел его удержать... но я не смог. Он это делал так, как будто бы готовился к этому... – кажется, Ненси хотел сказать что-то ещё, кажется, у меня сорвало все предохранители, я повалил парня на пол и начал бить его кулаками по лицу. Какого хрена? Не удержал? — Ублюдок! Это ты его толкнул! Он упал из-за тебя! Я убью тебя, сучье отродье! — я продолжал его бить, а Ненси спокойно это терпел, но то, что я ослаб за последнее время, было заметно, Барри без особого труда поймал мена за руки, повалил на пол и уселся, сверху продолжая держать за руки. На его лице уже начинали наливаться синяки, и всё это вместе с кровоподтёками, уродовало ранее красивое лицо парня. — Прости, — тихий шепот, как будто бы через слой ваты. Я ничего не могу сделать, я уже ничего не хочу, поэтому лежу и даже не пытаюсь вырываться, лишь говорю срывающимся голосом. — Ты должен был его удержать... — Прости. — Ты должен был броситься за ним и спасти. Ты же был рядом... ты должен был. — Прости, Дилан... — Ты должен был... он не должен был умереть, я без него ничто... ты должен был его спасти, Ненси, ты должен был... — глаза начинает пощипывать. — Он сам упал, просто упал, — глаза на мгновение расширяются, а затем из них одна за другой скатываются слезинки. Я не могу себя сдерживать, это выше моих сил. Упал. Упал сам. Перепрыгнул через бортик сам. Сам оставил меня одного, по своему желанию. Это невозможно, нет... нет... нет. Ненси видя, что я плачу, просто берёт и обнимает меня. Он не злится на то, что я его избил, он это уже простил, мне кажется, что он сюда приходил именно за этим, как за наказанием и, получив его, он чувствует себя не так дерьмово. А я плачу, держась за его плечи, рыдаю навзрыд, потому что это всё разрывает меня, разрывает на куски. А Ненси гладит меня по спине и шепчет что-то успокаивающее, что-то нежное, отчего я мало-помалу успокаиваюсь. — Прости... — шепчу, уткнувшись лицом в его плечё, из глаз продолжаю течь слёзы. – Прости, — и вновь меня сотрясает от рыданий, чувство вины, боль утраты, всё это смешалось в один сплошной водоворот, и это лишает рассудка. А Ненси всё так же гладит меня по спине и успокаивает. В какой-то момент наступает мой предел, и я отключаюсь. Очнулся на кровати, под одеялом. На полу рядом с кроватью сидит Ненси. Услышав шорохи, которые я издавал, пока усаживался на кровати, он повернулся ко мне лицом, и я с облегчением вздохнул. Побои не такие уж и страшные. Барри заклеил все ссадины и рассечённую бровь, и синяков почти, что не было, видимо, воспользовался мазью во время. Друг мне улыбнулся и, поднявшись с пола, отряхнул джинсы. — Я за тебя волновался, поэтому остался до того момента пока ты не проснёшься, — голос его звучал более бодро, чем тогда, когда он ко мне пришёл. Я чуть улыбнулся, приятно осознавать, что о тебе кто-то заботиться, хоть ты и измордовал этого человека ранее. — Прости, — да, извинения. Мне так будет легче, а Ненси лишь улыбнулся, махнув рукой. — Всё в порядке, я заслужил. Можно сказать, что я пришёл к тебе, осознавая, что целым и невредимым не выйду, — усмехнулся, прикрыв глаза, — я, кстати, купил кое-каких продуктов, а то у тебя в холодильнике мышь бы повесилась из-за стерильной чистоты. Поешь нормально, а то кожа да кости остались, ты же не хочешь умереть от истощения, — открыв глаза, Барри окинул меня беспокойным взглядом. Не понимаю я, к чему всё это, он же понимает, что мне сейчас... Понимает и не хочет, чтобы так было. Не спеша, направился в коридор, собираясь уйти, я подорвался с кровати и пошёл за ним, нужно проводить. Открыв дверь, Барри вышел, я уж было собирался закрывать, как он поймал дверь, удёрживая, и просунул голову в проём. — Кстати, ты записку то прочти. Огата очень этого бы хотел, — сказав это, Барри помахал мне и побежал вниз по лестнице. Кажется, он куда-то опаздывал. Радует, что у меня всё ещё есть такие друзья, которые могут всё вытерпеть и не бросить. В записке, которую передал мне, Ненси был адрес и слова о любви. Я купил себе весьма громоздкий кулон в виде замка, он открывающийся и в него можно что-либо вложить. Сложив записку, я вложил её в этот кулон, теперь я ношу его на шее, не снимая, в нём самое дорогое признание, которое когда-либо делал мне Томми, я его сохраню, и оно навсегда останется со мной. ...Но ты спишь, мой ангел, спокойным сном... Прошло уже два месяца после твоих похорон, мой любимый голубоглазый ангел. А я всё никак не могу полностью войти в колею, слишком сильно меня из неё выбили эти события. Ты написал мне записку с адресом. Знаешь, я долго не мог решиться придти сюда. Каждый раз, когда уже было каких-то сто метров до этого здания, я резко разворачивался и уходил прочь. Я боялся увидеть то, что ты хотел мне показать, но сегодня я, кажется, созрел. Пройдя два квартала, я в который раз нашёл эту злополучную десятиэтажку. Зайдя в подъезд, решил, что лифт мне не помощник, и отправился по лестнице, вверх, к выходу на крышу. Я ни когда не понимал, почему в довольно таки высоких зданиях не закрываю дверь на крышу замками. Ведь может случиться множество несчастных случаев. Один вот случился, а крыша всё ещё остаётся открытой для всех желающих. Я остановился перед дверью, гадая, что же там будет. Я знал, что это та самая крыша, с которой ты упал, мне об этом сказал Ненси. Я хотел, что бы он пошёл со мной, но он наотрез отказался, сказал, что не переживёт, если ещё один его друг спрыгнет. Ненси считает, что я могу набраться смелости и отправиться за тобой следом, но даже если я это сделаю, не факт что я тебя смогу найти на том свете. Вдох. Выдох. Нужно сделать это, сейчас или никогда. Зажмурив глаза, толкаю дверь и делаю несколько шагов вперёд, выходя на крышу. Тёплый ветер ударяет в лицо, как будто бы приказывая раскрыть глаза, а я лишь сильнее зажмуриваюсь. Страх. Он откуда-то взялся и душит меня изнутри. А ветру плевать, ему хочется, чтобы я раскрыл глаза, и он легко касается кожи, чуть взъерошивая волосы, он просит, он почти что умоляет, и я поддаюсь этой мольбе, медленно открывая глаза. И сердце замирает от того что я вижу. Небо, я такого не видел ни разу в жизни, даже картинки в интернете так меня ни когда не потрясали. Ясное голубое небо, и такое чувство, будто бы оно живое, и каждую секунде меняется. Оно мне показывает, каким может быть, что оно не просто голубое, оно и темнее и светлее, и почти что белое с лёгким напуском голубизны. А ещё есть цвет, он которого у меня слёзы выступили, цвет твоих глаз. Этот яркий голубой, такой проницательный, холодный и нежный одновременно, он любящий, у меня возникло чувство, будто бы это ты на меня смотришь с небес, мой любимый ангел, неужели ты на самом деле был крылатым созданием и просто вернулся домой? Это ясное небо может продемонстрировать все оттенки голубого. Я, кажется, сошёл с ума, я совершенно точно спятил. Почему? Просто мне захотелось полежать тут, на этой крыше. И я лёг, закидывая руки за голову и вытягивая ноги. Теперь я смотрю прямо на небо, и на меня начинают накатывать воспоминания, которые я так усиленно закрывал от самого себя. А сейчас эти воспоминания просто всплывают, заставляя моё сердце сжиматься, потому что больно. *** Ненси тащит меня, чуть ли не на своей спине. — Тииирс, сука, ты, блядь, не пушинка! Шевели сам ногами! — Я не хочу ни куда идтиии, ну зачем ты меня вытащил? Мне и одному хорошо, зачем мне парень? — мои ноги тащатся по асфальту, и я ною. Кажется, носы моих ботинок будут безвозвратно стёрты из-за моей упрямости и нежелания идти самостоятельно. Ну а что, зачем меня вытаскивать из кровати и тащить знакомить с каким-то... — Томми! — Барри активно замахал рукой, так активно, что я упал на асфальт, а этот козёл про меня забыл и побежал к своему ненаглядному Томми обниматься. Ну и что это блядь за фрукт такой? Поднявшись на ноги и отряхнув джинсы, я поднял голову и обомлел. Ярко-голубые глаза, улыбка, красивые черты лица, и сам он худенький, кажется одно неправильное движение и он сломается. Как искусно изготовленная фарфоровая кукла, только живая. Его голос звонкий, но не похож на девичий. — Привет, я Огата Томми. — Улыбка на его губах становится ещё шире, кажется, он рад меня видеть. *** Голубые глаза лихорадочно поблёскивают в полумраке, а губы оставляют лёгкие поцелуи на щеках, шее, подбородке, а когда доходит дело до моих губ, жарко шепчут... — Люблю тебя. — И поцелуй, чувственный и как будто бы эмоциональный, сметающий всё на своём пути, и мои сомнения заодно. *** Томми пришёл ко мне, счастливый и явно, что-то замышляющий. Его улыбка просто не могла меня не насторожить. Но я в принципе был готов позволить своему ангелу делать что угодно, лишь бы он навсегда остался рядом со мной. — Дилан! — его голос был пропитан радостью и каким-то предвкушением. — Давай я сделаю тебе татуировку! — Глаза чуть ли не сверкают, и он чуть ли не дрожит, дожидаясь ответа. Я знаю, что делать татуировки больно, но если Томми так хочет... — Как скажешь, — я улыбаюсь, а он наоборот насупился, как будто бы я его обидел, и я не понимаю, что я такого сказал, вроде ж согласился. — Ты так говоришь, как будто бы не хочешь этого делать, — бубнит как маленький ребенок, которому не дали конфету, а меня так и тянет рассмеяться, но я лишь притягиваю его за руку к себе и коротко целую в губы. — Я хочу, что бы ты сделал её мне, – и, кажется, эти слова осчастливливают Томми, он счастливо улыбается и обнимает меня. — Где делать будем? — вопросительно приподнимаю брови. — Вот здесь... — он проводит пальчиками лёгкий полукруг от правой ключицы до левой и улыбается. Я на самом деле готов позволить ему делать всё что угодно. Не знаю, откуда Томми взял тату-машинку, но вот уже на протяжении шести часов я лежу на кровати, а он сидит на мне и "рисует". Это моментами бывает больно, и я вздрагиваю, а Томми извиняется и продолжает дальше работать. Он уже почти доделал второй контур. Я чувствую, как он завершает последний завиток, что— то ещё "подрисовывает", затем мыльной тряпочкой проводит по всей татуировке, стирая лишнюю краску, затем берёт тряпочку, смоченную спиртовым раствором, и убирает разводы, которые остались после мыльной тряпочки. Вытерев всё, он любуется проделанной работой, и легонько проводит пальчиками по всем линиям и завиткам. Меня терзает интерес, что там, я хочу это увидеть, и Томми, как будто бы прочитав мои мысли, берёт зеркало и даёт его мне. Когда я смотрю на свежую татуировку, появившуюся у меня на ключицах, я в тихом восторге. Надпись, выполненная каллиграфическим почерком, она безупречно смотрится, она не лишняя, я она как будто бы здесь и должна быть. "April May June", надпись на тату. — Это три месяца, на протяжении которых вы вместе, когда пройдёт июль, я тоже вытатуирую его, ты не против? — говорит робко и смущённо всё ещё продолжая сидеть на мне. Три лучших месяца в моей жизни, три лучших месяца в его жизни, три месяца на протяжении которых мы вместе. И они будут не единственными. — Нет, — шепчу, притягивая его к себе и обнимая. — Я буду счастлив, если ты сделаешь это, — тихо смеёшься, я знаю что ты сейчас счастлив, даже может быть больше меня. — Запомни, Дилан, это как частичка меня, которая навсегда останется с тобой, потому что я сделал это тату тебе и эти месяцы были для нас общими. — Мне показалось, что это, как прелюдия к прощанию, но я не обратил на это внимания, продолжая крепко обнимать, прижимая к себе, своё персональное счастье. *** Очнувшись от воспоминаний и открыв глаза, предо мной предстала потрясающая картина. Закат. Одна часть неба продолжала голубеть, плавно переходя нежными розовыми мазками, к ярко-алым всполохам, которые в свою очередь не менее плавно переходили в черноту, на которой пробивались яркие точки зажигающихся звёзд. Это неповторимое зрелище, не думаю что кто-нибудь, когда-нибудь видел что-либо подобное. Полюбовавшись этим закатом ещё пару минут, я встал на ноги. Чёрт, а я всё-таки рад, что пришёл сюда... И опять этот ветер, легко ерошит мне волосы и тёплыми касаниями проходится по лицу, и мне кажется, что он задерживается на губах, будто бы прощаясь со мной, навсегда. И я слышу, как ветер шепчет, так знакомо, так нежно и тихо. — ...я всё-таки показал тебе это небо... люблю тебя, Дилан, бай-бай... Как сообщение на автоответчике, которое всё никак не могли прочесть, а оно всё ждало своего часа, того мгновения когда сможет прозвучать и запечалиться в самой глубине сердца, оставляя нестираемый отпечаток. И я готов отпустить... И я отпускаю тебя, мой ангел, мальчишка с нереальными голубыми глазами и почти что девчачьим именем, Огата Томми. — Прощай... — ...спасибо... — Последнее касание, последний едва слышный шепот и его больше нет, нигде нет. Но это не были галлюцинации или обман слуха. Проводя пальцами по татуировке, я вспоминаю о нём. Три лучших месяца в жизни. Приходя на эту крышу, я так же придаюсь воспоминаниям. Ты подарил мне счастье и показал настоящее небо, в котором бесчисленное количество оттенков голубого. Я не знаю. Что делать дальше? Нет, я догадываюсь, что буду жить.