История одного мальчика

Весна вступает в свои права. Птицы весело щебечут, радуясь, что наконец-то вернулось столь долгожданное тепло. Солнечные лучи, играя в чехарду, бегут по улице, заглядывая людям в окна и щекоча соням носы. Добежали золотые проказники и до большого дома семьи Глифулов, стоящего в тихом переулке. Нарушая естественную идиллию, громко хлопнула входная дверь. Миг — и черная наплечная сумка прицельно полетела в светло-салатовую стенку. По привычной, между прочим, траектории. — Мам, я пришел! Из глубины дома донеслось знакомое шарканье домашних тапочек по ворсистому ковру. Навстречу пришедшему вышла миловидная молодая женщина с необычного цвета волосами. Голубыми волосами. Замечая ее, каждого прохожего так и тянуло спросить: "Извините, а где сейчас Буратино? Ведь вы Мальвина!". Осмотрев мальчика, она всплеснула руками. — Ты опять лазил по заборам, малыш? Неужели тебе интересно всюду носиться вместе с этими детишками бедняков? Ты же знаешь — папа не одобряет этого! — укоризненно произнесла мама, качая головой. Мальчишка виновато шмыгнул носом и скорчил грустную рожицу. — Прости, мам! Ты только папе не рассказывай, а я больше не буду! Честное-пречестное слово! — ответил Гидеон, обнимая маму и целуя в щечку. — Мое же ты наказание! — вздохнула Анна. — Ладно уж, Бог с тобой! Я тебя сегодня отцу не выдам, но если еще раз напроказишь... Не потрудясь дослушать речь до конца, Гидеон разбежался и молниеносно преодолел расстояние от входа в дом до своей комнаты. Спешно запершись изнутри на щеколду, мальчик сбросил порванные штаны и испачканную известью футболку. Кое-как умудрившись запихнуть все это добро в платяной шкаф, он стал решать важный вопрос: что надеть теперь? Вся нормальная одежда в гардеробе была уже давным-давно испачкана на таких вот приключениях с друзьями. Даже немного удивительно, как папа с его орлиным взглядом все еще не пронюхал, чем занимается на улице его сынок вместе с соседскими ребятами. "Наверное, мама страрается прикрыть меня!" — думал малыш, в очередной раз прокручивая перед внутренним взором мамино лицо. Все в ней было идеально: и бледный румянец, которым всегда горели ее щеки, и мягкие волосы, ласково ложившиеся на плечи в те редкие дни, когда сын засыпал с мамой под одним одеялом. Что бы ни случилось — в любой ситуации, радостной ли, печальной ли, мальчик вспоминал мамины глаза. Постороннему человеку показалось бы, что в них нет ничего такого — глаза как глаза, однако Гидеон каждый раз замечал в самой глубине этой серой бездны лукавый огонек. Только у мамы могли быть такие удивительные глаза. "Мама, мамочка!" — шептал малыш перед сном, и ему казалось, словно сама она, словно ангел, впорхнула в его комнатку и нежно приласкала. С улыбкой на устах мальчик падал в обьятия Морфея. Совсем другим был отец: внешне веселый и добродушный, он нередко заявлялся домой раздраженный, иногда даже слегка хлебнув крепкого напитка. В это время в семье Глифулов было не принято приставать к отцу с расспросами, или заговаривать с ним на любую тему. Все эти действия непременно влекли за собой несусветную брань, зачастую сопровождающуюся стучанием крепкого кулака по столешнице. Вовсе неудивительно, что со временем мать стала чаще болеть, а в конце концов и совсем слегла. Малышу Гидеону было очень тяжело мириться с болезнью любимого человека. Болезнью той единственной, которая понимала его и любила. Единственным лучиком во тьме этого огромного неизведанного мира. Отец же, вместо того, чтобы попытаться хоть как-то утешить сына, не оправдывал никаких надежд. Изо дня в день Бад Глифул становился все невыносимее: в любой ситуации крайним обязательно объявлялся сын, всю трудную работу должен был делать также малыш. Трудно жилось в этот период времени Гидеону, но он вспоминал ласковые руки матери и верил: придет он, великий час правды! Они с родителями снова будут единым целым, надо лишь ждать. Ждать и терпеть. Однажды вечером Бад вернулся с работы в особенно плохом настроении. Малыш сделал это заключение по отсутствию обычного субботнего тоста за чашечкой коньяка. Отец открыл дверь в ванную комнату ногой, чего раньше никогда не наблюдалось, и чуть не затопил дом, забыв закрыть кран. Изловчившись, сын сумел прошмыгнуть к раковине и закрутить воду. Отец же вместо благодарности ворчливо процедил: — Сделай две порции омлета и завари гречку для матери, а затем пойдем к ней в комнату. Надо кое-что обсудить с семьей, — мистер Глифул усмехнулся, отчего Гидеона слегка передернуло, и широкими шагами направился в спальню. Малышу было интересно узнать, о чем хочет рассказать папа, поэтому старательно выполнял указания. Однако, когда мальчик снимал с плиты прокипяченную воду, детское любопытство взяло верх. Он решил подслушать родителей. Сказано — сделано. Стараясь потише наступать на пушистый ковер, Гидеон на цыпочках осторожно прокрался по коридору и прислонился ухом к замочной скважине. К сожалению, как бы он ни старался, до слуха долетали лишь некоторые слова. — ...а...каз...л...ет...вити...Фо... — Нет! Никогда, слышишь? Никогда! Гидеончик вырастет в этом доме! — громкий женский возглас пронзил тишину, и тут же раздался крик. Словно нож, он полоснул по сжавшемуся сердцу малыша. Так кричат при смерти. От неожиданности и испуга мальчик выронил ковшик из рук. Вылившаяся из него горячая вода выплеснулась на ноги Гидеона, ошпарив их. Мальчик встряхнул головой и бросился бежать, теряясь в догадках о разговоре взрослых. Вслед ему неслись громоподобный крик и ругань: — Ах ты шпион! Только заявись в эту комнату еще хоть раз!