Они не знают

      Они не знают, какой его Уэйд Уилсон на самом деле.       Они ничего не знают. Для них он псих, конченный больной идиот, очередной жестокий наемник с атрофированной совестью.       Для Питера, впрочем, тоже. Но они не видят его в моменты ясности. Не видят, как недавно пляшущий под пулями фрик устало стягивает маску, стараясь не смотреть в зеркало и другие отражающие поверхности — чтобы лишний раз не видеть поражённое язвами лицо, и в глаза Паркера — чтобы не видеть жалости, вполне искренней, но как Уэйд ее ненавидел — знал только Питер.       Они не знают, что наводящий ужас и суматоху везде, где только возможно, Уилсон иногда запирается в кладовой и бьется головой о стены, чтобы отвлечься от навязчивых голосов в ней.       Они не знают, что несмотря на весь свой приличный послужной список жертв, Уэйд никогда, даже в безумном состоянии, не позволил бы себе тронуть ребенка, никогда в жизни.       Они не видят, что тяжело раненный мужчина, сидя ночью на кухне, при свете луны завороженно смотрит, как затягиваются на его пораженной коже дыры от пуль и ножей, роняя редкие соленые капли на кафель.       Они и не подозревают, как сильно неугомонный Уэйд боится показаться честным и остаться одиноким. Именно поэтому он шлет Паркера в далекие дали, одновременно с этими словами прижимая мальчишку к себе еще крепче. И сам Уилсон не догадывается, что сильнее его страха существует другой — страх Питера не суметь доказать Уэйду то, что Паркер нуждается в нем не меньше.       Они и не смогли бы додуматься, как стесняется бравый наемник, совсем недавно намеренно пугая всех своим обезображенным лицом, упираясь и бормоча отговорки в своей привычной шутливой манере, когда Питер стягивает с него дурацкую маску, чтобы поцеловать. Паркер не может убедить Уэйда, что ему не противно смотреть на него, как бы тот ни старался доказать обратное.       Они не знают, что самого бессердечного, по их мнению, эксперимента мучают кошмары, заставляя пугать Питера дикими криками и воплями о помощи.       Может они и в курсе, но им-то уж точно все равно, что Уэйд испытывает постоянные боли. Всем плевать. Кроме Паркера. Он знал о бесконечной боли Уилсона, знал, откуда произрастают все эти внезапные реплики — так Дэдпул общался с голосами в голове, — откуда берут начало периодические истерики и, черт возьми, знает, кто этому всему виной.       Они не знают, каким Уэйд может быть нежным. Редко, конечно, и не для всех. Питер ценил такого Уилсона, не безбашенного дуралея в красно-черном костюме, который отвешивает Паркеру весьма неприличные комплименты и щипает пониже спины. Каждый миг, каждую секунду настоящего, любящего Уэйда Питер хранил в памяти до следующего момента просветления.       И они уж точно не могут знать, что этот, иногда самый что ни на есть правдивый и осознающий свое положение, человек теряет контроль и, в припадке очередной истерики, стреляет себе в висок, действительно желая себе смерти. Ничегошеньки они не подозревают о чувствах Питера в тот момент, когда он успевает выдернуть пистолет из рук наемника, успокаивающе обнимая уже несущего какую-то очередную несусветную хрень мужчину.       Они не знают абсолютно ни-че-го.