Черно-белые

POV Дружинин

- Ты хоть когда-нибудь будешь согласен со мной? - Мигель стоял напротив меня и явно неудоумевал, но мне было сложно его понять.       Я не обращал внимания на вечные его обиды по пустякам, во всяком случае, мне казалось, что это были пустяки. И самое смешное в этом то, что Сергей, а так я его называю, когда недоволен, постоянно пытался и пытается задеть меня за живое. Но я ранее не понимал этого, честно. Я чувствую себя глупцом, которому открыли глаза, ведь он настолько глуп, что не понимает, как это - моргать. Я немного растерялся, когда ко мне подошел Дима Масленников со словами: - Прости, Егор, я не знаю, что там у Вас с Мигелем происходит, но мне надоело оказываться крайним, - я хотел было что-то ответить, но мне не дали, - я нисколько не преувеличиваю, поверь. Если что не так, прости. Я ведь не должен был тебе этого говорить, но все же... Ты сам просил нас быть во всем с тобой честными. И правда, просил. Только эта правда начинает слишком неправильно на мне отражаться. Настолько неправильно, что в пору уже бы отменить этот глупый стереотип. Выдох. Кажется, я разучился дышать и снова поглупел. Слишком тяжелый смысл у этой правды. Я ведь никогда не думал о нем. Никогда. Я просто отвечал на вопросы, комментировал его работы, без всякой задней мысли. Никогда. Даже тогда, когда он в открытую высмеивал меня, я воспринимал это, как глупость, а это, оказывается, слабость. Даже тогда, когда он нервно сжимал руки в кулаки, когда я прерывал его танец в полумраке, я не думал о нем. И даже сегодня, когда в перерыве эфира он спросил меня: - Почему ты не дал мне прокомментировать Грушу? Я лишь разочарованно посмотрел на него, но я не обижался, там уже не на что. Я так думал. Я стараюсь не думать иначе. От понимания реальности я, наверное, сойду с ума. Не думаю, что кто-то будет рад, разве что он - Мигель. Будет рад тому, что свел меня с ума. Уже.       Неужели все это, чего я не видел, правда? Эти рваные фразы на полукрике, что отражались эхом в репетиционном зале. Эти мечущиеся глаза по чертам моего лица. Эти прикосновения во время репетиций, под предлогом: - Дружинин, смотри, как надо. Эти ненормальные высказывания в мой адрес. Эти вечные обиды на пустяки. Все это... - Так и будешь молчать? - он смотрел на меня в упор, понимая, что меня словно там нет, - Неужели тебе настолько плевать на меня? - я старался смотреть сквозь него и, видимо, получалось. Я снова увидел эти, полные чем-то непонятным, глаза, мечущиеся от губ до глаз. С этим что-то нужно делать. Нужно же? - Нет, Мигель, я, - он резко замер, и я понял, что он, кажется, перестал дышать, - не понимаю, чего ты добиваешься от меня, - было глупо говорить ему так плохо сформулированную мысль, еще и опасно. - Я лишь хочу, чтобы ты хотя бы попытался понять меня. Я понимаю, что у каждого из нас своя команда, свои правила, но мы не соперники. - Ты неверного мнения обо мне. Я никогда не относился к тебе с враждебностью. Я лишь говорю все так, как думаю. Я не пытаюсь обидеть тебя. И даже если так получается, то это не осознанно. К тому же ты - профессионал, тебя уже не должна смущать критика. - Твоя смущает. Она ломает меня, - он, видимо, уже сам пожалел о том, что сказал, его глаза устремились в пол. Что я должен ему отвечать? Я нахожусь в полнейшем недоумении. Мне не нравится весь этот разговор, он закончится... - Ты что делаешь? - я вскрикнул. Он просто достал сигарету и прикурил прямо здесь. - Курю, не уж-то это сложно понять? - он ухмыльнулся. - Прекрати так вести себя. Сейчас сработает сигнализация, туши немедленно! - я готов был сорваться на крик, он ведет себя, как маленький. - Егор, тебе не надоело быть таким правильным? - он вскинул бровями и умело сделал затяжку. Я даже подумал, что это красиво, но тут же одумался, а он продолжал, - Ты веришь во все эти сказки про доброту и искренность? Настоящую любовь, верность? И в каком же мире ты живешь? Хуевом, я так скажу. - Сережа, прекрати, что ты говоришь, что за глупости, - я растерялся. Давно я не ощущал такой безысходности. - Сережа? Кажется, я тебя уже достал, да? Ведь ты называешь меня так только тогда, как я хорошенько тебя заебу, хотя я и не пытался, а ты и не давал, - он изобразил наигранную обиду и затянулся еще раз, я видел, как уже подгорает фильтр. И как же глубоко ты куришь? - Ты думаешь, я ничего не понимаю? Я все вижу. Я все знаю. Я, наверное, тебя знаю лучше, чем свои пять пальцев. А ты у нас такой, нихуя не замечающий. - Прекрати, я ничего не понимаю. Не говори бессмысленной ерунды. В нашем диалоге нет смысла, - меня стала раздражать его самонадеянность. - У нас хоть раз был диалог? Ты себя слышишь? А хотя да, ты только себя и слышишь. Сука ты, - я опешил. Дошло до крайностей, надо что-то делать с этим, хотя я осознавал, что уже не в силах противостоять этому. Чему? - А знаешь, чего я все это время хотел? Нет, серьезно. Хочешь, скажу? Все, как на духу, без остатка. Все, что есть во мне - это ты. Все это ебанное время я хотел быть ближе к тебе. Я пытался навязаться, втереться, как хочешь назови этот бред. Я хотел быть не просто ближе, а быть твоей частью. Неужели я настолько противен тебе, что ты не можешь толком послать меня? - А хочу ли? - он замолчал. Он явно не ждал такого ответа. А я знал, что говорил. Это ненормально и, наверное, ужасно странно и неправильно, но я впервые чувствовал его. Он замолчал. Это молчание было светом, где-то в конце. Или каком-то начале. Я не знаю. Хотя кого я обманываю. - Позволишь? - его голос резко осип, я растерялся, но никто не в праве судить меня за это. Я имею право жить и чувствовать, пусть и настолько неправильно. Я лишь кивнул, а он, наверное, умер бы, если бы резко не полилась вода. Сигнализация-таки сработала. Я видел, как он не дышал. Именно, видел. Окурок выпал из его рук, а я наблюдал за этим. И за тем, как капли воды стекают по мышцам его плеч. Он резко развернулся и вышел, хлопнув дверью. Я не знаю, как описать всю эту ситуацию, но понимаю, что то же болен. Как и он. Наверное... Я выпучил глаза, а Мигель взялся из не откуда и прижал меня к стене. Он замер и смотрел на меня, я покорно молчал. Я ничего не понимаю, не перестану повторять этого, но лишь чувствую, как он прерывисто дышит и как близко стоит. Почему-то я готов позволить себе это... Что? Мигель оперся руками о стену и прикоснулся своими губами к моим. Просто прикоснулся, словно ждал, что я его оттолкну, но, видимо, не в силах. Я, не он. Здесь слаб я. Кого я обманываю. Все я знаю. Да и как такого можно не замечать, когда он так нагло трется о тебя бедрами, когда влажно целует и проникает языком в мой рот. Как рвано целует и вылизывает небо, посасывает губы, то нижнюю, то верхнюю, как тянет их в себя, а они неприлично распухают. Как он тихо постанывает от того, что я позволяю ему. Может, это я все это время хотел стать твоей частью? А он словно прочитал мысли и начал целовать в шею. Влажным, теплым языком вылизывал кадык и вжимался в меня так, что я чувствовал его нутро, так умело упирающиеся мне в бедро. Я улыбнулся. Не могу говорить о том, что чувствую, не сейчас. Сейчас я лишь хочу, чтобы он обнял меня. Он обнимает. Мистика какая-то. Он не торопится, футболка все еще на мне или же у него другие планы? Мигель стал поглаживать мои бедра, я невольно подался ими вперед, он снова поцеловал меня в губы, так умело, глубоко и так хорошо, он словно знал, как я это люблю. Я не хочу думать о правильности моих действий, да и никто явно не поймет и не поверит. От этого я улыбаюсь сейчас, никто не поверит. - Помоги мне, - этот хрип, какой-то ненормальный, словно больной. Он, при помощи моих усилий, расстегнул ремень и брюки послушно упали на пол. Никто не мог бы и предположить, что все закончится вот так. Хотя кого я обманываю. Его руки погладили мой живот, и он опустился на колени. Нет, все должно быть не так, я попытался оттолкнуть его, но все бестолку. Мигель стянул с меня трусы и резко прикоснулся влажными губами к головке моего члена. Я сипло простонал, наверное, он кончил. Как же все это не похоже на нас, словно подменили. Как же хочется отключить свой мозг, хотя бы в такую необычную минуту. Мигель облизал головку и стал медленно ее посасывать. Мои руки невольно сплелись за моей головой, а бедра стали нестерпимо подаваться вперед, словно со мной такое было раньше. Не думай, Егор. Просто не думай. Он, тем временем, медленно сосал от основания, стараясь, как можно глубже заглотить, а я непроизвольно прошептал: -Быстрее, - и весь мир, наверное, перевернулся. - Ты... Прости меня, - он шепнул мне в губы, когда я уже кончил, а он все покорно проглотил и вернул брюки на мои бедра, - я лишь хотел... - Мне было хорошо... Спасибо, - я сам не верил, что говорил, да и кому, собственно, тоже. Он непонимающе посмотрел на меня. Я и сам себя не понимал. - Наверное, мне лучше уйти. А нам забыть все это, - его глаза блестят, не уж-то ты собрался плакать, Мигель. Он сам произнес эти слова, сам ушел, оставив меня возле той стены, смотрящего на этот окурок, пропитанный влагой. И я знал, что он в кое-то веке поступил верно. Я услышал, как заиграла музыка. Он танцует. Я убил его. Изнутри. Ведь музыка не спасет его, и я прав. Она обрывается также резко, как и включается. Слышен стук, маты и дым пошел по зданию, - вот теперь он оживает. Его спасает боль, меня же ничто не спасет.