don't worry, be happy

Все, кто знали Лухана, в узких кругах китайской мафии пафосно называли его правой рукой Сатаны. Разве обычному смертному может так везти по жизни, если только он с дьяволом душой своей не сторговался?! Некоторые до сих пор поговаривали, что Лухан обладает невиданными простолюдинам магическими способностями, а это, собственно, и обеспечивало ему от существования на Земле все. Абсолютно все, что только можно и нельзя вообразить. Поэтому Лухан поставил на кон свою молодость и фамилию семьи заодно, чтоб к двадцати семи добиться невиданных успехов в чернющих, грязных, незаконных и кровавых делах. Его боялись даже собственные люди, хотя знали – тут магией далеко не пахнет, к сожалению, а любителям сказок лучше и дальше слепо верить в эту ерунду для романтичных фантазеров. Никакого колдовства. Лишь ловкость рук – в данном случае и мозга – и тонна мошенничества. И под двадцать восьмой день рождения Лухану повезло снова. Птичка на хвосте принесла в его мрачный кабинет интересную новость: где-то в подвалах по производству пуховиков незаконно удерживали вторые сутки неслыханной красоты безымянную принцессу. У нее ни документов, ни желания называть свое имя – лишь пышное платье, милые туфли с небольшими стоптанными каблучками и завязанный грязной тряпкой рот. Все, кто пытались к ней подойти, получали жуткие увечья от тех самых каблучков и круглых коленок. Лухан, глядя на фотографию пленницы, воодушевленно провел пальцами по налившимся ненавистью и злостью глазам и воскликнул: - Хочу! Потому что принцесса выглядела строптивой, своенравной и уверенной в своих силах. А такие всегда нравились мужчинам вроде Лухана – привыкшим получать свое, подчинять и унижать. Пока Лухан придумывал, зачем и к чему ему дома эта куколка, со счета списали приличную сумму, запихнули красотку в фургон и увезли прочь из города. Таким в подвалах не место, решил Лухан, постукивая пальцем по губам, крутанулся в кресле и уставился в окно с отличным обзором на передний двор и ворота. Машина не заставила себя ждать, Ифань – незаменимая «секретарша», отвечающая за волокиту вроде этой – выпрыгнул с водительского места и открыл фургон сзади, указывая остальным внутрь кивком головы. Лухан сжал в потной ладони стакан с ромом и облизал пересохшие губы. Его слабость уже грубо выгружали из фургона, даже не потрудившись сдернуть мешок с головы, а девка отбивалась и пыталась оттоптать ноги своим мучителям, из-за чего ее платье задорно плясало в воздухе, а светлые кудри хлестали по щекам сдержанных, словно каменная статуя, безэмоциональных амбалов. Лухан поправил воротничок белой рубашки, пригладил шоколадные волосы и подмигнул своему отражению в зеркале во всю стену прям напротив стола – красавчик, ничего не скажешь. Перед таким никто не устоит. Даже он сам перед собой. На одном из экранов с обзором входной двери и коридора Лухан увидел своих людей и тут же подорвался с места, чтобы встретить гостью в большой зале. Нечего всяких в свою обитель пускать, даже если они прекрасны, как сошедшие с небес ангелочки. Лухан всегда уважал и любил женщин, но что-то же должно оставаться непреклонным перед ними! Принципы, например. Настроение у Лухана было просто замечательным, поэтому он даже не отчитал Ифаня за обувь на белоснежном ковре. Как-нибудь в другой раз. - Ну? – Лухан уселся на белый с позолотой диван, сложил руки на груди и выжидающе приподнял бровь. Ифань как-то весь замялся и нерешительно покосился в сторону все еще дергающейся особы. Платье ее местами было порванным и грязным, светлые кончики волос беспорядочно растрепаны. Лухан приложил руку к сердцу и вздохнул. Кощунство-то какое! А потом вспомнил о самом главном и интересном: – Мешок. - Может, не надо? – попытался Ифань и приказал остальным удалиться. Лухан непонимающе нахмурился – а это уже очень, очень, просто пиздец как плохо. Ожидание всегда выводило Лухана из себя – с детства родители потакали его капризам, слушались как главу семьи, а Ифань… Ифань давно не получал плетью за свои вольности. - Надо. И чем быстрее ты это сделаешь, тем меньше ударов плетью… - И все-таки! - Ты меня перебил? Сейчас вот. Ты. Меня. Перебил! - Господин! – Ифань подался вперед и склонился над Луханом, инстинктивно вжавшимся в спинку дивана. Превосходство в росте и размерах всегда мешали Лухану в полную меру воспользоваться своим положением хозяина. – Я случайно узнал одну неприятную деталь. - Мне все равно. Я хочу на нее посмотреть. Мешок. Живо! – Лухан топнул лакированной туфлей и насупился. Ифань обреченно поджал губы и отошел обратно, занося руку над мешком. – И? - В том и дело, что… - Что ты слишком много пиздишь! В этом дело. Все, устал я от вас всех, скройтесь с глаз моих долой, я сам со всем разберусь! – Лухан вскочил с дивана и оказался рядом с подозрительно притихшей гостьей в два шага. – Так, посмотрим, что тут у нас. - Не… - Ты еще здесь? – голос и взгляд Лухана были такими, что у Ифаня побежали мурашки ужаса по спине. В уме он прикинул, сколько на этот раз его отхлестает ебнутый Тао за такие проделки. Но толстолобому и упрямому Лухану ничего ведь не докажешь – себя лишь слушает. Ну и женщин иногда. От женщин всегда проблемы. Ифань это знает, потому что как раз они впутали его во все это дерьмо, свели с Луханом и Тао. При упоминании имени на «Т» Ифаню всегда казалось, что шрамы на спине начинают гореть адским пламенем, и перечить Лухану уже как-то не так первостепенно важно. Лухан дождался, пока за Ифанем закроются большие двери, и повернулся к девушке. Связанные за спиной руки дернулись, когда Лухан развязал мешок на голове и аккуратно сдернул его со своей прекрасной гостьи. Та с непривычки зажмурилась, отшатнулась и чуть не упала на блестящий отполированный пол. Лухан, как настоящий джентльмен, подхватил даму за талию и улыбнулся так сладко, как только умел: - Ну, здравствуй, красотка. Добро пожаловать в мое скромное жилище. Дамочка хлопнула глазами, и Лухан во второй раз поразился ее красоте. Личико, будто вылепленное волшебными руками гениального скульптора, изменилось на нечто менее умилительное – не то от страха, не то от отвращения. - Ах, точно, я же забыл развязать тебе рот! – пальцы Лухана огладили нежные потрепанные какими-то извергами щечки и растеребили узелок на затылке. Тряпка упала между ними на пол прямо на дорогущие туфли Лухана. Но Лухану было не до этого, он любовался своей гостьей и чувствовал, как предательски перехватывает дыхание. Вот это подарочек! – Ангелочек, милая, прелестная, назови мне свое имя – и я завтра же возьму тебя в жены, мы будем любить друг друга всю жизнь, вырастим прекрасных детей и умрем в один день. Откройся мне! - Какого хуя? – просипело это нечто не совсем тонким женским голосом что-то непонятное. Лухан нахмурился и оглядел даму с головы до ног – ну пиздец, че теперь делать? - Детка, что у тебя с голосом? Только не говори, что эти ублюдки истязали твое нежное горло своими… своими… я убью их! Как они посмели? Тебя нужно на руках носить, любить и ласкать, а не в подвалах держать. Мои специалисты окажут тебе всю необходимую помощь, ты только не бойся! – Лухан обошел ее, стал сзади, вцепился в грубую веревку, стискивающую запястья, и ужаснулся в который раз – нежные ручки были грубо натерты. Не удержался, провел ладонью по спинке, что туго обхватывал зашнурованный корсет, и пригладил блестящие кудри. Девушка дернулась вперед, развернулась, подобрала подол платья и тем же грубым голосом заорала: - Не подходи ко мне, извращенец! Я тебя в порошок сотру, глист китайский! Отпусти меня домой! Лухан задумчиво почесал подбородок и стал наворачивать круги вокруг своей странной гостьи. Он интенсивно соображал, что стоит предпринять в этой неловкой ситуации. Но все его предатели-мысли вертелись у искусанных мягких губ и невероятных глаз, умышленно сбивая с толку. Дама напряглась так, будто была готова нанести удар ногой в любой момент. Спортом занималась, что ли? - Многоуважаемая, я совершенно не понимаю вашей выразительной речи. И нам нужно с этим что-то делать. Сейчас я позову своего помощника и мы решим. Ифань! Вернулся Ифань с тем же безразличным выражением лица, но взгляд его хаотично метался между Луханом, «подарочком» в платье и кочергой у большого камина, которой вполне можно было нанести пустоголовому китайскому мафиози смертельный удар по черепу. Все потому, что не членом нужно думать, а мозгами! - Она прелестна. Она невероятна. Но все имеют свои недостатки, да? – Лухан выжидающе замолчал, а потом закатил глаза, переменился в лице и повернулся к Ифаню: – Да, я спрашиваю? Ифань настороженно кивнул. - Я не понимаю, что она говорит. Мне срочно нужен переводчик и… новые одежды для нее. Самые дорогие и качественные! Никаких безвкусных тряпок. - Я думаю, что платья ей не понадобятся, - Ифань осмелился подойти к «даме» и резко сдернуть с нее парик. – Разве что в целях конспирации. У Лухана чуть не остановилось сердце, он осел прям на стеклянный столик и зажмурился пару раз. Но перед ним все еще стояло это. - Мне жаль, - пробормотал Ифань и вернул парик на место. - Так ты… ты, блять, мужик?! Я не верю своим глазам! Ифань, немедленно сними с него панталоны! Спустя пятнадцать минут громкой и выматывающей возни Лухан натирал льдом наливающийся под глазом синяк, а Ифань держал в стальных тисках голого мужика с размазанной под глазами тушью. От прелестной дамы остались лишь милые туфельки с каблучками, посягнувшими на самое дорогое – ширинку Лухана, когда он яростно стягивал с сопротивляющегося трансвестита панталоны. - Двадцать первый век. Какого хуя так выряжаться вообще?! - Спросите у него, - подсказал Ифань и встряхнул пленника в своих руках – униженного, измотанного и оскорбленного до глубины души. Вместо двух пышных форм – это оказалось подкладками! – болталось перед носом кое-что другое. Лухан почти зарыдал от обиды. - Пиздец. И как мне это сделать? На каком языке, а?! - Предполагаю, на корейском. - Вот и найди мне настоящего корейца! Переговоры устраивать будем. А теперь убери этот пиздец, у меня аж голова разболелась. Позор какой, господи! Я в таком виде из дома не смогу выйти ближайшую вечность! Минсок пытался вынести дверь всеми подручными средствами, а было их немного – разваленный теперь уже стул, кровать и комод. Решетки на окнах не поддавались тоже. Плечи ныли из-за бесполезной долбежки в железо, костяшки на ладонях покрылись мерзкой коркой засохшей крови, а палец на ноге вспух и посинел. Минсок с отчаянием зарылся пальцами в грязные спутавшиеся волосы и подобрал колени к груди. Ему выделили лишь какую-то пародию на штаны и ничего более, а закутываться в одеяло и скулить по потраченной жизни – выше его достоинства. В его хорошенькой головушке успело нарисоваться множество возможных сценариев дальнейшего развития событий: этот сумасшедший извращенец или продаст его на органы, или телом торговать заставит. А еще хуже – убьет и скормит своим псам на завтрак. И никто и никогда больше не услышит о бедном Минсоке ни словечка. Бедный Исин, он же наверняка себя виноватым чувствует… - Папочка, зачем ты так со мной, - не выдержал и взвыл Минсок, ударяясь затылком об стену. Именно в эту минутку проявления слабости дверь легко распахнулась, являя плывущему из-за бабских слез взору знакомого мафиози. Минсок отползал в самый дальний угол комнаты и отбивался как мог, но этот черт был в раза полтора больше, а итогом потасовки стали вновь завязанные руки и накинутая на плечи рубаха. Ну все, доигрались. Громила хмуро смотрел на него и толкал в спину, мол, пошевеливайся, сучка, с тобой тут возиться не будут, а Минсок нехотя передвигал ослабевшими ногами в неизвестность и вспоминал свою прежнюю жизнь. Теперь она не казалась такой ужасной, как раньше, потому что привели Минсока прямиком к китайскому извращенцу в окружении еще парочки таких же угрюмых ублюдков. Усадили на стул, привязали ноги для надежности и заставили поднять голову, грубо дернув за волосы. Минсок бы вывернул этим тварям руки, если бы не был связан, вот честно! Этот главный с сопливой рожей по очевидным причинам Минсоку не приглянулся сразу. Ему такие никогда не нравились: заносчивые, самовлюбленные, считающие, что им позволено все в этой вселенной. Но и сам Минсок страдал гордыней, которая не позволяла в трудные моменты обратиться за помощью – всегда все сам, что, как назло, привело его в гребаный Китай к этим отморозкам. Все началось с неудачной попойки. Минсок предпочитал не распространяться о своем происхождении, уж тем более – упоминать название корейско-китайской фирмы, которую основал отец, дабы лишний раз не подвергать свою нежную натуру стрессам. Его с детства готовили к директорскому креслу, воспитывали как в военной, мать ее туда, академии, но Минсок все равно вышел не таким, неугодным отцу и матери, слишком мягким, слишком непостоянным, слишком увлекающимся. В общем, типичным творческим балбесом, который в бизнесе понимал от слова ни-че-го. А вот рисование и писательство интересовали Минсока куда больше, поэтому он согласился на предложение Исина провести маленькую закрытую конференцию в Китае, приуроченную к выходу новой фантастической книжки. С китайцами и китайским у него никогда не складывалось, с менеджером и по совместительству хорошим другом Минсоку очень повезло. Исин был китайцем, проживающим в Корее, словом – идеальным вариантом для затюканного жизнью Минсока, который предпочитал лишний раз не высовываться из дома без надобности. А отдавать всего себя книжкам Минсоку пришлось, потому что… На попойке с друзьями он познакомился с симпатичным мальчиком, без умыслов привел его домой – родители вроде как уезжали по делам – и, не утруждаясь подъемом на второй этаж в свою спальню, толкнул его на диван в гостиной. Разделся, раздел его, положил большие ладони себе на задницу и заставил делать то, чего так давно хотелось: быстрых грубых ласк и крепкого члена в задницу, да поглубже, чтоб изо рта и ушей похоть вперемешку с возбуждением лились. И мальчик с радостью выполнял все молчаливые требования разомлевшего Минсока, разложив на диване и чуть не вывернув раздвинутые до предела ноги в обратную сторону. Именно поэтому Минсок не услышал никаких посторонних звуков, когда родители возвращались домой. Им пришлось лицезреть самую постыдную и интимную деталь жизни своего непутевого сына. Мать и отец орали так, что бедный мальчишка вылетел из дома с голой задницей, а сам Минсок оказался вышвырнут несколькими днями позже – с деньгами, но без шанса на немедленное помилование. «Или ты прекращаешь заниматься херней и берешься за ум, или мы больше не имеем ничего общего!» – сказал тогда отец. Общее они имеют до сих пор – золотую карточку Минсока, на которую перечисляют достаточно средств, чтоб не подохнуть где-нибудь от голода и холода со своими бомжарскими-писательскими заморочками. Мама иногда позванивала по праздникам и как бы невзначай интересовалась, а не нашел ли Минсок себе девушку, которые, к слову, с подозрительной настойчивостью появлялись на горизонте кардинально изменившейся жизни. Они вешались на шею тут и там, что в конце концов начало бесить, и на вопрос «когда свадьба и детишки» Минсок заорал «никогда» и бросил трубку. А вот нехуй в его жизнь лезть со своими укладами и проституток всяких подсылать! После китайской конференции Исин рассказал Минсоку про маскарад, предложил переодеться в достопочтенную леди и лично сопроводил на вечер. А дальше Минсок ничего не помнит, только грубые руки, завязанные глаза и рот, жуткие голоса и обилие жужжащего китайского. Леди оказалась уж слишком хороша, ага, и сейчас Минсок вынужден суженными от злости глазами следить за нахальными китайскими рожами, что обсуждают его никчемную бренную жизнь. - Волосы отпусти! – тявкнул Минсок, не выдержав, но осознавая, что тупые китайцы его не поймут. Поэтому своенравно дернул головой, за что поплатился чуть ли не целым клоком волос. В глазах стояли слезы. - Ох, какие мы голосистые, оказывается! Что он сказал? – Лухан обратился к стоящему справа от себя трясущемуся мужчине. Амбал позади него пихнул запуганного переводчика вперед так, что у бедного едва ли очки с носа не свалились. - Он просит отпустить волосы. - А вот по ебалу ты не хочешь?! – Лухан вскочил со своего места, замахал кулаком в воздухе и указал одним пальцем на свой синяк под глазом, приподняв солнцезащитные очки. – Думаешь, тебе это с рук сойдет за красивые глазки? Не надейся даже! А ты чего стоишь, переводи ему все как есть. У меня для него предложение. Лухан злобно усмехнулся и вернулся на свой диванчик. Минсок едва сдержался, чтоб не плюнуть в это омерзительное и мало разукрашенное синяками лицо. Но рассудок пока кричал не делать ничего радикального во благо своей же шкуры. Хотя какая тут еще может быть надежда? Переводчик заплетающимся языком передал Минсоку на корейском сказанные Луханом слова и заткнулся, ожидая дальнейших указаний. От возмущения Минсок открыл было рот и… закрыл обратно. - Так вот, - Лухан поправил волосы на висках и очки заодно, в приглушенном свете блеснувшие слишком ярко для воспаленных глаз Минсока. – Пока я буду решать, что с этим всем делать, у тебя есть два варианта: либо ты работаешь в борделе, либо на меня. Я делаю с тобой все, что захочу, а ты сможешь ходить по этой прекрасной земле, дышать свежим загородным воздухом и видеть солнце. Правда я не знаю, как долго, но… это же лучше, чем быстрая и тупая смерть прямо сейчас, да? Определенно! Минсок никогда бы не подумал, что такое может произойти с ним. На планете ежеминутно и ежесекундно случается всякий пиздец, но чтоб с ним, с домашним, ранимым мальчиком… в их мире торгуют людьми, убивают, грабят, творят столько хуйни, от которой волосы встают дыбом, но именно Минсоку «посчастливилось» после своего дня рождения оказаться домашней зверюшкой какого-то китайского психопата. Переводчик, видимо, сам ужасался тому, что приходится произносить вслух, голос его постоянно срывался и сипел, как у волнующегося школьника на первом свидании. Минсок смотрел то на него, то на главного. И не верил в реальность происходящего, пока его не заставили выбирать между одной херней и другой, угрожая дулом пистолета у виска. - А не пошел ли бы ты нах-х-х-х… - Минсок резко замолчал, когда пистолет щелкнул, и вновь заслезившимися глазами посмотрел на своего мучителя. – Ладно! Договорились, все превосходно, дипломат ебаный! - Он согласен, - культурно обобщил переводчик и попытался забиться в свой угол, но отпружинил спиной от мощной грудной клетки стоящего позади человека. - На что? – прищурился Лухан, оглаживая длинными пальцами черную трость со львом на ручке. – Отрезать язык или все-таки помиловать, но с привилегиями? - Помиловать! - Отлично. Вот и договорились, детка, - Лухан специально выделил гадкое слащавое обращение, яд сочился у него едва ли не из ушей, похлопал Минсока по щеке и обернулся к своим людям: – Займитесь им. И, уважаемый мистер Чондэ, узнайте же его имя наконец. С этого дня вы живете у нас. Вместе с нашим наимилейшим гостем. Дальше Минсока на автопилоте протащили по оставшимся кругам ада: его пытали, раздевали, осматривали, щупали, проверяли, намыливали, вычесывали, одевали и водили по бесконечным коридорам и лестницам, пока не закинули в знакомую комнату. Правда стало в ней немного уютнее, но Минсок совсем не почувствовал облегчения, наоборот – сел на хрустнувшую чистотой кровать, принюхался к изобилию цветочного запаха, осмотрел свои вещи и с отчаяния чуть не лишил себя оставшихся волос. За окном было уже темно, Минсок успел погоревать о своей нелегкой судьбе, о Исине, о родителях, которые вряд ли станут вообще его искать, ведь Исин не осмелится обратиться к ним за помощью. Даже в такой ситуации. Если он, конечно, вообще понял, что Минсок пропал, а не загулял по прокуренным китайским барам в компании красивых молодых мальчиков. Такое уже бывало, да, но Минсок перерос и теперь с искренней ненавистью расхаживал по комнате и пинал все, что попадалось на глаза. То несчастный стол, на котором стояла тарелка с фруктами, то кровать, то комод на изогнутых ножках, то кремовую стену. Спать у Минсока не получалось, как бы он не пытался себя заставить, ворочаясь с бока на бок и прислушиваясь к каждому шороху за дверью. Луна в окне насмехалась над ним, щурила свои веселые глаза, Минсок закрывал лицо ладонями, а потом показал проказнице средний палец и уткнулся носом в стенку, натянув одеяло по уши. Лухан размышлял усердно и много. На рабочем столе под увесистой папкой выглядывала помятая фотография плененной красавицы. Ром в бутылке закономерно кончался, а вот действенные мысли в голову успешного мафиози все не приходили. Лухан размашисто выдернул фотографию, свалив со стола подставку с ножами – зачем она тут стоит, не знает никто, но стена, что прикрывается картиной, имеет весьма подозрительные царапины-трещины-углубления, – и тяжело, драматично вздохнул, съехав в мягком удобном кресле чуть ли не под самый стол. - Ни сисек, ни ножек, ни пи… а ведь могло бы так обломиться, эх! – Лухан с горя присосался к бутылке, пролил остатки алкоголя себе на мятую распахнутую наполовину рубаху и кинул пустую тару в стену. – И что мне с этим делать теперь, Ифань? - Ну, - Ифань появился из темного угла, сел перед столом своего хозяина, закинул одну длинную ногу на другую и пожал плечами. – Хуй знает. Только по ночам они могли позволить себе такую приятельскую вольность. - Неси еще выпивку. У меня горе и депрессия. Я не хочу ничего решать и делать ближайшее время. Вот, видишь, я страдаю, сложил руки и печально смотрю в потолок, - Лухан для эффекта шмыгнул носом, а Ифань фыркнул – и это тот самый Лухан, правая рука Сатаны, перед которым все дрожали. – Любовь всей моей жизни меня оставила. - Но вы же не… - Я тебе душу изливаю, а ты мне собираешься морали читать?! Это было высшее из всех чувств, необразованный кретин. Даже таким клевым парням, как я, нужна ласка и тепло. Любовь это, сечешь? Ай, да что ты понимаешь… - Конечно, ничего, - согласился Ифань и разлил первый попавшийся в баре под руку коньяк по двум стаканам. – Куда мне там до ваших высоких. Этих, как их там… Лухан злобно замахнулся и принял из рук Ифаня стакан с коньяком. Издевается еще, сука. Точно наказание давно не получал. - Если он так вам понравился, можно же обратно в бабские шмотки нарядить. Сказать всем – вот моя будущая жена, ничего не знаю, а по ночам пялить в зад. Какая разница вообще?! Дырки есть дырки, кто их там в темноте разберет, - начал Ифань с задумчивым видом, свободной рукой прикуривая толстую папиросу себе и Лухану, который заинтересованно навострил уши и теперь активно двигал шестеренки под черепом. – В наше время и не такое происходит, вы знаете! Люди пол меняют, рога себе вживляют под кожу, в андрогинов превращаются, животных трахают, на неодушевленных предметах женятся… а тут, подумаешь, красивая мордочка подвернулась – грех не воспользоваться! - Ну я не знаю. - Тут не надо знать – тут надо действовать. - Почему ты так просвящен в этих вопросах? Ифань отвел взгляд и прочистил горло, заливая в него весь плескавшийся в стакане коньяк за раз. - Да вот… новости посматриваю. - А-а-а, ну ясно, - Лухан скинул тяжелые ботинки и закинул босые ноги на стол, блаженно вытягиваясь во весь свой рост и отъезжая на стуле почти до самого окна. – Я-то уж подумал, что недостаточно тщательно тебя прошестерил когда-то. Вдруг ты тоже бабой был?! - Да никогда! Какая из меня баба? - Стремная какая-то… Фотография, от которой Лухан успел оторвать левый нижний угол, криво торчала из кармана штанов. Ифань заметил это и усмехнулся. Лухан посмотрел вниз и спрятал ее полностью, сжимая стакан так, что он чуть не треснул. - Он же мне яйца отобьет, язык откусит, глаза выдавит, пальцы выломает! – вдруг начал перечислять Лухан, загибая пальцы. – Я когда в его глаза смотрю – мне аж жутко становится. Ты его плечи и руки видел?! - А вы сделайте так, чтобы ему не захотелось отбивать, кусать, выдавливать и ломать, - Ифань поиграл бровями и плеснул еще коньяка. Уж больно вкусным оказался – перед сном самое то. – Аккуратно, медленно, без угроз и принуждения. Ему все равно деваться некуда. - Точно же, что некуда. Но как? – Лухан пошевелил пальцами на ногах, поскреб голую грудь с торчащим маленьким соском в заляпанной и распахнутой сверху рубашке и вновь предался страданиям. – Я ж никогда не ухлестывал за мужиками! Понятия не имею, как у них там все происходит. - В интернете посмотрите. - Вот ты в интернете и посмотришь, а потом мне расскажешь. Все, работать иди, я один хочу поубиваться. - Какая работа? Ночь же. - Если не скроешься – найду! Минсока разбудил шлепок по щеке. Он резко вскочил, заорав во всю мощь голосовых связок, и столкнулся нос к носу, на который съехали покосившиеся очки, со вчерашним переводчиком. Минсок медленно вспомнил все, что пережил за последние несколько дней, и заметил у мужчины под глазами темные круги от недосыпа. Видимо, его тоже новая обстановочка с непривычки напрягает. - Если ты не проснешься, зайдет Ифань. Ему было сказано доставить тебя во всей красе на завтрак к господину Лухану, - на корейском протараторил, кажется, Чондэ и указал на приоткрытую дверь. Ифань тактично кашлянул, стоя в коридоре рядом с ней и сложив руки в замок за спиной. – Вставай и приводи себя в порядок, осталось не так много времени. - Не хочу. Не буду! – Минсок заупрямился, завернулся в одеяло и демонстративно начал храпеть. Чондэ вздохнул, помассировал виски и что-то сказал Ифаню – а потом Минсока быстро закинули на плечо и уволокли в ванную, из которой таким же действенным способом доставили к накрытому столу, во главе которого сидел свежий и улыбающийся Лухан с замазанным синяком под глазом. - Доброе утро, господа. Присаживайтесь, не стесняйтесь. Мою принцессу поближе, я хочу посмотреть в эти наглые и бессовестные глаза. Нехорошо, Минсок, завтрак занятых людей задерживать. Минсок дернулся на звучание своего имени из уст китайского негодяя и убийцы, скинул со своих плеч огромные лапища и гордо задрал подбородок вверх – если уж и умирать, так достойно, а не умоляя о пощаде. За эту выходку его силой усадили на стул, придвинули к столу так, что живот больно врезался в край, и в подходящий момент застегнули на шее мощный ошейник. Минсок ойкнул, когда нежную кожу кольнуло, и оттянул удавку пальцами, но Лухан покачал головой и ударил по непослушным ладоням. - Это чтоб ты, драгоценный наш, не скрылся в неизвестном направлении. Теперь я всегда буду знать, где ты и как ты. А теперь приступим к завтраку! Чондэ переводил почти синхронно с тем, как Лухан говорил, и ноздри Минсока гневно раздувались. Он не знал, куда смотреть и кого слушать – мозг резонировал между двумя голосами и фигурами по разные стороны стола. Весь завтрак Минсок просидел, опустив голову и не притронувшись к своей тарелке – аппетита совершенно не было, ровно как и желания любоваться довольной рожей жующего Лухана. Это только начало, а Минсок уже чувствовал себя сломленным. Он никто перед целым домом, напичканным охраной и сумасшедшими головорезами. Он никто для своих родителей и своей страны, у него нет документов и шанса сбежать отсюда. Он играет с терпением Лухана, как безмозглый идиот, и это… Забавно, насколько Минсоку плевать на свое будущее. - Почему он смеется? – Лухан аж жевать перестал, уставившись на давящегося смехом Минсока. Чондэ развел руками: - Нервы, видимо. - Ну, ты там успокой его как-нибудь. Подружками станьте, все дела. Ифань молча допивал апельсиновый сок и предвкушал веселый денек. И еще кучу веселых деньков за ним, пока Лухану не надоест возиться с Минсоком. Ну или пока им не надерут задницы левые чуваки, воспользовавшись моментом, когда боссу на все поебать. После завтрака Лухан дернул Минсока за плечо вверх, выволок из-за стола и повел куда-то по длинному коридору, придерживая поясницу. Чондэ лениво плелся за ними, протирая под очками слипающиеся глаза. Все-таки жизнь у мафиози дома требует гигантских усилий. - Чтобы я этого больше не видел, ясно? – Лухан обернулся к Чондэ и потянул лохмотья на отшатнувшемся Минсоке. – Будете одевать его по моему вкусу. Сегодня у меня настроение немного мрачноватое… ну, что опять дуешься? Ты должен мне соответствовать во всем! Минсок испытал все муки унижения собственного достоинства еще раз, когда в огромную светлую гардеробную набежала куча трещащих дамочек. Они окружили Минсока, вытряхнули из свободных шмоток и повели к окну, возле которого стояло напольное зеркало в красивой раме. - Соглашайся со всем, если хочешь живым остаться, - сказал Чондэ и уселся в углу на диванчик, закрывая глаза и представляя себя в окружении тех самых горячих красоток, от которых его жестоко оторвали несколько устрашающих громил два дня назад. Пришли, забрали, поставили перед фактом – переводить будешь, если нет – пулю в лоб. А Чондэ согласился, что ему еще оставалось? Надежда покутить с теми цыпочками умирает последней. Минсок прекрасно понимал это. А еще он понимал, что не может так просто прогибаться под такого ублюдка, как Лухан, поэтому убегал от трещащих дамочек, прикрывая ладонями болтающийся срам, пока те не навалились на него всей своей гурьбой, придавив к полу и связав ноги мерной лентой. Все попытки отстоять свою гордость заканчивались неудачей, Минсок в конце мирился и превращался в идеальную игрушку для кукловода – дергай за ниточки, как душе угодно, и никаких проблем. Лухан внимательно смотрел на широкие плечи, бледную изогнутую спину, поясницу и круглые поджавшиеся от стыда ягодицы. Фигура у Минсока была… обычной. За ночь, проведенную в дебрях интернета, Лухан так и не определился, чего ему хочется больше: ту красотку с фотографии или милого мальчика. В мужчинах он по-прежнему не разбирался, как и в их фигурах. Зато на Минсоке отлично село милое готическое платьице, чулки и тяжелые ботинки. Рюшечки, бантики, складочки и подведенные глазки опять очаровывали Лухана по самые яйца, казалось, что перед ним стоит та самая красотка с ангельским личиком, алыми губами и круглыми румяными щеками. Лухан задержал дыхание, перевел взгляд от лица на ноги, оценил чулки и несдержанно выдохнул. Довольные собой бабенки опять засуетились и нацепили на Минсока парик с длинными чуть завивающимися на кончиках прядями. Ошейник как нельзя кстати подходил к общей картине. Лухана тянуло к красотке неведомой силой, пальцы прошлись по овалу лица, ненадолго замерли на подбородке и повернули голову к свету из окна. - Крошка, ты просто космос, - прошептал Лухан и наклонился к сжавшемуся Минсоку ближе. Влажные от волнения руки уперлись Лухану в грудь, он посмотрел на эти умилительные квадратные ладони и коснулся губами гладкой щеки: – Да, давай, продолжай в том же духе. Твои ужимки так заводят, детка… Гладкие прядки рассыпались в пальцах, Лухану было плевать, что они искусственные. Да и отсутствие сисек вовсе не портило всю эту прелесть – про них как-то и забылось, когда Минсок яростно стрельнул глазками вверх, поджимая накрашенные блеском губы. Ноги все еще связывала мерная лента, а Лухан явно не собирался отступать без трофея. Даже если им был мягкий поцелуй в щеку и поглаживания по горячей шее с гневно пульсирующей венкой. Лухан надавил на нее и вдохнул запах, поднимающийся от выделяющихся ключиц. - Уйди, - Минсок дернул плечом и отклонился назад. – Уберись от меня, чудовище! - А у тебя голос приятный. Скажи мне что-нибудь еще – и я выгоню всех из комнаты, чтобы разложить тебя прямо на этом столике, - Лухан потерся кончиком носа об небольшое нежное ухо и прикусил мягкую мочку. Его шепот все сильнее бесил закипающего Минсока. Сминаемая рубашка в кулаках едва не трещала по швам. Чондэ сзади кашлянул. Спина Лухана сразу вытянулась и напряглась, он обернулся с таким лицом, что Чондэ пожалел о своем существовании на этой земле. И все вдруг прекратилось. - А теперь я хочу мальчика. И шорты. Ноги побрить, волосы в порядок привести. Никаких париков. И глаза оставить накрашенными, да. Заденете эту нежную кожу чем-нибудь, больно дерните, поцарапаете – голову с плеч снесу, ясно? – Лухан обращался к мечтательно вздыхающим бабенкам, а потом повернулся к Минсоку и криво чмокнул в губы, за что рефлекторно получил по челюсти. Голова его метнулась в сторону, волосы упали на лоб, Лухан сплюнул на пол и вытер губы, поднимая на Минсока блестящие бешеные глаза: – Сучка, как же ты мне нравишься! Восхищению Лухана не было предела. Минсок хотел повеситься на кружевных чулках. Его выряжали, как куклу. Нет, как дешевую проститутку: то в платья, то в темно-синие шорты до колен с гетрами наподобие европейских мальчиков-школьников века эдак девятнадцатого-двадцатого. Минсок ругался во весь голос, матерился, как последний сапожник во вселенной, хмурил брови и кидал на приставучих женщин свои убийственные взгляды исподлобья. Но на них ничего не действовало. Как, впрочем, и наслаждающегося представлением Лухана. Он то томно вздыхал, то облизывался, то ерзал задницей по сидению, недвусмысленно прикусывая указательный палец и сдвигая широко расставленные ноги. Минсоку это не нравилось. Очень сильно не нравилось. Ни Лухан, ни его способ зарабатывать на жизнь, ни-че-го вообще. И, что удивительно, глубочайшая неприязнь оказалась вовсе не неприязнью. Минсока вытаскивали из комнаты на завтраки и ужины, обеды он проводил у себя, по велению Лухана отводили к нему в спальню и оттуда же забирали, стоило им сцепиться и развалить дорогущую мебель. Лухан угрожал, Минсок чувствовал это по его интонации и, собственно, видел своими глазами, но не переставал провоцировать и сопротивляться. Они душили друг друга, били, кусали и пинали, но Лухан все равно ворковал ему на ухо по утрам, обращался как с телкой и делал вообще все, что обычно делают с телками. С каждым прожитым в этом аду днем Минсок ощущал, как расходуется огромный запас терпения, оставляя после себя тотальное безразличие и апатию. В одну минуту Минсоку было на все похуй, а в другую он был готов размозжить череп Лухана собственноручно об большой обеденный стол с белой скатертью. Как Чондэ еще мозолей на языке не натер, Минсок не знал и знать не хотел. Тогда ему и предоставили суперсовременный прибор, позволяющий общаться с иностранцами без третьих лиц. Минсоку стало по-настоящему страшно. Вся та детская возня, что была раньше, резко забылась. На прозрачном экране высветились заветные буковки после того, как Лухан что-то сказал: Ну что, красотка, проведем этот вечер приятно для нас обоих? Только ты, я, кровать и вот эта бутылка виски. Минсок смирился со своим положением, с удивительным обслуживанием, с разной степени фетишизма нарядами, но никак не с Луханом, который открывал бутылку, расстегивал рубашку и хлопал по кровати рядом с собой. Его улыбающееся лицо снилось в самых жутких кошмарах, Минсок обычно просыпался напуганный, мокрый и с бешено колотящимся сердцем. По ночам Лухан его убивал, насиловал, снова убивал и снова насиловал, издевался физически и морально. В вещие сны Минсок не верил ровно до этого момента. Взгляд невольно цеплялся за гладкую белую грудь. Минсок почти полностью поборол желание разбить небольшое устройство в руках об дурную рожу Лухана, отвернулся и сделал вид, что в комнате больше никого не существует. А зря. - Детка, с тобой обращаются, как с принцессой. А ты выебываешься. Так не пойдет, - Лухан вздохнул и отпил виски, расслабленно привалившись к спинке кровати. Нажал на маленьком пульте пару кнопочек – и картина поднялась вверх по стене, открывая за собой целый набор огнестрельного оружия. Тогда Минсоку стало не по себе, он передернул плечами и сглотнул, понимая, что этот пиздец зашел слишком далеко. – Мне надоело с тобой возиться. Или ты меня слушаешь, или… ну, я уже выбрал свободное место на заднем дворе. Экран в руках опасно мигнул, но общий смысл перевел. - Иди сюда, куколка, и никто не пострадает, - Лухан поманил обернувшегося Минсока пальцем и обратился к какой-то небольшой колонке, стоявшей на настенной полке: – Ифань, живо ко мне. И прихвати кое-что для моей крошки. А потом выключил связь и усмехнулся. Минсок знал, что ничем хорошим это не закончится, когда в комнату зашел уставший от его попыток сопротивляться Ифань. С него грубо сдернули шорты с бельем до самых коленок, бросили лицом в матрац и пристегнули наручниками к железной балке в спинке кровати. - И ноги, - задумчиво протянул Лухан, осматривая трепыхающегося на своей кровати и о чем-то яростно ругающегося Минсока. «Детка» вполне могла пяткой выбить ему челюсть. А завтра нужно дела решать – самовольный отпуск и так затянулся в два раза больше задуманного. – Ноги обязательно! В сексе Минсоку под настроение нравилась грубость, он с радостью соглашался на что-то новенькое, но когда тебя насильно удерживает в своем доме ебнутый китайский мафиози со смазливой рожей, а потом пристегивает к кровати с голой задницей кверху, сохранять спокойствие и подходящее состояние становится трудновато. Минсок совсем не планировал заводить новые романы в Китае, уж тем более – трахаться со всякими чокнутыми. Но Лухан, похоже, от своих идей отступаться не намеревал, со взглядом маньяка приближаясь к хнычущему в покрывало Минсоку. - Может, отшлепать его? – предложил Ифань, осматривая торчащие бледные ягодицы. В томном освещении спальни они выглядели такими трогательными, беззащитными и нежными, что даже Ифань не устоял. - Я сейчас Тао попрошу тебя отшлепать. Исчезни! – Лухан махнул рукой на дверь и забрался на кровать. Дернул Минсока за связанные ноги, заставляя выпрямиться, и уселся на бедрах, сжав своими коленками. – Что ж, раз ты не хочешь по-хорошему… Последний раз Минсока мама шлепала в пять лет, когда он упал и порвал новые штаны на коленке. С тех пор он отвык от этих изощренных физических наказаний, считая, что рукоприкладство проблему не решит, а вот спокойное ее обсуждение – вполне. Обсуждать им с Луханом было нечего. Поэтому Минсок взвизгнул на первый и неожиданный шлепок по ягодицам, брыкнулся так, что чуть не сломал руки, и обратно вжался в кровать всем телом. Хотелось провалиться сквозь землю прямиков Сатане в руки – он наверняка не такой жестокий и бессердечный, как Лухан. - Это тебе за испорченную мебель, - Лухан вытянул из своих штанов кожаный ремень, свернул пополам, ухватившись за массивную пряжку, и ударил по открытым ягодицам во второй раз. Они так трогательно поджались, что сердце екнуло. Но Лухан никогда не отступался от намеченного плана, даже если где-то в глубине своей одеревенелой души чувствовал благородные порывы сдать позиции, пока не поздно. – А это за испорченные нервы, за потраченное время, за то, что сделал меня голубым, за то, что воспользовался моей добротой и разбил сердце! На нежной коже наливались красным грубые следы от ремня, Минсок дергался с каждым ударом, орал в забивающееся в рот покрывало и проклинал больного извращенца всеми ругательствами, которые знал. Когда он замолкал, боль становилась сильнее, и вскоре Минсок сорвал голос, а Лухан все не прекращал, с садистским удовольствием мучая несчастные ягодицы фирменным ремнем. Постепенно сила ударов сходила на нет, и Минсок вздрагивал рефлекторно, чувствуя, как все тело наливается тяжестью и превращается в одну пульсирующую болевую точку. Минсок понял, что все прекратилось, когда ремень звонко ударился пряжкой о пол. Но Лухан не спешил вставать с него, разглядывая результаты проделанной работы. А посмотреть было на что. - Давно нужно было это сделать, - Лухан облизнулся и как-то нервно вздохнул, кончиками пальцев прикасаясь к горящей коже. Провел по округлости ягодиц снизу-вверх и остановился на копчике. Стало вдруг интересно, а что же происходит там, внутри, после столь грубых обращений с нежными прелестями. Минсок скулил, дергал бедрами из стороны в сторону, пока Лухан силой не вжал его в кровать, неуверенным движением проскальзывая указательным пальцем между ягодиц. Раздвинул их, посмотрел, потер тугие сжатые мышцы и понял, что у него стоит. И не просто, а уже неприятно и больно, игриво упираясь в жесткую ширинку. – Господи, да что же это за хуйня такая! Лухан отскочил от Минсока, как ошпаренный, затряс в воздухе рукой, которой трогал измученные ягодицы, и вылетел из спальни, сшибая на повороте служанку с кипой выстиранного белья. Минсок ощутил все прелести одиночества лишь после того, как его отстегнули от кровати, намазали какой-то мазью во всех интимных местах и вернули в небольшую, ставшую почти «собственной» комнату. Лухан не появлялся несколько дней подряд. Его не было ни на завтраках, ни на ужинах. Машина не подъезжала к дому ни ночью, ни утром. Минсок надеялся, что его наконец-то поймали или арестовали. Ну или убили в лучшем случае. Чондэ смотрел на него с каким-то непонятным сожалением, похлопывал по плечу и одним взглядом как бы намекал: «Крепись, чувак, силы тебе еще понадобятся». Рассматривая отражение в зеркале, Минсок не верил своим глазам: осунувшийся, помятый, бледный и с диким взглядом он вовсе не был похож на себя прежнего. Макияж творил чудеса. Если Лухан не появлялся дома, Минсока все равно красили и одевали по четко составленному плану. - Классно выглядишь, - хихикнул Чондэ и получил локтем по ребрам. – Ну, прости, прости. В том, что Лухан на тебя запал, нет ничего удивительного. - Да вы тут ебнулись все?! – Минсок кинул столовые приборы на тарелку, вскочил со стола и завернул в какой-то неизвестный коридор. Обычно его водили по дому с завязанными глазами и в строгом присутствии парочки недоброжелательно настроенных громил. В этот раз никто не двинулся за ним пугающей тенью, никто не остановил и не потребовал вернуться обратно. Странно, но почему бы нет? Минсок наивно полагал, что, раз Лухана нет, сможет воспользоваться предоставленным насмешливо шансом и свалить отсюда к чертовой матери. Он спрятался в какой-то каморке, достал из рукава украденный со стола нож и попытался разрезать ошейник, но крепкий материал все никак не поддавался острому сверкающему лезвию, издеваясь над Минсоком и его заметно пошатнувшимися нервами. Капельки крови попали на белую свободную рубашку и голые коленки, Минсок поморщился и перевел взгляд к потолку. Хорошо, что тут темно. С детства Минсок не переносил вид крови. Ее запах забился в нос, дышать стало труднее, Минсок с силой оттянул гребаный ошейник и бросил нож в противоположную стену. Трясущимися руками он попытался найти выключатель, но дверь неожиданно распахнулась и угрожающе ударилась об стену. Лухан на пороге выглядел очень недовольным. Крайне недовольным. Пиздец каким недовольным. - Соскучился, я вижу, - от этого голоса у Минсока затряслись коленки. И задница заныла, все еще не до конца отошедшая от безжалостной порки. – Сейчас исправим. Когда с глаз Минсока сдернули повязку, в помещении остались лишь они с Луханом. Его уверенная поза с широко раздвинутыми ногами наводила страх и ужас. А еще больше Минсока не устраивало собственное положение: со связанными руками он стоял на коленях перед сидящим в кресле Луханом, как последний отброс общества в присутствии короля. Не то что бы Минсок отказывался когда-либо и кому-либо делать минет, просто… не в такой ситуации же! И точно не Лухану. - Знаешь, как мне все это надоело? Я не могу работать и спать – постоянно думаю об этом милом ротике и красных, воспаленных ягодицах, - Лухан наклонился вперед и нажал на потрескавшуюся нижнюю губу Минсока большим пальцем. Говорил он что-то неведомое, но тихо и медленно, в голосе было слишком много откровенного… секса. Глаза Минсока распахнулись, когда Лухан расстегнул ремень и ширинку, не сводя с него своего пристального и жесткого взгляда сверху-вниз. – И я тут узнал кое-что интересное. Думаю, нам бы не помешало подарить друг другу еще парочку приятных воспоминаний, м? Ну же, я знаю, что ты любишь это. Минсок пытался заплакать и надавить на жалость, но ничего не вышло. Вместо этого он зажмурился и стиснул зубы, когда Лухан дернул его за волосы вперед и приспустил штаны с бедер. - Я надеялся, что у нас все будет по согласию, но ты такой упрямый. Давай, покажи мне, что ты умеешь делать своим ртом, детка, - Минсок не дышал, пока Лухан что-то говорил над его ухом. Пальцы в волосах сжимались все сильнее. Теплое дыхание Лухана стало чуть громче и надрывнее – о, как его заводил вид униженного и оскорбленного Минсока на коленях со связанными за спиной руками! Так и хотелось сделать с ним что-нибудь… пидорское. Лухан и правда мучился все это время, не спал и почти не ел, в минуты откровенной слабости наяривая кулаком по сильному стояку. Стоило ему вспомнить эти красные, сжавшиеся ягодицы, как член буквально выпрыгивал из штанов. Чертов предатель. Лухан не успел определиться по поводу мужчин, но, видимо, его тело решило возникшую проблему самостоятельно. Поэтому, когда Минсок неловко приоткрыл глаза, у Лухана уже стоял. Крепко так, основательно. Прям перед носом. И это жутко. - Укусишь – изнасилую! – предупредил Лухан и почти вжал Минсока лицом в свой пах. Ему не терпелось толкнуться членом в этот упрямый, своенравный рот, ощутить на нежной коже грязный, порочный язык… ох, кажется, бурная фантазия всегда была слабостью Лухана. Минсок дернулся в последний раз, но заскулил из-за железной хватки в волосах, даже не подозревая, что каждый издаваемый им звук и каждое движение толкают Лухана на более решительные действия. Вспомнился ремень, Ифань и Чондэ со своим «запал». Минсок почувствовал, как все тело подозрительно напряглось, пошире расставил коленки, чтоб не потерять равновесие, и посмотрел вверх. Лицо Лухана казалось не таким жестоким. Да и вообще каким-то забавным и детским. - Ненавижу тебя, - выдохнул Минсок и сощурился, когда Лухан дернул бедрами вперед, схватившись ладонью за свой стояк. – Сумасшедший ублюдок, таким стручком лишь людей смешить. Хотя Минсок понимал, что это неправда. Особенно, когда Лухан провел теплой головкой по сжатым губам, ткнулся в уголок рта, дернул за волосы, запрокинув голову, попробовал еще раз. Смеяться в этот момент вовсе не хотелось, только плакать и просить прощения у родителей за то, что у них такой никчемный сын, которому нравится лежать под кем-то и стоять на коленях с членом во рту. Нет, Минсок не получал никакого удовольствия от происходящего, но и пререкаться дальше было бесполезно. Лухан получал свое всегда, и никакие попытки Минсока не помешают ему воплотить в жизнь очередное желание. Лухан пригрозил кулаком в воздухе. Минсок сделал глубокий вдох и нехотя приоткрыл рот с таким выражением лица, что у Лухана чуть не упало: - Блять, ты по-нормальному не можешь?! Обязательно все портить? - Когда ты уже заткнешься?! - Не повышай на меня голос! – Лухан оскалился, откинул голову на спинку кресла и еще шире расставил ноги. – Я убью тебя, если мне не понравится. Давай еще раз. То, что они не понимали друг друга, вовсе не мешало Лухану провести своим членом по губам и щеке Минсока по второму кругу. Когда головка остановилась возле уголка рта, Минсок зажмурился и безвольно разомкнул челюсть. - О да-а-а-а, наконец-то, - Лухан усмехнулся и, сильно нажав на щеки Минсока, ввел член в горячий рот. Подождал, перевел дыхание, убрал волосы с глаз и посмотрел вниз. Минсок ничего не делал, но его лицо горело от стыда и злости. Соблазн клацнуть зубами был слишком велик, но Лухан несдержанно вздохнул и взял все в свои руки. – Да ты начнешь уже когда-нибудь или я состарюсь быстрее?! Минсок бы послал эту истеричку в жопу, но рот был занят. Тогда-то он и оценил весь масштаб катастрофы. «Стручок» был вовсе не стручком, а вполне себе таким внушительным хером, неприятно упирающимся в сокращающуюся глотку. Про себя Минсок безостановочно матерился и желал Лухану поскорее спустить. Желательно не ему в рот, а хотя бы на руку. Гениальная идея посетила его мозг в разгаре самого процесса: Лухан пыхтел, давил на затылок и в прямом смысле насиловал несчастный рот Минсока. Пока Минсок не заупрямился, отстраняясь назад, чтоб удивить Лухана внезапным порывом сделать все самостоятельно. Чем лучше он постарается, тем быстрее кончит Лухан. Ведь так? Минсок, уверяя себя в невинности поставленной цели, обхватил головку губами, обвел ее языком и резко подался вперед, радуя Лухана настоящим глубоким минетом. - Минсок, крошка, ты такой охуенный, м-м-м, еще, вот так, да-а-а… сильнее, принцесса, ох, как же я давно этого хотел! Ифань за дверью устало привалился к стене и закрыл глаза. Минсок, стоящий на коленях, и мертвого поднимет. Точнее, у мертвого. - Сука, нежнее, - простонал Минсок, когда его в тысячный раз схватили за несчастные волосы. По подбородку текла слюна, дыхание окончательно сбилось из-за хаотичных движений Лухана навстречу. Минсок старался, как никогда в своей жизни, но Лухан все не кончал. Облизывал его, посасывал, целовал мошонку, пробовал глотать, но этот ублюдок будто специально вытаскивал член из распухшего красного рта и медленно гладил ладонью, чтоб после пары движений вновь аккуратно пропустить между зубов. Минсок собирался укусить, честно. Но Лухан застонал и всадил ему по самые гланды слишком не вовремя. Так, что Минсок едва не вжался носом в напряженный живот. Выругавшись в голос вокруг пихающегося поглубже члена, Минсок подавился и закашлялся, будто все это время его душили с перерывами на выебать в рот. Он кукла резиновая или кто? - Пресвятая дева Мария, как же охуенно, - протянул Лухан и спустя несколько секунд додумался отпустить волосы зеленеющего Минсока. – У меня за эти дни чуть яйца не разорвались! А ты все никак не хочешь принимать мою любовь. Минсок откашлялся и выплюнул всю гадость на пол. Глаза у него слезились от осознания одного уебищного факта: что бы Лухан с ним не делал, ему это, похоже, начинает нравиться. Иначе как еще объяснить то, что из шорт выпирает?! Игры в кошки-мышки прекратились однажды ночью. Минсок не успел отойти морально и немного физически, как Лухан придумал что-то новенькое: заявился в комнату, разбудил, включил свет и увалился на кровать сзади. Минсок не сразу понял, что происходит, поэтому не удивился обнаружению наручников на своих запястьях. От Лухана тащило выпивкой, улицей и вседозволенностью. А еще таким диким желанием, что Минсок сжался, втиснул голову в плечи, закрыл глаза и начал шептать «нет, нет, не надо, уйди, пожалуйста-а-а-а». Лухану, естественно, было похуй на все мольбы своей детки. Ему хотелось так, как никогда раньше. Мозги отключались, зато включалось кое-что другое. Лухан вжался носом в растрепанные волосы Минсока на затылке, закинул сцепленные руки себе за голову, чтоб не мешали, и распластал ладонь на втянувшемся рефлекторно животе. Одеяло сползло на пол от их возни. Минсок вдруг засмеялся и дернул Лухана за волосы, чуть не скрутив пальцы столь умелым маневром: - Что, паскуда, не ожидал?! Скорее Минсок не ожидал того, что на его шею ляжет милый слюнявый поцелуй, а наглая ладонь схватится за самое дорогое, спрятанное под тонюсенькой тканью разноцветных трусов. Минсок не знал, сколько уже живет тут, ищет ли его кто-нибудь и зачем Лухан пытается сделать его своей резиновой куклой. Единственное, на что был способен его мозг сейчас – принять тот прискорбный факт, что Минсоку вроде как тоже хочется. И что Лухан сам по себе симпатичный, если не учитывать его «работу» и повадки. - Детка, я чувствую, ты меня хочешь, - пальцы дразнили, играли и теребили Минсока между ног, потом вовсе лишили защиты в виде трусов, тут же схватив член в кулак. Минсок ерзал, метался по кровати, дергал руками в уже привычной манере и пытался пнуть Лухана ногами. Но все зря. – Да, прижмись ко мне еще сильнее – и тогда я точно не смогу остановиться. Голос Лухана стал ниже и чувственнее. У Минсока по шее и спине пошли мурашки, а сердце едва не остановилось. Навсегда. Его умело притиснули к груди, зафиксировали ногу между бедер и лишили возможности как-то сжаться, закрыться, оттолкнуть. Между ног все вспыхнуло, постыдно оживилось, поднялось. Даже ягодицы поджимались от мыслей, что Минсоку собираются вставить. Кто-то назвал бы это предвкушением. - Лухаа-а-а-а-н, сукин сын, - завыл Минсок и сдался, раздвигая теплые бедра в стороны, чтоб рука двигалась быстрее и сильнее. Лухан сзади тяжело дышал на ухо, облизывал мочку, кусал и целовал шею. Свободной рукой он расстегивал свои штаны. – Только попро… буй… - Стони мое имя, стони его на весь дом, чтоб все знали, какая ты жалкая похотливая сучка, млеющая от ствола в своей заднице, - Лухан отпустил твердый, упругий и забавно дернувшийся вверх член, поднял мошонку и надавил пальцами на пульсирующие мышцы. Они так и манили раскрыть до предела, вставить по самое не могу, растянуть, порвать, облизать… Лухан смахнул пот со лба и перевернул Минсока на живот, поднял бедра вверх и уткнулся лицом в желанные ягодицы, целуя и прикасаясь языком между. – Чтоб я, самый крутой мафиози Китая, кому-то задницу вылизывал… запомни этот момент – он будет самым значимым в твоей жизни, детка. После короткой заминки Минсок подскочил на кровати и сжался так, что Лухан не смог подвигать двумя наслюнявленными пальцами внутри тесной задницы. Это было что-то странное, новое, но такое горячее, что Лухан окончательно распрощался со своей убежденной «нормальностью». Вставляя и вынимая пальцы в жадную задницу, которая буквально затягивала их по самые костяшки, Лухан вспоминал неудачный поход в бордель и усмехался, добавляя ко всему еще и юркий язык, облизывая по кругу растянутые нежные стеночки. Там ему выделили самых лучших женщин и самую подходящую для этого обстановку. Сначала у Лухана стоял, но, когда одна из девиц приспустила белье, у него упал. Окончательно и бесповоротно. А вот Минсока, томно вздыхающего и извивающегося перед его лицом, хотелось до боли в яйцах, до судороги в мышцах рук и бедер. Ведь действительно: какая разница, куда вставлять? Лухан, воодушевленный своими глубокими философскими размышлениями, растягивал Минсока пальцами быстро и грубо. Судя по тому, как Минсок подавался навстречу, сжимался и постанывал, ему вовсе не было больно или неприятно. Член его по-прежнему стоял, подергиваясь, и Лухан погладил его указательным и большим пальцами по краям. Очень и очень зря, потому что Минсок вытянул руки, самостоятельно насадился на твердые пальцы и прогнул спину соблазнительной, красивой дугой, почти вжавшись телом в кровать. Задница его при этом все еще оставалась в воздухе. Лухан поразился такой растяжке и гибкости, облизнулся и выпрыгнул из штанов, предварительно вытащив из кармана презерватив. - Ну что, крошка, сыграем последний раунд? – Лухан шлепнул просящую, сжимающуюся задницу, раздвинул ягодицы широко-широко, напоследок полюбовался сокращающимся входом и резко всадил член в Минсока почти по самое основание. Вселенная его перевернулась вместе с потолком. – Бля-я-я-я-ть, Минсок! Уж чего Минсок никогда не представлял за время проживания здесь, так это стонущего, называющего его по имени разнеженного Лухана позади себя. Лучше бы он его убил. Или нет?.. Он вжимался носом в простынь, пытался ухватиться руками за что-то, но мешали блядские наручники. Коленки под сильным напором разъезжались в стороны. Минсоку казалось, что Лухан сейчас переусердствует и разорвет его на две половины. Это все напоминало ту злополучную ночь, когда он притащил незнакомого парня к себе домой. Разница лишь в том, что сейчас из него вытрахивали душу и здравый смысл гораздо тщательнее и сильнее. Минсок разрывался между своей ненавистью к Лухану и долгожданным облегчением случившейся близости, подставляя задницу под поступательные движения внутрь своего несчастного и изможденного тела. Это как отпустить себя наконец, но гораздо приятнее, с небольшим бонусом. Лухан зачем-то остановился, уперся двумя потными ладонями в красные ягодицы, вжимающиеся в свой пах, и попытался перевести дыхание. Вниз он старался не смотреть, чтоб не спустить раньше времени – уж слишком пошло Минсок принимал его член внутрь своей растянутой задницы. Но, к сожалению, звезды на небе сложились не в пользу Лухана. Он закрывал глаза и думал обо всех омерзительных вещах в мире, но фантазии его возвращались к живому, реальному, горячему телу в руках, которое изнывало от желания быть растянутым под кем-то. Минсок опять сделал это невозможное движение бедрами, уперся кулаками в подушку, прикусил простыню и кончил без дополнительной стимуляции, когда Лухан взял прежний быстрый и невыносимый темп. Их, наверное, слышал весь дом. Ну и к черту. Лухан даже не понял, когда все закончилось, только Минсок завозился под ним, дернул руками и что-то сказал. Пришлось вытащить член из горячей задницы, а вот поглаживания пульсирующих и покрасневших мышц пальцами – уже сугубо личная инициатива. Минсок предполагал, что после спонтанного, но классного секса Лухан потеряет к нему всякий интерес, выкинет, как использованный презерватив, оставит в покое. Но случилось все с точностью да наоборот: Лухан следующие дни обхаживал его, как свою невесту, гладил по ладони и лицу, что-то говорил ласковым голосом, смотрел преданными влюбленными глазами… Минсок этого не понимал. Отказывался понимать, потому что грозные мафиози так себя не ведут. На самом деле все оказалось проще, когда Минсоку завязали глаза и руки, нарядили в какие-то бабские шмотки и втолкнули в очередной фургон. Ехали они долго и с парой остановок, за все это время Минсок успел заново возненавидеть Лухана, который теперь ловко избавлялся от его присутствия в своей хитровыебанной жизни. После мыслей типа «а вдруг и правда у них могло бы…» становилось в тысячу раз обиднее. У кого-то и могло бы, но точно не у них. Минсоку стало жутко, когда неподалеку послышался рев подъезжающих машин. Незнакомые голоса окружили со всех сторон, началась жуткая потасовка, и чьи-то сильные руки закинули Минсока на плечо, забирая подальше от эпицентра сцепившихся китайцев. Отголоски родной речи – это последнее, что слышал Минсок перед тем, как отключиться. - Что значит украли? – Лухан сцепил пальцы в замок и поставил на них подбородок. Глаза его в миг преобразились – стали холодными и пугающими. – Ифань, какого хуя произошло? - Нам оставили только это, - Ифань положил на стол перед боссом ошейник, который все время пребывания у них дома носил Минсок. – Наши люди уже пытаются выяснить, кто это был, но… никаких зацепок. Все присутствующие как-то помрачнели и опустили головы. Особенно Чондэ, попытавшийся ретироваться подальше из кабинета Лухана, в котором с каждой секундой атмосфера становилась все более пугающей. - Мистер переводчик, вы что-то хотите нам сказать? – Лухан заулыбался, но улыбка эта не предвещала ничего хорошего. Он кивнул Ифаню и откинулся на спинку кресла. – Ну же, не стоит смущаться. Я-то думал, мы стали одной дружной семьей… Ифань приставил дуло пистолета к спине Чондэ и заставил опуститься на стул перед Луханом. Тогда Чондэ в полной мере осознал, какую хуйню сделал в тот вечер, отпросившись у Лухана на пару часов в ближайший бар с красивыми телочками. Там его нашли какие-то странные типы, развели на откровенный разговор и пообещали доставить «пташку» Лухана домой в целости и сохранности. Чондэ к тому моменту уже плохо соображал, а один из охранников Лухана увлекся горячей смуглой девчонкой и не заметил никаких подозрительных личностей у наблюдаемого столика. - Ты сам все расскажешь или мне нужно просить Ифаня об одолжении? – Лухан грозно ударил ладонями по столу так, что все подскочили на месте. И стол тоже, да. – У тебя есть три секунды на размышление. И время вышло. Ифань?.. - Я скажу! – Чондэ испуганно сжался, когда у него над ухом щелкнул пистолет. Лухан напрягся и пообещал себе найти и жестоко наказать всех тех, кто украл Минсока. И Чондэ заодно, если он как-то к этому причастен. - Если с его головы упал хоть один волос… - Какие-то ублюдки сказали мне, что вернут его домой. Я даже не подумал, откуда они знают о местонахождении Минсока, и рассказал им ваш план, - Чондэ зажмурился, потому что Ифань вдавил дуло в пульсирующий висок. – Я случайно подслушал, что вы хотите его перепродать, и… - Как они выглядели? Или у тебя там окончательно сперма в мозг ударила?! – Лухан вскочил с места, схватил Чондэ за грудки и затряс бедного в воздухе так, что очки слетели на пол. – Говори, сука, иначе я тебя по стене сейчас размажу собственными руками! - О-один лопоухий такой, а второй тем-мный! - Так и знал, Ифань, слышишь?! Эти педики не упустят возможности испортить мне выходные! Скажи покупателям, что я отменяю сделку. И немедленно найдите Чанеля с его тупорылыми ослами, они же не могли сквозь землю провалиться. Лухан достал бутылку абсента, кинул хмурый взгляд на привязанного к стулу Чондэ и плеснул алкоголь в новый широкий стакан. Все предыдущие он разбил, пока страдал по упертому Минсоку. А теперь эту нежную задницу нужно срочно спасать, иначе все пропало! Лухан понимал, что это обычная приманка от первых в списке недоброжелателей, но и оставлять Минсока в лапах этих бесчувственных и необразованных варваров не мог. Мозг начали судорожно одолевать жуткие картинки возможных последствий. Последний раз Лухан чувствовал себя таким подавленным, когда прекрасная леди европейской внешности отказалась выходить за него замуж, аргументируя это постоянным беспокойством за свою жизнь, за жизнь Лухана и сохранность дома, который в любой момент могла окружить свора недовольных и мстительных головорезов-неудачников. С Луханом как по минному полю гулять, только еще хуже. Чондэ внимательно наблюдал за его нервными передвижениями и метаниями от одного края стола к другому. Лухан пил, курил, пил, курил и страдальчески возводил глаза к потолку, словно там были написаны ответы на все его – пусть и риторические – вопросы. - Что? – не выдержал Лухан и огрызнулся. Чондэ вздрогнул и поджал разбитые губы. - Я не знал, что сделаю хуже… - Что ты вообще знаешь?! Ты такой же тупой, как мой ботинок, - Лухан пнул ногой собственный стол и плеснул в стакан еще абсента. – И я совсем голову потерял с этим педиком жеманным. Но ты-то куда, а? - Я хотел ему помочь! – Чондэ вскинул голову и облизнулся, задевая кончиком языка почти засохшую трещину. – Знаете ли, ваше величество, не всем нравится добровольно-принудительно ноги под преступниками раздвигать. - Кто тут преступник, малыш? – Лухан опасно навис над беспомощным и смирившимся со своей участью Чондэ. Хотелось опять отмудохать эту наглую рожу, но, мало ли, что еще он поведает в нестандартной и неконтролируемой ситуации, требующей решительных действий? Было решено оставить его живым. Пока что. – Я, может, и не образец высших моральных и духовных ценностей, но, разреши напомнить: это из-за тебя украли Минсока и сейчас могут сделать с ним все, что угодно. Изнасиловать, продать на органы, убить. Не делает ли это тебя таким же ублюдком, каким являюсь я? Ну, в какой-то степени Лухан был прав, как бы Чондэ не пытался убедить совесть в обратном. Может, не всунь он нос в чужие дела, сейчас с Минсоком было бы все нормально. За прожитое бок о бок время Чондэ успел проникнуться к Минсоку приятельской симпатией, и эти чувства истинных товарищей по несчастью лишь увеличивали разрастающуюся в груди ядовитую вину. Дело дрянь. - Ой, я могу тебе платочек дать, а то разрыдаешься сейчас, - Лухан злобно захихикал и резко замолчал, когда телефон на столе загудел жуткой вибрацией и крутанулся вокруг своей оси. В кабинет ввалился подавленный Ифань и разочарованно развел руками: - Мы пытались, но… - Он сам меня в гости позвал, - Лухан прочитал сообщение с заблокированного номера и усмехнулся. – Ну что, готовы тряхнуть стариной? - Только не говори, что ты… вы явитесь туда добровольно! – Ифань прижался широкой спиной к двери, хватаясь руками за стены. – Я не выпущу вас! Ни за что! Он же делает это специально! Мы найдем вам нового мальчика, ну, то есть, девочку, зачем рисковать всем ради какого-то… - Он не какой-то, - огрызнулся Лухан и достал из выдвижного ящика оружие, небрежно бросая его на стол. Чондэ испуганными глазами следил за всем происходящим и не верил, что все приобрело поистине ужасающие масштабы за такой короткий срок. – Ты сам это знаешь. Мы вернем его, понял? И поторапливай этих долбоебов, они уже по-крупному облажались передо мной. Второго раза я не допущу. Нам еще нужно все обдумать. - Ух ты, какая детка! – восхищенно выдохнул кто-то большой и грозный над только очухавшимся Минсоком. Выдохнул как-то знакомо по-корейски и невероятно близко к помятому лицу. Минсок первые несколько секунд пытался привыкнуть к слабому освещению и своему неудобному положению – судьба у него, похоже, такая, что приходится постоянно связанным и украденным где-то сидеть. На этот раз условия были куда хуже, а вместо Лухана перед ним стояло большое лопоухое нечто в больших солнцезащитных очках и жирной золотой цепочке на шее. Пальцы с массивными кольцами приложились к губам. Перед глазами все плыло, мышцы тела ныли и пульсировали, в горле пересохло, голова раскалывалась. Ощущения так себе. Минсок забыл про свой страх и закатил глаза. - Чанель, развяжи, а? По-братски, а то заебали уже. - Прости, брат, но я не могу, - Чанель сдвинул очки на макушку и скорчил виноватую гримасу. – Он когда-то мне такое дельце обломал, сука, что я до сих пор оклематься не могу! Пришлось все заново начинать, да и бизнес по крупицам восстанавливать. Ты сам знаешь, какая это утомительная хуета. - А я тут при чем? – Минсок качнулся на стуле и чуть не завалился на спину, но его вовремя подхватили сзади две пары сильных рук. – Можно мне хотя бы теплую ванну, кровать и поспать? - Но мы тебя вроде как украли… - Да забей. - … чтобы отомстить, все дела. - Ну крали и украли, я убегаю что ли? – Минсок обиженно сморщил нос и показательно дернул руками. Чанель долго думал и рассматривал Минсока с головы до ног. А потом заулыбался и кивнул: - А тебе идут платья. Я его понимаю. - Еще слово про это скажешь – освобожусь и убью. - Развяжите его, так уж и быть. Не забудь только страдальческий вид сделать, когда он заявится со своей шайкой на разборки. - Отлично. Я пошел. Куда идти, кстати? – Минсок потер запястья, скинул парик, под которым все чесалось, задрал длинный подол платья и неловко проковылял к единственной двери, открывающей вид на длинный мрачный коридор. Как в фильмах ужасов прям: тихо, грязно и лампочка с треском мигает в конце. Чанель что-то сказал своим китайским болванам и скрылся в дальнем углу помещения. Стайка головорезов обступили Минсока, с восхищением разглядывая его скромную персону сверху-вниз. Множество голодных глаз уже спускали с его напрягшихся плеч платье, расшнуровывали корсет… - Что? – Минсоку стало жутко неприятно. Конечно, кому понравится чувствовать себя единственной доступной телочкой в округе рядом с дорвавшимися до ее непорочного тела возбужденными самцами? - Не бери в голову. Они всегда такие. Зато на руках носить будут! – добродушно кинул Чанель вслед, и Минсока действительно подняли на руки. – Не каждый день к нам такие гости попадают, эх. Минсок и Чанель когда-то были соседями, учились в школе вместе и пересекались в одном университете. Общались не то что бы часто, но достаточно, чтоб сейчас решить проблему – хотя ее, как таковой, и не было – мирным и безопасным путем. Пользуясь своим почетным положением, Минсок позволил людям Чанеля отнести себя в просторную комнату, усадить на кровать и даже приготовить ванну. Один особо активный порывался потереть ему спинку – насколько понял Минсок в его попытках изобразить сам процесс в воздухе – и еще что-нибудь, если нужно. В столь тщательном обслуживании Минсок не нуждался. Он все еще помнил Лухана и его методы «выразить свою глубочайшую привязанность и трепет», как однажды перевел ему Чондэ в один из сумасшедших вечеров после попытки выбить друг другу зубы и выдрать волосы. Вот так вот странно Лухан заявлял о своих «искренних» чувствах. Что уж с него взять, идиота безмозглого. А что взять с Минсока, который в него влюбился почти по собственной тупости и мимолетному нежному порыву отхлестать тугую задницу за свои мучения, тем более непонятно. Обстоятельства складывались дерьмово. А вот иметь знакомых во всех близлежащих странах все-таки хорошо. Минсок не хотел даже представлять, что на месте Чанеля мог оказаться сумасшедший маньяк, наточивший на Лухана не один и не два зуба. А в том, что этих зубов было дохуя, Минсок ни капли не сомневался. Одно лишь имя Лухана располагало к появлению внушительного количества ненавистников за спиной, готовых всадить нож по самую рукоятку в любой подходящий для этого момент. Минсок как-то печально вздохнул, из-за чего пена с коленки слетела и исчезла в мыльной воде, почесал синяк на бедре, оставленный неудобной перевозкой по ухабистым дорогам, и не заметил, увлеченный своими терзаниями, как в ванную по-хозяйски ввалился Чанель в белом махровом халате. - Будь готов завтра утром разыграть небольшое представление. Я нашел людей, тебе там синяки, порезы нарисуют – такой марафет наведут, закачаешься! Станешь настоящей жертвой умышленного похищения. Минсок безразлично замычал и опустился в воду по самый нос. - Ты чего такой унылый? Радуйся, если бы не я, то домой не попал бы еще вечность целую. - В том-то и дело, что… - Подожди, серьезно?! – Чанель опустился на коленки рядом с большой ванной и схватил отвернувшегося к стенке Минсока за влажную теплую руку. – Ты не хочешь этому пиздюку отомстить? Настучать на него за все, что он сделал? Минсок, ты же не влюбился?! - Он ничего не сделал! Почти. Я знаю, что это звучит ужасно, но, блять, так вышло, - Минсок в сердцах шлепнул ладонью по поверхности воды и весь покраснел от раздражения на себя, на Лухана и на жестокий, несправедливый мир. - Звучит это не ужасно, а пиздец как стремно. И не раскисай тут, вернешься обратно в Сеул, продолжишь книжечки писать – кстати, подпиши мне китайский экземпляр самой новой, я еще не читал, но все остальные мне понравились! – и с девчонками тусить. Женишься, наделаешь детишек, будешь при деньгах наслаждаться жизнью. Все условия для тебя, а ты упрямишься! - Не хочу жену и детей. Никого не хочу. И деньги мне не нужны. - Ну, брат, я тогда не знаю, - Чанель достал из большого кармана халата пачку сигарет с зажигалкой, прикурил, заметил, как Минсок наблюдает за тлеющим огоньком на конце, и предложил одну. – Хуево это все. - Я в курсе. О-о-о, ментоловые? Мои любимые. Они курили и тактично молчали. Пока Чанелю не стало скучно, ведь старые друзья его давно не навещали в Китае – эмоциональный спектр расширился до предела, обволакивая унылого Минсока липким коконом дружелюбия. Новых приятелей заводить особо некогда – или тебе пистолет к виску приставят, или ты. Такие уж законы. - Я когда узнал, что ты у нас пропал, сразу подумал о Лухане. Уж он не упустит возможности побаловать себя чем-нибудь новеньким. Долго под него копали, пока не наткнулись на типа переводчика – как там его? – которого внезапно с лица земли стерло после твоей пропажи. Пришлось искать по его следам, так и вышли на один из загородных домов Лухана. Такое уже не первый раз случается: он то японок, то итальянок и англичанок вербует, а потом квалифицированных специалистов не хватает в сфере перевода и коммуникаций – кто согласится вернуться на государственную работенку после жизни с мафией под одной крышей? Мутно это все, жаль, что ты вляпался. Минсок тщательно осмысливал все услышанное, чуть не переломав дымящуюся сигарету напряженными пальцами. Не первый раз, значит. - Почему ж ты раньше отомстить не попробовал таким же способом? – Минсок криво усмехнулся с намеком на себя несчастного. Вода в ванне постепенно остывала, покрывшись сверху мыльными поблескивающими разводами. - А он никого так долго не держал еще. Все как-то быстро через его руки проходили, никто опомниться не успевал. Вот и не лезли. Боялись же. А тебя я не мог не забрать, когда все подтвердилось. Хотя, признаюсь, в платье и по нечеткой фотке узнать было трудновато, - Чанель выудил откуда-то пепельницу, поставил ее на край ванны и потушил сигарету. В носу свербило от количества дыма, но Минсок не обращал на это внимания. Его мысли занимал этот китайский сукин сын и всевозможные варианты собственного отмщения. На ум пока ничего не приходило, вместо этого Минсок поинтересовался: - Ты уверен, что он явится за мной? - Конечно! Так очкарик уверил. Сказал, что Лухан с тебя глаз не сводит, слюнями давится. А когда тебя рядом нет, рассыпается хвалебными речами о том, какой ты замечательный, красивый, нежный, милый и трогательный. Что-то такое, - Чанель пожал плечами, а вот Минсок смущенно фыркнул и вновь ушел под воду до губ. - Верить в этот бред – себя не уважать. - Завтра узнаем. Иллюзий насчет своей дальнейшей жизни Минсок предпочитал не строить. За последний месяц его потрепало достаточно, одарив подходящей возрасту, заслуженной мудростью: никто не знает, что принесет завтрашний день, настанет ли он вообще и стоит ли взлетать слишком высоко перед падением. Как Чанель и обещал, Лухану они устроили шикарное представление. Минсок приложил все дремлющие в глубине души актерские способности к изображению несчастной, изможденной за день жертвы, сиротливо валяющейся на полу под прицелом нескольких пистолетов. Ехали они в заброшенный амбар долго, и все это время над Минсоком колдовали волшебные руки какого-то манерного паренька с розовыми волосами и подведенными глазами. Встречать Лухана и его компанию никто не явился, поэтому они бесцеремонно ворвались внутрь амбара и замерли, услышав взвод курков со всех четырех сторон. В помещении эффектно загорелся свет, являя взору гордо восседающего посредине Чанеля и трясущегося Минсока у его ног. Сердце Лухана съежилось, подпрыгнуло к глотке, а рука в кармане сжалась на рукоятке небольшого пистолета. - Итак, мы давно не виделись, правда? Как поживаешь, друг? Попрошу положить все оружие на пол. Оно вам сегодня не понадобится, - Чанель мило улыбнулся и мельком взглянул на Минсока, поражаясь тому, как правдоподобно он справляется со своей благородной миссией. Предвкушая долгожданный час расплаты, Чанель хлопнул в ладоши и для верности пнул Минсока острым носком туфли. - Убери от него свои грязные копыта, - ледяным голосом потребовал Лухан, а вот Минсок перестал давиться бутафорскими рыданиями и притих, во все глаза наблюдая за тем, как меняется сладенькое лицо изнеженного мальчика на лицо уверенного и жестокого мужчины. Каким бы мерзким и эмоциональным он не был рядом с ним, Лухан, прежде всего, гребаный мафиози. Или как там это дерьмо правильно называется? Чанель пнул Минсока еще раз, чтоб тот продолжил бояться и безмолвно молить о пощаде, но Минсоку было далеко не до этого. Все его связанное тельце горело от взгляда, которым на него смотрел Лухан – виноватым, сожалеющим и ни капли не растерянным. Да, Лухан определенно знал, что делать. Минсоку даже стало обидно за потраченные впустую силы, он устал напрягать затекшую шею и уперся лбом в холодный грязный пол, подавленный и униженный. Им торгуются, как тряпкой, ни во что не ставят, а он даже ответить толком не может. Прям как баба сопливая. - Я думаю, ты запомнил момент, когда наша дружба резко прекратилась. Сегодня я ставлю его, - Чанель кивнул вниз на Минсока и щелкнул пальцами. Два здоровенных мужика внесли в помещение заранее подготовленный к игре квадратный столик. – И проигрывать, если что, не собираюсь. Минсок оставался в неведении, о чем беседовали эти двое, и уныло сдувал упавшие на глаза волосы. Поскорее бы все закончилось. Вообще-то все готовились к серьезной, опасной операции по спасению принцессы из лап безжалостного дракона, а вышло… как всегда. - Ты че, в покер хочешь отыграться?! Ну, чувак, сколько можно эти детские обиды лелеять уже? – Лухан разочарованно потряс в воздухе запасным ружьем и забыл про Минсока, который типа нуждался в немедленной помощи и типа убивался от ужаса всего происходящего. - Садись, - Чанель нахмурился, приказал своим поднять Минсока и приставить к его нежной шее крупный нож. – Иначе выпущу из него все соки. - Падла ушастая, готовься к смерти! – Лухану недвусмысленно надавили на плечи и заставили сесть за стол. Ифань и остальные оставались неподалеку безучастными и недовольными – уж они-то успели себе вообразить масштабную перестрелку, а тут, блять, срань какая-то опять. – Но разве я могу быть уверен в честности твоей игры? - Слово мужика! Минсок краем глаза наблюдал за Чанелем и Луханом и точно упускал что-то важное в этой жизни, какую-то недостающую деталь, что могла бы все прояснить. Вот так разбираются взрослые и серьезные мужики?! Впору ему было дернуться вперед и самостоятельно вонзиться шеей в херово заточенный нож, нежели чем становиться свидетелем всего этого цирка. Его не удивило даже то, что спустя вечность Чанель обреченно опустил лицо в ладони, а Лухан довольно улыбнулся и шикнул на громил, что держали Минсока. - Прости, я пытался… - услышал он подавленный голос Чанеля. – Отпускайте их. - Блять, - это все, что только мог произнести Минсок сейчас. Охуенно, его только что проиграли в покер?! - Вот видишь, как все быстро и просто получилось, - Лухан прижал Минсока к себе и едва не закинул на плечо. – Ребята, идем праздновать! Принцесса снова наша. - Ну Минсок, милый, хороший мой, ну останься, - Лухан перемешивал короткие поцелуи по всему лицу со словами и напирал все сильнее, склоняя вяло сопротивляющееся тело к горизонтали в виде дивана. – Я обещаю, что не облажаюсь больше. У нас все будет хорошо. Минсок перевел тяжелый и непонимающий взгляд на связанного Чондэ – теперь веревки были по его части. Интуитивно Минсок догадывался, что хочет от него Лухан, но нуждался в точном подтверждении. Отталкивать пылкого Лухана становилось труднее с каждым целомудренным поцелуем, и Минсок вовремя уперся в его губы ладонью, предотвращая очередную катастрофу. - Остаться просит. Пидор несчастный. - То, что мы один раз трахались, не делает нас любовниками на всю жизнь. Не хлопай глазами, переводи! Лухан не растерялся и стал выцеловывать ладонь Минсока, легко прикасаясь к соленой коже кончиком языка. Чондэ в этой комнате для него не существовало. Они будто вернулись в ту ночь, когда пьяный Лухан обездвижил Минсока и буквально изнасиловал. По крайней мере, Минсоку казалось, что ситуации очень похожи: он опять снизу, он опять отбивается от Лухана и его поцелуев, но все неохотнее, а Чондэ… Минсок резко оттолкнул Лухана от себя и гневно скрестил руки на груди. - Ну что?! – Лухан погладил торчащую коленку и прижался к бедру Минсока своим. – Что тебя не устраивает? У нас есть будущее, я это точно знаю. - О каком-то вашем будущем говорит. Типа все круто будет, если останешься, - Чондэ тоже сбежал бы с радостью, да вот только Лухан его отпускать не собирается. При здравом уме и наличии языка во рту – уж точно. - Никакого «нашего» будущего нет и быть не может! Я хочу домой. Завтра же. На этом разговор окончен. Лухан смотрел Минсоку вслед печальными, полными грусти глазами. Чондэ на несколько секунд стало его жалко. - Это ты виноват! Ты ему наговорил брехни! Так и знал, что нужно было учить корейский еще со школы. Хотя нет, не жалко. Так ему и надо. Для адаптации Минсоку потребовалось немало времени. Несколько недель он отказывался выходить из квартиры, Исин почти поселился у него, пытаясь выведать подробности «похищения» и чудесного возвращения на родину. Родители тоже стали частыми гостями в его доме: после случившегося они как-то смягчились и на общем фоне забыли о причине, по которой вышвырнули Минсока из дома. Если бы он рассказал им, что подарил своему мучителю еще и поцелуй на прощание, они бы выбросили его из окна этой высотки в приступе ярости и негодования. Минсок, естественно, молчал, как идиот, и хлопал глазами. На этот образ дурачка с душевной и психической травмой купились практически все. Кроме Исина, перемешивающего три ложки сахара в кофе с молоком. Минсок печально смотрел какую-то передачу по телевизору, хотя, как смотрел… просто пялился в экран и думал о чем-то своем, волнительном, неизведанном и противоречивом. Короче, предметом всех его размышлений являлся Лухан и навязчивая идея, что его люди и глаза повсюду: куда бы Минсок ни пошел, что бы он ни сделал, они всегда рядом. - Может, пришло время поделиться тем, что тебя тревожит? – осторожно начал Исин и протянул Минсоку горячую кружку. – Ты можешь довериться мне. - Ага, - Минсок безразлично кивнул и подул на дымящийся кофе. После осознания, что все кошмары позади, к нему пришло новое, более пугающее и идиотское по своей сути. – Это было весело. - Что?! - Веселая передача, говорю. Ха-ха, - Минсок изобразил смех и уткнулся носом в спинку дивана, забыв про остывающий кофе, мерно перекочевавший на пол. – Обосраться, как весело, да? - Ну… - по правде говоря, Исин не считал передачу про спасение пострадавших диких животных чем-то забавным. Ну, мало ли у кого какие вкусы бывают. Минсок всегда отличался своей нестандартностью, а, как известно, творческие люди – они же такие. - Как мне жить дальше, Исин? Я не знаю! - В смысле? - Что мне делать с этими скучными, серыми буднями? Писать дальше свои скучные рассказики, которые нахер никому не нужны? Сидеть дома, трястись от каждого шороха? Может, стать алкоголиком, чтобы не было времени вспоминать и думать? – Минсок резко повернулся к Исину и уставился на него своими большими потухшими глазами. – Блять, этот пидор испортил мне все, что только можно было испортить! - Ты был в медовом месяце? – предположил Исин и решил допить позабытый кофе. Минсок со стоном уткнулся лицом в диванную подушку. - Какой медовый месяц?! Когда, по-твоему, я жениться успел? - А вдруг у вас все без лишней шумихи, неофициально… - Добровольно-принудительно со связанными руками. - Оу. Это нужно было как-то решать. Минсок пытался отвлечься на свою писанину: в итоге начал пугающе откровенные мемуары, излагая на бездушных электронных страницах все свои самые интимные чувства и переживания, начиная с подросткового возраста и планируя закончить настоящим. Исин ошивался рядом, готовил, поил кофе, напоминал о сне и о том, что нужно как-то обратно вливаться в социум. Минсок отмахивался от него, а через еще две недели окончательно стал похожим на пещерного человека: заросшего, облезлого, помятого, с красными воспаленными глазами и в перепачканной вонючей пижаме. - Так, - Исин остановился за спиной Минсока и закрыл глаза, про себя считая до трех. Нет, до десяти, чтоб наверняка. – Сейчас ты встанешь, сходишь в душ, приведешь себя в порядок и мы… - Нет, - сразу отрезал Минсок и даже не оторвал взгляда от экрана ноутбука, автоматизированными движениями пальцев набирая текст на затертой клавиатуре. Ему даже на буквы смотреть не надо – вот что значит профессионализм! - И мы выйдем на улицу. - Нет. - Ким Минсок, живо в душ! – Исин схватил Минсока за плечи и силой заволок в ванную, громко хлопнул дверью и подпер ее собой. Естественно, у Минсока не было сил выносить ее с петель вместе с Исином. Пришлось смириться. На улице Минсок чувствовал себя лишним, беззащитным и смешным. Исин крепко стискивал пальцами его запястье, не позволяя убежать, обхаживал в кафе и кормил с ложечки, как маленького. На них странно косились посетители, но Минсок ничего не замечал вокруг, вжав голову в плечи и капризничая. - Знаешь, когда-то я думал, что влюбился в тебя, - Исин вдруг стал серьезным, улыбка пропала с его светящегося беззаботностью лица. Минсок поднял на него удивленный взгляд и повыше натянул ворот теплого свитера, закрывая чуть ли не половину лица. – И не смотри на меня так. Звучит жутко, согласен. - Это да. - Но я рад, что ошибся. Кто тебя такого терпеть сможет? Кажется, Минсок знал одного такого, который мог бы. Наверное. - Исин. Мне нужен билет в Китай. На ближайшее время. - Опять?! В самолете Минсок уже успел тысячу раз пожалеть о своем решении. Ну, прилетит он, а дальше что? Пойдет по неизвестным китайским улочкам с портретом Лухана, спрашивая у незнакомых прохожих о его местонахождении? Затея была такой же бредовой, как костюм расфуфыренной бабки с алыми губами на соседнем месте. Весь полет она строила ему глазки, улыбалась ему сморщенным ртом и подмигивала, как бы случайно касаясь пальцами с такими же яркими ногтями руки Минсока. Поползновения старухи помогли временно забыть об истинном намерении визита в Китай, но после приземления им все-таки пришлось разойтись. Паническую атаку он пережидал в кафе неподалеку от аэропорта. Минсок даже додумался прихватить с собой китайский разговорник, пользы от которого, по правде говоря, было маловато. Все китайцы вокруг казались ему бандитами, убийцами и извращенцами. Даже та симпатичная молодая девчонка, воркующая со своим парнем за соседним столиком. Действовать Минсок решил интуитивно, открыл карту и направился к ближайшему отелю, но не успел завернуть на нужную улочку, как его схватили, связали, нацепили на голову мешок и втолкнули в машину. Знакомый до боли сценарий. Минсок даже не дергался, пока его везли, не возмущался и не пытался разбить нос стоящему позади мужику локтем, как в самый-самый первый раз. - Лухан, я знаю, что это ты. Развяжи меня. - Привет, красотка, - знакомый голос прозвучал возле уха, и с Минсока резко сдернули мешок, сразу же заключая в крепкие объятия. Чуть поодаль он смог разглядеть все того же холодного Ифаня и затюканного Чондэ. Лухан, пользуясь случаем, сжимал Минсока в руках до боли в ребрах, сопел на ухо и уже собирался поцеловать, как… Минсок, не жалея силы, зарядил ему в челюсть. - Ублюдок! Какого хуя ты меня домой отпустил?! Что мне там делать нужно было после всего этого?! Ненавижу тебя, тупая ты китайская скотина! Ифань облегченно вздохнул, Чондэ попытался перевести, но Лухан не слушал и только тянулся к Минсоку, причитая о том, как безумно скучал, как любит и больше никогда-никогда не отпустит. Несколько месяцев назад такая перспектива напугала бы Минсока, но теперь он был готов встретиться с ней лицом к лицу, как подобает настоящему мужчине. З года спустя - Уйди, - сонно пробормотал Минсок и попытался отодвинуться, но коленка повисла в воздухе. Он понял, что отползать дальше некуда, и безжалостно пихнул прижимающегося сзади Лухана локтем. – Ты на мою половину кровати залез. - Ну и что? - Это моя территория. Моя страна. Моя кровать. - И? - Мне жарко и неудобно, - начал ныть Минсок, перекатываясь через Лухана на свободную часть кровати. Но его нашли и там, притягивая обратно к горячему, как ебаная батарея, голому телу. Спать хотелось невыносимо. – Отпусти. - А еще что сделать? – возмутился Лухан и приподнялся на локте, разглядывая недовольное, красное и с помятой щекой лицо Минсока. Ох, сколько же необузданных чувств в нем вызывало это невыносимое создание уже третий год подряд. - Можешь в Китай свалить. - Так значит, да? Минсок протянул «угу» и собрался спать дальше, но Лухан перевернул его на живот и шлепнул по ягодицам, вспоминая случай с начала их неординарного знакомства, точнее – с длительной и убивающей нервную систему прелюдии к чему-то более невероятному. Ко сну на одной кровати, да, и необузданной жизни на две страны. - Я на тебя в полицию заявлю! – Минсок вырывался и угрожал, но на увлекшегося Лухана эти штучки не действовали совсем. Он с наслаждением мял, щипал и шлепал настрадавшиеся за ночь – о да, он охуенно постарался – ягодицы, присюсюкивал и успевал целовать что попадется под губы. – Чудовище! Если бы не ты, я бы сейчас жил нормально, как все люди! - Это ты виноват, - любая их недоссора начиналась и заканчивалась упоминанием событий трехгодичной давности, хотя и близко не имела к этому никакого отношения. – Вы с Чанелем меня разыграли! - Ты меня продал вообще, - Минсок завозился интенсивнее, его ягодицы напряглись и сжались. Лухан нашел время умилиться, погладил и наклонился ниже за откровенным поцелуем. - Ты притворялся украденным и манипулировал моими чувствами. - Но меня правда украли и проиграли тебе, тупой ты говнюк! - Я же тебя вернул, - Лухан от души чмокнул левую ягодицу еще раз, Минсок перестал вырываться, часто и надрывно задышав. - Ты обращаешься со мной, как с вещью. Если бы любил – не продал бы. - Это был тактический ход. Иначе не получилось бы без проблем вернуть тебя домой и не испортить при этом имидж, - Лухан раздвинул ягодицы в стороны и погладил раздраженные мышцы указательным пальцем, надавил, но не вставил. Дразнил, сучка. – Я корейский ради тебя учу, согласился жить пятьдесят на пятьдесят, не убиваю и не продаю наркоту, что значит «если бы любил»? - Так ты об имидже заботился?! - Блять, Минсок, ты такой горячий, когда злишься, давай потом закончим ссориться. Я хочу тебя, детка, - слюнявые поцелуи прошлись от поясницы по позвоночнику вверх. Лухан навалился на Минсока всем телом, прижав к кровати, и потерся стояком, намекая на более приятное и полезное развитие дальнейших событий. - Пошел в жопу. Хотя…