Забыл, как все начиналось? Я тебе напомню...

Так тихо, тепло и уютно… Этот вечер, по-моему, должен длиться вечность, никак не меньше. Мы одни с тобой, Смерть, понимаешь? Я смотрю в твои глаза, которые до сих пор пусты. Все многие годы, что мы вместе, я смотрел в эти кроваво-алые озера, надеясь увидеть в них любовь и нежность… Но натыкался лишь на пустоту. На бездну, на самой глубине которой периодически вспыхивали искорки чувств. Ты говоришь, что даже это невероятно, ведь там, откуда ты пришел, все словно куклы. Ты привык называть там всех «машинами для убийств». Я неоднократно слышал твои рассказы о том страшном месте. Ты называешь его Лабораторией, а я знаю, что это Ад. Я был там, ведь ты помнишь? Спускался в самые низы Тартара, потому что меня звал туда Договор. Сделка, которую я заключил со старой ведьмой в пылу мальчишеского энтузиазма. Мой ласковый зверь, вспомни, как мы с тобой познакомились. Закрой глаза и слушай… Если тебе этого будет мало, я напомню все. От начала до конца.  Бал. Я никогда не забуду тот праздник. Все кружатся будто в одном бесконечном танце, смеются, пьют алкоголь… Да, вино текло тогда реками. Признаюсь, мой разум тоже был под его дурманящей властью в тот вечер. Наверное, именно поэтому я подсел к тебе за стол. Я помню тот взгляд, которым ты осмотрел мой шутовской наряд. Ты помнишь, как я выплясывал у трона короля? Как он мерзко смеялся, зная, что после этого бала я снова буду его игрушкой в постели? Я тоже помню. Иной раз мне до сих пор ночами снится та боль, которую мне причинял этот старый тиран. Перед моим внутренним взором и по сей день стоят дешевым и душераздирающим спектаклем те извращения, которым он подвергал меня с малых лет. Позже, после этого бала, я расскажу тебе, как оказался в замке. И ты пожалеешь меня, обнимешь за плечи, прижмешь к себе и скажешь, что отныне я только твой, и что ты не дашь меня в обиду даже ценой собственной жизни. Но в тот вечер я видел лишь легкую заинтересованность с твоей стороны и даже недоумение, будто в это время ты вопрошал сам у себя: «Что этому чудаку надо? Как он меня заметил?». И ты мгновенно получил ответ на свой вопрос, так отчетливо читавшийся в недоумевающем взгляде. Я предложил тебе сыграть в карты, в то время как ты с поистине аристократическими манерами напивался. Я тогда не знал, что твое сознание не способен затуманить ни один алкогольный напиток, изобретенный людьми. Я надеялся, что ты, будучи пьяным, согласишься и непременно проиграешь мне. А я в качестве выигрыша забрал бы твою душу. Но ты, к счастью, был трезв и поэтому отказался от игры. Взамен ты предложил перейти в твои покои и продолжить нашу «милую беседу» там. В первое же мгновение, признаюсь, я подумал, что ты желаешь завладеть моим телом, а затем уйти навсегда, оставив меня с моим позором и клеймом дворцовой шлюхи наедине. Я не оговорился. Король, будь проклят весь его род, никогда не отказывал своим друзьям и даже просто знакомым, если им был нужен шут на какое-либо «особое торжество». Ты прав. Я мог бы сбежать, но куда? У меня не было ни дома, ни родных, ни знакомых — ни-че-го. Я был абсолютно один в этом темном и мрачном мире. Этакий одинокий несчастный шут, который за гроши и возможность жить в замке стал подстилкой короля. И эта судьба была моим тяжким бременем, которое я нес, признаюсь без лишней скромности, с завидной улыбкой на лице. Ну, а что поделать? Работа такая. Так что же дальше? Отведенная тебе комната была такой пустой… И из твоих вещей была лишь огромный дорожный мешок, набитый до предела. Как выяснилось позже, эта сумка была артефактом и не имела дна. Она ведь и сейчас лежит у нас под кроватью, да? Но теперь ты хранишь в ней не оружие и яды, а то, что может пригодится, если мы вдруг решим снова уехать. Теперь наша судьба не зависит ни от чьих приказов и глупых идей. Тогда же… Я провел ночь в твоей комнате, потому что не хотел вновь попасться в руки ненасытному ублюдку-королю. И ты разрешил. Тогда впервые мое сердце, успевшее покрыться тонкой корочкой льда, дрогнуло. Лед треснул, и в образовавшейся расщелине блеснул луч солнца, успевший уже потухнуть несколько тысячелетий, а может и мгновение назад… Мое наваждение, помнишь ли ты, как мы в спешке убирались из этого проклятого замка перед рассветом? Ты убил короля, а я не пожелал оставаться, ведь знал, что буду первым подозреваемым в этом ужасном преступлении. И мы отправились… Но кто знал, что нас ждала засада? Инквизитор, виновник всех моих страданий, подстерег меня в конюшне. Он знал, одному Дьяволу известно, откуда, что я уйду в этой предрассветной мгле. Я помню вспышку боли, которая застлала мой рассудок, помню, как с моей одежды стекала ручьями святая вода. Наверное, я тогда очень громко кричал, да? Но я этого не слышал. Мой слух пропал, оставив меня одного в пугающем вакууме пустоты и тишины. Зрения я тоже лишился, а может и просто зажмурился. Последнее, что я помню из этого ужаса, это лишь адскую боль, пронзившую серебряным клинком мое тело насквозь. Кажется, я упал… И, если честно, даже рад этому. Мне не пришлось видеть твою жестокую расправу над этим «святым». Спаситель мой, я не помню, как оказался вновь в твоей комнате, но точно знаю, что буду вечно благодарен за это тебе. Очнувшись, я обнаружил, что все мое тело покрыто бледными ожогами, а в боку зияет дыра, которую ты наспех перебинтовал какими-то тряпками… «Нам придется задержаться на несколько дней, пока ты не поправишься» — сказал ты тогда. И я безумно расстроился… Но не смел тебе перечить. Ты выходил меня, поднял на ноги… Знал бы ты, что в те минуты, когда твои заботливые, но ледяные руки, казавшиеся мне тогда теплее, чем хлеб, что только достали из печи, касались меня хотя бы чтобы сменить повязку, сердце мое было подобно воробьиному… Оно билось так неистово и причиняло мне такую боль, что иногда я, как бы смешно это ни звучало, серьезно боялся, что мои ребра просто треснут или сломаются под его напором. Этот тупой и давно уже сломанный механизм вновь начинал работать. Он рвался наружу, чтобы скрипом своих шестерней прошептать тебе все, что наболтал ему вечно пьяный рассудок. Наверное, именно тогда я сумел познать что-то такое, что современное общество не приемлет и пытается всячески вылечить… Я не хочу, не умею назвать это чувство столь избитым и опошленным ныне словом. Оно лживо и неправильно. Ведь разве можно дать имя тому, что объяснить не в силах даже Создатель? Нет, нет, нельзя просто придумать какой-то скупой набор звуков и букв, чтобы сразу стало понятно, что испытывал тогда я. Ты же согласен со мной, Свет мой? Помнишь ли ты это? А я помню все: от лепестков роз до рек крови, что текли с лезвия твоего меча. Ведь я всегда рядом, да?