Words

Слова — забавная штука. Буквы соединяются, формируя слова, обозначающие вещи, передающие мысли и чувства: и хорошие, и плохие, и что-то между. Слова складываются в предложения, те образуют абзацы, а абзацы, в свою очередь, — книги, из которых складываются письма, разговоры. Слова сближают и разделяют людей. Слова отдаляют людей так далеко друг от друга, что кажется, будто они никогда вновь не смогут быть вместе. Слова — забавная вещь. Дэн Хауэлл выражал себя лучше всего через слова. С тех пор, как он был ребёнком, с тех пор, как он пришёл в этот мир: маленький, красный и кричащий, уже дающий понять, что он чувствует, звуками, покидающими его рот. Дэн Хауэлл демонстрировал свою любовь через слова. Его привязанность выражалась в виде комплиментов, тёплых чувств и «Я люблю тебя». «Я люблю тебя» лились непрерывным потоком. Они были пробормотаны охрипшим с утра голосом, журчали в тихий вечер. Они были выкрикнуты от восторга, прошептаны с обожанием, применены для поддержания веры и поднятия настроения, и они едва ли когда-нибудь прекратятся. Они звучали, звучали и звучали так много, так много, так много и так часто, что это граничило с чрезмерностью, но их частота никогда не притупляла смысла. Фил чувствовал и лелеял каждое, будто слышал его впервые. Когда Дэн Хауэлл был зол, он использовал свои слова для борьбы. Когда Дэн Хауэлл был зол — весь мир знал об этом. Он боролся, он кричал, он метал кинжалы в форме предложений, целясь в сердце. Они были эффективны — его кинжалы из слов — ведь они никогда не промахивались мимо шрамов. Он будет позже о них сожалеть, но всё дело в словах, которые он не в силах взять обратно. Раны остаются. Раны всегда остаются. Они могут быть прикрыты парой слов, запрятанные и забытые, но они всегда есть. Иногда целебные слова не произносятся, и рана начинает гноиться. Она гноится, гниёт и гниёт, и не восстанавливается до тех пор, пока не будут принесены извинения. Дэн Хауэлл только однажды испытал, только однажды стал свидетелем последствий своих слов, медленно разъедающих человека, которого он любил больше всего на свете. Он мог только смотреть на его слёзы, на его разрывы, на его увечья. Лишь однажды. Однажды. И этого было достаточно. Дэн Хауэлл мог сделать много всего, с его слов, но, прошу прощения, была одна вещь, которая заставила слова дрогнуть, оставить, предать его, когда он нуждался в них больше всего. «Фил… Я…» Фил протянул ему кружку — зефир уже таял в омуте горячего шоколада — и обернул одеяло вокруг плеч. Фил крепко его обнимал, когда он дрожал. Фил был здесь, Фил всегда будет здесь, даже когда слова вновь подведут его. Всегда рядом, чтобы заполнить пробелы. «Я знаю, медвежонок, я знаю».