Настоящий мужчина

«Настоящий мужчина». Такая мысль возникает в голове Наполеона Соло всякий раз, когда он видит русского коллегу. Суровый взгляд, едва заметная скованность движений и сила. Невероятная сила и уверенность, которые Курякин источает вокруг себя, словно обогащенный уран. И, несмотря на всю хмурость высокого блондина, американец часто подмечает определенную заинтересованность женского пола в агенте КГБ. В такие моменты Соло был искренне благодарен Уэверли, который для любой миссии умудрялся придумать прикрытие, в котором Габи приходилась русскому невестой, женой, подружкой, да кем угодно, главное, что неприкосновенность большевика сохранялась. Наполеон бдил, Габи бдила, а к Илье никакой капиталистический мусор не прилипал. «Настоящий мужчина» и в свободной Европе вел себя так, словно за его спиной стоял отряд сотрудников КГБ, который с нетерпением ожидал его ошибки, чтобы наконец пустить в расход. На самом деле, Соло никогда не считал Курякина кем-то особенным. Взять хотя бы тот случай на моторной лодке, когда сумасшедший русский гонял по акватории и в конечном счете едва не утонул. И это лучший агент КГБ. Тогда все эти лавры были больше похожи на шутку. Глупую шутку. Но с того момента много воды утекло. Илья с лихвой вернул своему коллеге долг за спасение жизни и даже умудрился вырваться вперед в этой негласной гонке ангелов-хранителей. А дальше — больше. Турция, Марокко, Франция, Ирландия… Страны и континенты мелькали перед глазами. И стало уже совершенно привычным засыпать по одну сторону океана, а просыпаться с другой. Зима сменяла лето по несколько раз за пару месяцев. Уэверли не было дела до отдыха — британец и так постоянно перебирал бумажки в кабинете. Габи за полгода из гражданского лица превратилась в весьма талантливую актрису. Курякин даже потратил некоторое время на то, чтобы обучить девушку некоторым приемам рукопашного боя. Сам Наполеон от роли учителя вежливо отказался. И не потому, что считал русского в этом плане более опытным. Просто наблюдать за бывшим сотрудником КГБ стало его любимым хобби. Настоящий мужчина никогда не оставит даму в беде. Однако, когда у Габи неожиданно перед самым выходом на важное мероприятие сломался каблук, американец только развел руками. Единственным его предложением было надеть другое платье. — Но, Соло, вся аппаратура уже в этом, — насупилась девушка, которая явно была расстроена еще больше самого Наполеона. — А другие туфли совершенно не подходят, — продолжала тираду Теллер, пока мужчина судорожно перебирал в голове адреса ближайших магазинов обуви. Не мог же он позволить девушке пойти на прием в чем попало. Именно поэтому, когда молчаливый Курякин, одетый в потрясающий своей элегантностью и шиком костюм, протянул Габи туфлю, - такую же, только с каблуком - агенты рассеянно моргнули. — Постарайся нигде не цепляться сильно, и он выдержит, — этот русский неизвестно откуда достал гвоздик и прибил каблук. Нет, ну серьезно. Этими огромными руками с этими длинными пальцами, которые так легко сжимают горло любому противнику. Вот так вот просто взял и починил. Теллер была в восторге и удостоила своего «кавалера» поцелуем в щечку, а Наполеон впервые в жизни задумался над тем, что кроме воровства, стрельбы, основ рукопашного боя и разлива дорогих напитков, руками он не умеет делать абсолютно ничего. На этом таланты Курякина не заканчивались. Застряв вдвоем с раненым американцем на два дня в горах, Илья молча сносил весь сарказм коллеги, который явно пользовался своим положением и откровенно скучал. Русский колол дрова, ходил на альпийский родник за водой и даже поправлял ворчуну-Соло подушку по первому требованию. — Эй, большевик, мне холодно, — а Наполеон словно прощупывал его, действуя каждый раз все более нагло. Илья терпел, не говорил ни слова, не ворчал. Даже не бил окружающую утварь. В конце концов он сам напарника не уберег, а значит, ему и расплачиваться. Настоящие мужчины не жалуются и берут на себя ответственность. Он укрывал недовольного американца пледом, даже кормил с ложечки, удовлетворяя его капиталистическое эго. При этом сам питался весьма скромно, оставляя все сладости Наполеону, который после пары конфет замолкал на некоторое время. Они уже больше года работают плечом к плечу. За это время Курякин ни разу не съездил на родину. В Европе для советского человека все было поразительно расточительно, развратно и грязно. Однако к Илье ничего такого и не думало прилипнуть. Он остался ровно таким же, как и в их первую встречу. Разве что теперь иногда Наполеон замечал, как голубые глаза из холодных ледяных осколков превращаются в теплое тропическое море, стоит Габи начать восторженно рассказывать русскому о том, что она видела днем. В такие моменты Наполеон больше всего хочет оказаться на месте девушки. Тоже хочет почувствовать это тепло. Первый раз все происходит спонтанно. На конспиративной квартире, где они жили, отключили отопление. Стуча зубами и кутаясь в два одеяла, американец забрался в кровать к русскому. Илья дождался, пока незваный гость устроится. Настоящий мужчина, терпеливый и невозмутимый. Затем обернулся, оглядывая бледное замерзшее лицо и красный нос Соло. Наполеон постарался принять невозмутимый вид и мысленно приготовился отбиваться от нападок русского по поводу возмутительности сего поступка. А вместо этого получил участливое: — Замерз? — и смог только рассеяно кивнуть, мигом растеряв весь, так тщательно аккумулированный сарказм. Огромная рука, которая во мраке комнаты казалась совершенно черной, натянула одеяло на американца, закрывая того почти с головой. Соло с некоторым запозданием понял, что одеяло-то не его. Под этим было тепло. Под ним скрывался обнаженный торс Курякина, который последний месяц манил к себе Наполеона невиданными флюидами, переворачивая сознание с ног на голову. Мужчина подполз ближе, все еще кутаясь в свой импровизированный кокон, практически впечатываясь ледяным носом в горячую ключицу. Но даже на расстоянии нескольких сантиметров от кожи русского лицо все равно обдавало жаром. Только вот было непонятно, от Курякина ли исходило это тепло или дело было в простом смущении. — Ты странно ведешь себя в последнее время, ковбой. Ни за что не поверю, что тебе наскучило меня злить, — Илья не возражает против вопиющего проникновения в личное пространство. И голос его немыслимым образом завораживает. Этот ужасный акцент сейчас кажется американцу столь притягательным, руки — столь красивыми, а тело — столь желанным, что вместо ответа русский получает целомудренный поцелуй в ключицу. А затем еще один, и еще… Пока жадные губы, преодолев шею и скулу, не замирают в сантиметре от губ, все так же сжатых в тонкую полоску. Ничто так сильно не оскорбляет чувства американского Казановы, как эти губы. Ведь совершенно непонятно, что они выражают. В данной ситуации безразличие бьет больнее, чем кулак ярости. Он, можно сказать, наконец открывает Курякину себя настоящего, а взамен получает эти губы, сжатые в тонкую полоску. Илья действительно настоящий мужчина, которому не чужды трудности и ответственность. С того случая проходит всего месяц. Наполеон уже привычно входит в незапертый номер русского. Всего четыре недели, а у них уже выработался некий ритуал. В мире непостоянства, где американцу все время приходится менять маски и место жительство одно за другим, этот ритуал — именно то, что нужно. Галстук остается висеть на спинке кресла в гостиной. Так Илья, сейчас принимающий душ после изнурительной погони, узнает о его приходе. За этот месяц Соло уже понял, что настоящий советский человек никогда не придет к своей даме с грязными намеками на постель. По крайней мере не правильный во всех отношениях Курякин. Никаких экспериментов, никаких похабных разговоров. Казалось бы, столь искушенному в сфере плотских удовольствий американцу, секс с этим ярким представителем коммунистического общества должен напоминать просмотр скучнейшей мыльной оперы уже в -дцатый раз. Но, черт побери, как же русский хорош. Не важно, что он делает, даже если все его действия уже заранее известны и выучены наизусть с точностью до секунды. Важно — как он это делает. Властно и неспешно, снова и снова остужая нетерпеливую натуру Наполеона, для которого прелюдии не более чем прелюдии. С Ильей это выходит на новый уровень. Каждое прикосновение огрубевших подушечек пальцев вызывает в теле американца вспышки удовольствия, от которых пальцы ног сами собой подгибаются, а колени разъезжаются. Курякин выходит из ванной в одном полотенце. Нарочито громко щелкает дверным замком. Так Наполеон узнает о его приближении. В спальне горит всего один ночник на дальней от американца тумбочке. Сам Соло сидит под одеялом, а его одежда аккуратно сложена на стуле. Так он уравнивает их положение. Илья молча опускается на кровать, отбрасывая в сторону полотенце. Вот теперь они точно в равном положении. Русский нависает над партнером, утягивая того в долгий, жадный поцелуй. Американец обожает эти поцелуи. В них нет ничего женского и трепетного, только бесконечная жадность и жажда доминировать. И пусть оба прекрасно знают, чем все это закончится, пока что можно изобразить некое подобие сражения. Если Илья после первого поцелуя спускается к шее любовника, значит сегодня он настроен на оральные ласки. Наполеон любит такие ночи. Любит толкаться в расслабленное горло насколько позволяет сдерживающая бедра рука. Если же Курякин перехватывает его за запястья и заводит руки к изголовью кровати — значит сегодня американцу выпал счастливый билет, и его возьмут два раза. Само ожидание невероятно распаляет, неизвестность заводит Наполеона не хуже горячих фантазий, в которых Илья позволяет себе несколько больше, чем полагается примерному советскому гражданину. Вот только в этот раз все идет не так. После жарких поцелуев мужчину переворачивают на живот и заботливо подкладывают под бедра подушку. Нечто новое спустя месяц, а в этом русском еще множество сюрпризов. Привычная модель восприятия рушится, когда сильные пальцы чуть разводят ягодицы, а непроизвольно сжавшегося колечка мышц касается горячее дыхание, посылающее волну мурашек по спине до самого загривка. — Илья… — тихий стон невольно слетает с губ Наполеона. Он не знает, будут ли это пальцы или нечто более интимное. Но сердце уже отбивает бешеный ритм. Каждая секунда промедления со стороны Курякина равносильна вечности томительного ожидания. В нетерпении американец чуть вскидывает бедра, раскрываясь еще сильнее. Такое положение как никогда сильно показывает всю его беспомощность и желание подчиняться. То, что война сломала его еще подростком, мужчины выяснили еще две недели назад. Тогда американец впервые допустил мысль о том, что именно Илья из них двоих гораздо больше мужчина, чем он сам. Он, будучи сыном сосланного отца, будучи сыном опустившейся матери, ощущающий на себе постоянное давление и насмешки со стороны окружающих, в стране, где подобным ему заранее выдан волчий билет, сумел добиться столь многого. Смог сохранить веру в страну, которая обошлась с ним так жестоко. Смог стать лучшим из псов зверского режима. И, в конце концов, стал именно тем, кто помог Наполеону Соло вспомнить, что воровство и праздность — это не те вещи, которые должны приносить моральное удовлетворение. Горячий язык размеренно скользит по сжимающемуся колечку, чуть надавливая, но скорее дразня, чем растягивая. Но это пока. Соло мечется на простынях, силясь не застонать в голос, хотя так хочется. Напряженный член трется о гладкие простыни, которые сейчас причиняют скорее боль, чем наслаждение. Горячие губы касаются его поясницы и ягодиц. Этой ночью Курякин явно поставил себе цель довести напарника до полного исступления. И если все советские мужчины хотя бы в половину так же хороши, как Илья, Наполеон завидует всем этим женщинам, всем женам, которым досталось такое огромное счастье. Становится совершенно понятно, почему в СССР о сексе не говорят с экрана: зачем говорить о том, в чем люди так искусны. Щетина чуть царапает гладкую кожу, рука Ильи медленно скользит, обхватывая ствол под головкой, а большой палец размазывает выступающие капли по чувствительной коже. Блаженный стон Наполеон не в силах был бы сдержать, даже если бы от этого зависела сейчас его жизнь — слишком это приятно. Неторопливые возвратно поступательные движения рукой, на место горячего языка приходят пальцы, обильно покрытые смазкой. Ведь настоящий мужчина никогда не позволит себе воспользоваться слабостью другого и причинить тому боль. Илья растягивает его медленно, но уверенно, пока не слышит вместо стонов тихое хриплое «Илья». Пустая пачка контрацептива улетает в мусорное ведро и Курякин медленно входит в напарника, чуть надавливая тому на поясницу, чтобы американец прогнулся сильнее. Теперь мошонка вальяжно лежит на краю подушки, а сам член висит в воздухе, все еще сжимаемый сильной ладонью. Первые движения глубокие и тягучие, у них достаточно времени, а Наполеону еще завтра сидеть в кабинете Уэверли больше трех часов, слушая информацию касательно нового задания. Американец несколько неловко поворачивает голову назад, цепляясь взглядом за бок Ильи. Ему непривычно не видеть перед собой это мощное тело. В награду за терпение он получает жадный поцелуй, который был бы невозможен физически, не будь Курякин выше своего напарника ростом. И чем яростнее они сталкиваются языками, тем напористее становятся движения члена в уже растянутой заднице, тем сильнее сжимается кулак, создавая давление возле такой чувствительной и наверняка еще и налившейся кровью головки. Как настоящий мужчина, Илья покорно ждет, пока Наполеон кончит. Раньше американец собирал в кулак всю свою выдержку и терпел, но после их седьмой совместной ночи стало понятно, что в подвалах КГБ явно готовят не только машины для убийств, но и гуру секса. Такой выдержке позавидуют многие. Поэтому сейчас Наполеон не сдерживается и чуть отстраняется, получая доступ к кислороду, чтобы в следующее мгновение с довольным стоном спустить в горячую руку, сжимая ствол напарника внутри себя. Перед глазами все плывет, удовольствие чуть покалывает кончики пальцев. Краем сознания мужчина чувствует последние чуть более резкие толчки, а затем и приятную тяжесть от опустившегося на него тела русского. За этим следует благодарный поцелуй в висок, словно не Илья делал все это, а Наполеон. В СССР, видимо, женщины имеют огромные привилегии, раз Курякин так своеобразно выражает благодарность за возможность получить и подарить неземное удовольствие любовнику и себе. Лежа на кровати, они редко обнимаются, но сегодня особенный случай. И Соло хочет знать, что заставило его хмурого русского друга изменить своим привычкам. Именно такой вопрос он и задает, укладывая голову на мерно вздымающуюся грудь напарника. — Почему бы и нет? Ты сам постоянно пытаешься втянуть меня в свои грязные капиталистические фантазии. И сегодня ведь девятое марта. А у меня всегда было плохо с подарками. А ведь и правда. Какой настоящий мужчина способен оставить своего любимого человека без подарка в такой день? Наполеон только тихо фыркает, мысленно прикидывая, что же ему стоит сделать в качестве ответного подарка большевику. _________ — Вот скажи мне, почему идея с платьем и чулками отпадает? — негодовал высокий брюнет, поправляя на себе рубашку, пуговицы на которой упорно не желали застегиваться под как всегда спокойным взглядом русского агента. — Все очень просто, ковбой, — Курякин подтягивает насупившегося коллегу за ногу обратно к кровати и целует оголенный участок бедра любовника. Прошло шесть месяцев, а Наполеон все еще не оставил попыток втянуть правильного советского гражданина в свои капиталистические игрища. — Если бы я хотел трахать женщину, я бы нашел женщину. А я вместо этого хочу заниматься любовью с Наполеоном Соло, — не дожидаясь реакции, которая к слову застряла на кончике языка ошарашенного такой откровенностью американца, Илья усадил теперь уже не сопротивляющееся тело себе на колени и скинул рубашку, которая до сих пор не была застегнута ни на одну пуговицу. И вопреки поднятым к изголовью кровати рукам, кажется, у обозначенного ранее Наполеона Соло будет третий заход.