Единое целое

      Когда Мэйбл открывает глаза, она видит перед собой...ничего. В прямом смысле. Просто огромное, черное ничего, без каких-либо ограничений. Она словно погружается в черную, вязкую жижу, имея при себе баллон с кислородом. Это странно. Это пугающе.       Здравствуй, Звезда, голос Билла бьет по ушам, и Мэйбл сжимается, неосознанно обнимая себя за плечи в попытках защиты. Хочется сказать ему хоть что-то, съязвить в ответ, или же крикнуть что-то пафосное - что обычно говорят герои в кино? - но язык словно прилип к небу, а голосовые связки лопнули от напряжения. Билл на все это лишь смеется, громко, слишком громко для того, чтобы это было реально. Все еще не веришь, а? Что я все так удачно провернул. Не ожидала такого исхода, Пайнс? Голос его приобретает угрожающие нотки, и Мэйбл боится. Боится его, боится последствий своих действий. Да что там, она даже себя боится. А сама-то взглянуть не хочешь? Ну, давай же, тебе это понравится. Голос Билла меняется, словно окрас хамелеона: вот он текучий, словно мёд, и вкрадчивый. И все равно опасный.       Мэйбл зажмуривается, закусывает нижнюю губу до крови и закрывает уши ладонями. Так можно укрыться от чего-то, что поджидает тебя снаружи;, но никак не от того, кто прячется внутри, кто запустил свои почерневшие руки в твой разум, слился с твоим телом и словно трясет за плечи, дырявя свитер тонкими и острыми пальцами, каждый раз, когда пытаешься думать о чем-то приятном.       Проснись, Звезда. Посмотри, какой мир МЫ С ТОБОЙ создали, шепчет Билл, наклоняясь к ее уху и противно скалясь. ОТКРОЙ ГЛАЗА. ПОСМОТРИ, ЧТО ТЫ НАТВОРИЛА. И Мэйбл открывает, медленно поднося руки ко рту, едва сдерживая крик отвращения и боли. Слезы застилают глаза и солеными каплями скатываются по щекам, а ее-и-не-ее тело трясется, как в лихорадке. Билл сжимает плечо Мэйбл почти до хруста, а другой рукой фиксирует подбородок и не дает ей повернуть голову. Он хочет, чтобы она смотрела, хочет, чтобы вечно смеющаяся, странная и жизнерадостная девочка навсегда забыла о том, что такое улыбка. Мэйбл сильная, и Билл об этом знает, = о, конечно же знает — и ему это чертовски нравится. Но сейчас Мэйбл нужна ему разбитой, податливой, словно глина.       И девочка послушно ломается, расходясь по швам, распадаясь на куски и продолжая беззвучно плакать с открытым ртом, как если бы ей не хватало кислорода. Возможно, лениво думает Билл, тут его и вправду маловато. Впрочем, Сайфера это не особо беспокоит, ведь так или иначе, они совсем недолго пробудут в этом месте. Плечо девочки, должно быть, сильно повреждено: свитер впитывает в себя алые капельки крови, и демон чувствует этот солёный запах. Уткнувшись носом ей в плечо, Билл с силой втягивает воздух носом, запоминая этот кисло-сладкий запах, уникальный аромат, аромат Звезды, что упала в глубокую черную яму, что станет ее могилой, и разбилась на сотни маленьких осколков;, а Билл знает как склеить их таким образом, чтобы из Мэйбл вышел толк. В конце концов, ее потенциал всегда был выше ее неудачника-брата.       Девочка дергается, чувствуя неприятное прикосновение к своей коже, но железная хватка демона удерживает ее на месте, мешая вырваться или сделать хоть одно лишнее движение. Поэтому Мэйбл продолжает плакать, теперь уже негромко всхлипывая и кашляя, вскрикивая лишь когда зубы Сайфер сжимаются на ее шее, а кончиком языка он пробует кровь на вкус. На вкус как теплое молоко с медом, смеется Билл. Мэйбл начинает подташнивать: такую смесь ей давали лет в пять при простуде, и девочка готова была хоть танцевать на раскаленных углях, лишь бы не вспоминать этот отвратительный привкус снова.       Впрочем, если бы ей предложили ведро теплого молока в обмен на спасение Диппера, то Мэйбл бы выпила его, даже не морщась.       Гравити Фоллз рушится, разлагается у нее на глазах, а Сайфер продолжает обнимать ее за плечи, не давая пошевелиться. Глаза Мэйбл болят от количества пролитых слез и закрываются от усталости, но она знает: спать нельзя.       — Диппер может прийти в любой момент, — шепчет девочка и тут же мысленно ругает себя за дрянную привычку думать вслух. Билла это не злит и даже не смешит; он наматывает длинные каштановые волосы на кулак и притягивает Звезду еще ближе к себе, так, что она упирается спиной в его грудь, а другой рукой обвивает ее талию, проникая под свитер и впиваясь в нежную кожу, оставляя на ней глубокие царапины. — Если ты думаешь, что заманив его сюда через меня сможешь чего-то добиться… Мэйбл не успевает закончить фразу. Пальцы Шифера, что лежали на волосах, разжимаются и ложатся ей на виски, чуть надавливая и заставляя голову раскалываться от боли — теперь значение фразы «голову сдавливают тисками» приобретает пугающее буквальное значение. Мэйбл, Мэйбл, Мэйбл, цокает Билл, то надавливая сильнее, то почти отпуская. С чего ты вообще взяла, Звезда, что мне нужен твой брат? Глаза Пайнс медленно закрываются, некогда живое сознание затухает с поразительной скоростью. Пальцы Сайфера почти что проникают под кожу, стучат по черепной коробке, которая трескается от каждого прикосновения демона. Все это время, Мэйбл, мне нужна была ты. Ты и только ты. И теперь я могу взять то, что по праву принадлежит МНЕ.<i>

***

      Диппер идет осторожно, просчитывая каждый свой шаг, как и следующий после этого, как и три пути отступления на случай если он допустил ошибку. Эта тюрьма — сознание его сестры-близнеца, которую Пайнс знает как облупленную. Ее желания, ее страхи, ее надежды и фантазии — все это должно быть отражено здесь.       Но ничего нет. Совсем ничего. Только чердак без окон и с одной единственной дверью, набитый пыльными коробками и обвешанный фотографиями в разбитых рамках. И чем дальше он продвигается, тем темнее становится помещение, и предчувствие того, что что-то (или почти все) идет не так, сжирает душу Пайнса живьем.       - Эй, Диппер, — мальчик подпрыгивает, услышав знакомый голос, и резко оборачивается, удерживая в дрожащих руках тлеющую свечу.       Мэйбл стоит прямо перед ним, опустив голову, как провинившийся ребенок, сгорбившись и вцепившись в рукава фиолетового свитера. Диппер замирает: с одной стороны, он хочет стиснуть сестру в обьятиях и никогда никуда не отпускать, извиниться за то, что хотел оставить ее и сказать что он любит ее, настолько сильно, насколько это вообще возможно.       А с другой, что-то внутри него сомневается в том, что это Мэйбл, и даже сам Диппер не может объяснить иррациональный, животный страх который он испытывает, смотря на ворох каштановых волос. Настолько сильный, что язык прилипает к нёбу, не давая вымолвить и слова.       — Зря ты пришел сюда. — Она медленно поднимает голову. — Очень зря. — Желтые глаза с вертикальными зрачками ее совсем не красят, как и опущенные уголки губ, и дорожки не до конца высохших слёз на побелевших щеках. Не-совсем-Мэйбл бледная, как свежевыпавший снег, с четко очерченными скулами и потрескавшимися губами блекло-розового цвета, а еще она раскачивается из стороны в сторону, словно маятник, и это выглядит настолько сюрреалистично, что хочется смеяться.       — Мэйбл, — с трудом выдавливает из себя Диппер и замолкает, чувствуя, как что-то невидимое, но поразительно сильное, сжимает ему горло, перекрывая доступ к кислороду. — Мэйбл, очнись, это не ты…       Пайнс хрипит, дергается и видит плывущие перед глазами черные круги, зная что это — конец его лета.       Мэйбл равнодушно смотрит на это зрелище сквозь полуопущенные веки и чувствует себя полноценной. Это не Билл убивает Диппера;, но и не она тоже. Разделять их, когда по ее венам течет его кровь, а его сознание находится в ее теле, было бы не правильным.       Это идеальный симбиоз.       Слияние в единое целое.