О чем поет вереск

Гром гремел не переставая. Мидир с трудом разлепил глаза. Сжав пальцы на подлокотниках, медленно повернулся, бросив взгляд через стрельчатое окно на свой мертвый мир. В мертвенно-сизых тучах сверкали молнии, но дождя не было. И вряд ли будет: из таких облаков не может пролиться живительная влага. Хищные черные смерчи бороздили землю, что когда-то звалась Светлой. Порой сталкивались, один после недолгих судорог пожирал другого. Подпитывался силой и увеличивался в размерах. Что случится в скором будущем, догадаться несложно. Понять бы, что произошло за четыре предыдущих дня… Мидир отложил на потом тяжкие раздумья о недавнем прошлом и сосредоточился на настоящем. Когда смерчи наберут мощь, они сломают защиту Черного замка, дойдут до клепсидры, и Дом Волка рухнет в мир теней. Волчий король в очередной раз попытался проверить, потянуть силу хоть одной из стихий… нет, ни намека на магию. Проклятие давило на плечи, пригибая к черному камню цитадели. Без магии не вмешаться, не предотвратить гибель Благих земель. А магии нет, исчезла, растаяла… Мидир оглянулся на двери и достал цветок вереска, свежий, нежный, исполненный природной и магической силы. Он согревал руки, пах горько и сладко, напоминая об исчезнувшей Этайн. Треск внезапно раздался совсем рядом. Мидир не верил слуху: перед ним открывалось Окно. Голову сдавило, в висках застучало, перед глазами полыхнула неблагая желтизна с переливами зелени… Темный владыка прошел там, где нет ничего, где бродят хищные смерчи, а воронка по краю земель Дома Волка только и ждет уничтожения клепсидры, чтобы схлопнуть весь Нижний мир. Подхватывать Окно с этой стороны не требовалось. Мидир собрался с силами, не представляя, как будет общаться с грифоном, что ему скажет — и вздохнул поглубже. Временами сердце останавливалось, и король запускал его усилием воли. Просто потому что не мог позволить себе умереть. Окно полыхнуло прямо перед волчьим королем, и в нем появилась темная фигура. С иссиня-черных волос неблагого на пол королевской залы слетел пепел, резкий высокий голос ввинтился в уши:  — Нет, Мидир, я всегда знал! Я знал-знал, что ты эгоистичная и необщительная звериная морда! Но чтобы настолько! Ты поразил меня в самое сердце, волчара! Лорканн напоказ ужаснулся, приложил руку к груди, недоверчиво ощупал свои ребра с одной стороны, потом — с другой и оставил ладонь посредине.  — Завернуть вокруг себя наше общее время! Отмежеваться от приличных неблагих! Да ты просто превзошел сам себя! Мидир выдохнул: Лорканн не знал. Лорканн не знал о том, что произошло за это время. Конечно, его следовало бы предупредить, что до конца дней Светлого мира осталось немного, но грифон продолжал самозабвенно разглагольствовать:  — Мог бы прислать письмо или вызов! К чему такие сложности? — в желтых глазах кроме наносной ярости и обычной угрозы заплескалось беспокойство. — За пару моих дней, я чувствую, у тебя прошли годы! — пригляделся, принюхался. — И если бы только годы… Ох, волчара, нет, не говори мне, что настолько изможденный вид у тебя от дыма. Убивать и выматывать тебя лишь моё, слышишь, моё священное право! Против воли Мидир ухмыльнулся — неблагой оставался неблагим, даже когда мир опять стоял на краю погибели.  — И нечего там ухмыляться, — на узких длинных губах Лорканна тоже появилась полуулыбка-полуоскал. — Я вижу порождения мира теней в твоем доме. К тебе пришли истинно невежливые гости. Мидир вдохнул, выдохнул и понял — он все еще не в силах говорить. Груз вины и боли еле давал дышать. Лорканн в задумчивости разглядывал вихри в высоком окне за спиной волчьего короля.  — Все еще хуже, чем я думал… Я бы помог тебе, похоронив смерчи под живым хрусталем или засыпав песками забвения, но пока подойдут мои войска, от Светлых земель останется одно воспоминание. Или два! Грифон привычно хихикнул, затем нахмурился, не дождавшись ответа.  — Но, знаешь, без Светлых земель мои станут не просто Темными, а Очень Темными. Да и гости твои вряд ли остановятся на полпути, — голова неблагого склонилась к плечу. — И все-таки в честь чего ты так вымотан? Если из тебя столько сил выпивает удовлетворение собственной же… — Мидир прикусив губу до крови, отвернулся. — О, фомор тебя подери! Так все правда! Что за белая прядь в твоей волчьей гриве? Что именно «все правда», спрашивать не хотелось. Мидир выбрал меньшее из зол: — Гулял по миру теней!  — Мир теней пришел к тебе, мой добрый недруг, а ты словно сам лишился разума. Одно ты преуменьшаешь, другое — преувеличиваешь. И, как обычно, торопишься. Вечно лезешь, куда не просят. И даже наоборот! Чем больше не просят, тем больше лезешь!  — Говори, что тебе надо, и уходи!.. Ты видишь, что у меня творится? Берегись теней. Не допускай друидов. Объединись с Айджианом, вместе вы должны выстоять. А выслушивать все твои неблагие мысли я не хочу!  — Манеры, как обычно, ни к фомору. Чтоб он был здоров, — хмыкнул неблагой. — Привет тебе от него. Я сам не смог прорваться к тебе: это Айджиан подкинул силы. И мне не нравится, что ты хоронишь себя и весь твой мир. Я не на поминки пришел, волчара!  — Именно что на поминки. Слова хрустели, как вода из моря неблагих земель.  — Еще нет! Очнись, волчара! И не вздумай умирать! Если это не разгребешь ты, не разгребет никто. И Нижний утонет в этом мерзком дыму, который я вижу в твои благие окна! Весь Нижний! Это твой мир, помни, ты его создал. Шансов у тебя немного, но они есть! Мидир шагнул к Окну, а ему навстречу вытянулись длиннопалые руки неблагого, прихватили за шею, уперлись под челюсть большими пальцами. Хищная улыбка исказила резкие черты.  — Не дергайся, волчара. Я покажу тебе свой сон о будущем. И Лорканн коснулся своим лбом его лба. *** Мидир видел себя со стороны — оборванного и едва живого. Ноги вязли в желтом песке, но он прямо шел к знакомой неровной гряде на окраине благих земель. Что-то гнало его вперед, тащило по обломкам двух королевств, туда, навстречу Лорканну. Грифон появился неожиданно, слетев с самого верха. Хрипло каркнул и безо всякого предупреждения нацелил громадные когти в грудь Мидиру. Волчий король отшатнулся, грифон, промахнувшись, проскреб когтями по камням, и Мидир впечатал его в песок. Затем развернул и держал долго, пока золотая ярость в глазах грифона не утихла до бесцветной голубизны, а птицезверь не превратился в неблагого владыку. Затем внезапно упала ночь. Горел костер, плечи грело одеяло. Мидир, несмотря на тепло, вздрагивал. Сколько Лорканн провел на окраине своих владений? Миг, бесконечность? Он выглядел старым, очень старым.  — Черный замок мертв, — услышал Мидир свой собственный голос. — Я успел нырнуть в водоворот времени… Лорканн устало вглядывался в огонь, не слушая, не понимая. Блики огня подсвечивали камни, которые появлялись из мрака, двигались хаотично и вновь пропадали. Неблагой рассмеялся. — Я все-таки дожил до конца света! — Еще можно все исправить! — разозлился волчий король. — Да куда ты смотришь, фоморов неблагой! Зашуршало сильнее. Из песка показались три одинаковых валуна, и в один момент выросла невероятных размеров статуя. Вознеслась до небес в полном блеске величия трёх королей Нижнего мира… Крик грифона резал уши: — Мы должны были быть такими! Такими! А мы!.. Три каменных короля развалились на отдельные глыбы, с глухим ударом низверглись в песок и всколыхнули землю под ногами Мидира.  — Ты и я, две песчинки, — Лорканн захихикал. — И с кем я сейчас разговариваю?  — Я знал, что ты безумен, — произнес волчий король. — Не знал насколько.  — И я не знал, насколько могу быть безумен! — расхохотался грифон. — Это показало лишь время.  — Послушай, — вкрадчиво произнес Мидир. — Я тоже твержу тебе о времени. Его можно завести вновь, нужно лишь добраться до Парящей башни. Она — основа твоего ми…  — До Парящей башни?! — выкрикнул Лорканн и зашелся в кашле, очень похожем на плач. От того, что плачет ужасный грифон, озноб продрал Мидира еще сильнее. — Ты хочешь взглянуть на Парящую башню?! Она занесена песками безвременья, засыпана осколками Города Отражений, рухнувшего с небес! И только птицы Роака кружат над тем местом, что когда-то было столицей — моим! родным! городом! Мы исчезли, истреблены, канули в небытие!  — А Ключ? Где ключ мира неблагих?! Лорканн вытащил висевший на шее золотой камень.  — При мне. Не помню, как я это сделал. Айджиан?  — Айджиан. Он всегда был сильнее нас обоих. Если сложить три ключа, то спираль времени должна раскрутиться заново. Видимо, Мидир уговорил Лорканна, ибо рассвет они встретили в полете. Ветер бил в лицо, грифоньи крылья казались неподвижными, волчий король, уместившись между ними, судорожно цеплялся за шею огромной птицы. Вместо глади океана под ними расстилалась пустыня. Не такая яркая и золотая, как у неблагих, не такая черная, как у благих. Эта пустыня была серой, вязкой, таящей неведомые опасности. Отчетливо были видны кучи белых костей и синие рога, торчащие из сломанных ребер. Когда на горизонте возник огонек, грифон опустился на землю. Пригнул шею, Мидир спрыгнул с его спины и жестом потребовал идти дальше. Но птицезверь косился янтарным глазом, казался всем довольным и не трогался с места. Мидир погладил жесткие перья на голове, поднес кулак с клюву… Наконец грифонье тело уменьшилось в размерах, и Лорканн вновь стал злым встрепанным ши. Они пошли вперед. Становилось все жарче, а огненная точка приближалась… Из источника водной силы, взмывая в черные небеса, бил огонь. А рядом с ним стоял Айджиан. Рог у него был обломан, как в давние времена, один глаз то ли вырван, то ли выцарапан, второй горел ядовитой зеленью. Владыка был зол, очень зол. Долго находиться на воздухе глубоководный фомор не любил никогда, но смерчи выпили его царство, а вечная вода из колодца превратилась в огненный вихрь. И теперь Айджиан не уступал в безумии Балору Первому, своему отцу, жестокому и беспощадному древнему богу. Он смотрел — и не узнавал ни Лорканна, ни Мидира. Два огненных хлыста как живые шевелились в его руках, заменив привычные водные. Ими он попытался достать благого и неблагого короля в страстном желании уничтожить все, до чего мог дотянуться. Лорканн обрисовал лезвия из воздуха, Мидир — черные молнии, сжигающие магию. Ши напирали, кружили, отворачивались от ударов, вдвоем не в силах побороть морского царя. Айджиан неохотно отступал. Хлысты шипели, сталкиваясь с молниями Мидира и лезвиями Лорканна. Ненавидимый фомором воздух раскалялся, иссушая кожу, заставляя трескаться рога… Впрочем, Мидиру и Лорканну тоже приходилось несладко. Лорканн настойчиво выводил морского владыку из себя, а Мидир, попытался подобраться к нему со спины. Мидир раскрывал магические ловушки под ногами фомора. Но помогало это слабо: магией морской царь был окутан весь. Когда огненный канат закрутился вокруг руки Лорканна, Мидир рванулся к спине Айджиана. Тот начал оборачиваться — и тут безумный неблагой сам подставился под второй канат! Огненный язык хлестнул по плечам, завернулся кольцами, прожигая кожу и обугливая плоть… Мидир выдернул из глаза Айджиана зеленый камень. Морской царь, словно лишившись сил, начал медленно оседать на выжженное дно. Волчий король обернулся и поневоле сморщился от запаха горелого мяса. — Не помогу… больше, — еле выговорил Лорканн. — Возьми… камень. Торопись! Мидир снял с шеи неблагого золотой ключ силы и поспешил в сторону огненного столба магии… ***  — Смог ли ты запустить миры заново, уничтожив все живое, мне неведомо. Ты все еще хочешь именно такого будущего? — ощерился Лорканн. Он дотронулся до Мидира не рукой, силой — и Мидир разрешил. Во владыку Благого мира начала вливаться сила Темного. С привкусом ветра, шорохом песка, скрипом живых кристаллов, неслышной обычным ухом песней Глубинного Ужаса, от которой приподнимались все волоски на теле…  — Не смей умирать от щупалец этих дымных убожеств! — продолжал каркать неблагой. — Как же твоя дикая гордость?! Вспомни хотя бы то, что ты принадлежишь к тесному кругу старых богов! Давай, волчара, припомни, что такое ярость! Воскреси в памяти подвинутый кряж! Не трусь! Мидир обозлился: вот уж трусом он никогда не был. Он сказал бы Лорканну это вслух, если бы в продолжение неблагого сна внезапно не увидел тот самый кряж. Промелькнуло живое море, столица, пески, лица бунтовщиков разных лет и одной бунтовщицы, что стала грифоньей женой. Лорканн прятал что-то очень плохое. Мидир открылся еще сильнее в попытке понять, а Лорканн словно этого от него и ждал. Мидира ослепило от боли: непредсказуемый неблагой отдавал ему свою мощь, личную и королевскую. Грифон опустошал себя, чтобы наполнить его.  — Ха, волчара! Думаешь, у тебя есть вариант отказаться от магии? Я, знаешь ли, тоже эгоистичен, пожить все ещё хочу, хоть и потом, далеко потом. Поэтому, сделай милость, спаси мир! Можешь не присылать письма, старый бог с тобой! Неблагая энергия переполняла все существо Мидира. Настолько свежим он не ощущал себя давно: на кончиках пальцев копилось напряжение, только и ждущее команды сорваться, найти цель и сотворить с ней, что угодно воле заклинателя.  — Мозгов у тебя аж на целую каплю, все остальное — сплошная упрямая кость, но, Мидир, ради всех старых богов и нашего старого, милого, уютного благого-не-благого мира, воспользуйся моим даром с умом! — Хватка грифоньих пальцев понемногу ослабевала. — Окно закрою сам, чтобы не дуло. У вас проклятие, а у нас весна! Но все движется, все меняется. В парке можно жить, и очень уютно… Лорканна пошатывало, он медленно выпрямлялся — и отдавал, отдавал! Выжимал себя досуха. До последнего шелеста ветра, до золотой песчинки, до капли магии.  — Давай, спасай мир, волчара! Надеюсь, это у тебя получится не хуже, чем поставить его на край гибели. И чтобы не смел помирать без меня! Может, еще свидимся, благой… Когда Проклятие окончится. — Ты не выживешь, когда оно докатится до Темных земель, — утвердительно произнес Мидир. — Оно выпивает магию, а если магии нет — забирает жизнь. Возьми обратно! Грифон моргнул дважды и отпустил Мидира: неожиданно отнял руки, не оставляя шанса плеснуть силы обратно. Мидир рванул сюрко, вытащил вереск и протянул неблагому. В широкопалой ладони вереск неожиданно заполыхал ярко-алым цветом. — Должно помочь. — Это возьму, — хихикнул Лорканн, — только замуж не проси. Нахально улыбнулся, повел рукой, закрывая Окно, и пропал.  — Майлгуир, — появившись в дверях, осторожно позвал Мэллин. — Смерчи словно что-то почуяли! Они бьются в ворота без остановки. Мы так долго не протянем. Ми… Брат, ты вновь светишься черным! Мидир ухмыльнулся. У него впереди было много, много работы. Той, что получалась лучше всего. Которую можно было делать, даже не имея сердца.