Запретная любовь

      Гамакичи, возлежа около водопада из жабьего масла, звук течения которого приятно отдавался в ушах, глубоко погрузился в свои мысли, так как пейзаж вокруг прекрасно этому способствовал, да ещё и только усиливал их поток. Всё было неимоверно ярким: огромные скалы простирались своими вершинами к самим облакам; невероятных размеров деревья, окружающие водопад, с огромными и разноцветными цветами и листвой; причудливые большие грибы с красивым окрасом. Гора Мьёбоку, спрятанная за горным хребтом, является домом для маленьких и больших жаб, и она богата всеми видами растительности и необычных природных творений.       Жаба, валяясь на мягкой высокой траве, закинув одну заднюю лапу на другую, выглядела довольно беззаботно. Жёлтые глаза с вертикальными зрачками расслабленно скользили по местности вокруг, нигде конкретно не задерживая свой взгляд. Их окружали тёмно-фиолетовые полосы, как, собственно, и рот, и некоторые места на животе, так гармонично сочетаясь с его оранжевой, по-мужски грубой, с рельефными бугорками кожей. Жабьи глаза пошловато прищурились от лучезарного солнышка, словно изображая сексуальный призыв так, что любая женская особь наверняка не смогла бы себя сдержать и не накинуться на обладателя манящих жёлтых очей, если бы сейчас находилась рядом. Однако Гамакичи вряд ли могло бы это заинтересовать, ведь он хранит в себе много секретов, о которых знал лишь один его давний друг, плотно засевший в лягушачьем сердце.       «Симатта! Я уже неделю здесь сижу, потому что отец не позволяет мне покидать гору. Мне ведь по возрасту должно быть разрешено! Даже если переводить на человеческие мерки, мне шестнадцать! Я взрослый, и я полностью могу за себя постоять! Да что там за себя, я и за друзей могу постоять! И я так хочу снова увидеть его… Как же я скучаю по тебе, тикусёмо!»       Они познакомились, когда были ещё совсем детьми, и сразу же сдружились. Множество миссий, выполненных вместе, только больше укрепляли товарищеские узы между ними. Из-за того, что их разделяли недели пути, они постоянно тосковали друг по другу, стараясь провести больше мгновений вместе, сбегая во время выполнения заданий, нагло используя Наруто, которому приходилось применять технику призыва практически зря. С возрастом они поняли, что их уже связывает не только дружба. И, правда, какая разница, если ты полюбил душу? Плевать, в каком теле она находится! Главное, что у тебя появился самый близкий и родной человек, с которым хочется проводить время, которого хочется защищать от всех невзгод, которого хочется просто сделать счастливым. Зачем следовать предрассудкам, стараться угодить мнению окружающих и заставлять страдать любимого, принося боль и самому себе?       Они всегда понимали друг друга с полувзгляда, сколько помнили свои отношения. Но, как и у людей, у них также начали возникать индивидуальные потребности. К редким встречам добавилась и ещё одна довольно весомая проблема. Несколько месяцев ушло на то, чтобы найти способы её решения. А кому будет не в радость осчастливить своего любимого? Не прибегать же к изменам? Вот и пришлось им выкручиваться самим, чтобы и себе помочь, и любимому угодить, и ссор на почве ревности избежать. Хотя последние всё же изредка возникали: сказывались расстояние и продолжительность постоянной разлуки.       Время беспощадно долго тянулось, а увидеть любимого всё не представлялось возможным. И почему тогда, когда это необходимо, Гамакичи никто никуда не вызывает?!       Спустя ещё час, пока жаба грела своё пузико под тёплыми лучиками солнышка, судьба наконец смиловалась над ним, а богиня Любви, словно услышала его мольбы, исполнила его сокровенные мечты.       Чувствуя небольшую слабость, Гамакичи медленно открыл глаза и сразу догадался, где он находится.       «Ну наконец-то!» – возликовал он, когда перед его взором предстали блондин с брюнетом. – Гамакичи, мне нужно, чтобы ты доставил этот свиток Тсунаде! – закричал Наруто, тыча ему в морду каким-то свёртком. – Да щас! Нынче в вашем мире небезопасно! Один я никуда не пойду! – скрестив лапы на груди и нагло отвернув морду, он старался добиться желаемого, манипулируя человеком, который когда-то заключил с ним контракт.       Тот сморщился, почесав пальчиком нос, и уставился на рядом стоящего брюнета, глазами ища поддержки. – Че ты на меня так смотришь, бака? Твое животное – твои проблемы! – Ну, Киба! Отправь с ним Акамару, – голубоглазый даже сжал ладони вместе, словно умолял своего друга. – Мне необходимо, чтобы этот свиток доставили в Коноху прямо сейчас, даттебайо! – Ты идиот, Наруто! И твоё призывное животное бесполезно! – гордо ухмыльнувшись, Инузука, поднеся два пальца к губам, громко свистнул, и из кустов тотчас выбежал огромных размеров пёс, сравнимый как с человеческим ростом, так и с ростом самого Гамакичи. – Акамару! – погладив того за белый загривок, он жестом показал на большую жабу. – Мне нужно, чтобы ты сопроводил этого оранжевого болвана в Коноху, а после вернулся сюда с ним же.       Пёс, высунув язык и часто дыша, уставил свой холодный и леденящий душу взгляд на Гамакичи, отчего у последнего уже начало сводить низ живота.       «Всегда он так, когда рядом люди. Но это лишь ещё больше заводит», – мысленно ухмыльнулась жаба.       Кивнув, Акамару и Гамакичи отправились в сторону деревни. Всю дорогу они шли молча, но в каждом из них уже кипела страсть.       Отойдя на безопасное, как казалось самой жабе, расстояние, он всё же решил перестраховаться и пролепетал тихим голоском своему спутнику на ухо, обжигая его горячим дыханием: – Малыш, ты всё ещё чуешь своего хозяина и Наруто? – оскалившись и как-то угрожающе зарычав, пёс, которому, по-видимому, не понравилось, что его назвали малышом, в то время как он являлся ничуть не меньше самого Гамакичи, резко и с силой треснул друга своим внушающим хвостом по лапе. – Ну что опять не так?! Что с тобой вообще творится в последнее время?! – отскочив вбок, жаба споткнулась и пролетела сквозь какие-то колючие заросли.       Через секунду из них же показался и его обидчик, который по-прежнему оголял клыки. В его глазах не было злости: в них скорее читались похоть, азарт, вожделение.       Подойдя ближе и нависнув над оранжевым другом на всех своих четырёх, Акамару высунул свой длинный, возбуждающе влажный и горячий, как тысяча вулканов, язык, облизнул щёку Гамакичи, отчего у жабы перехватило дыхание. Распахнув свои янтарные глаза, он уставился на белого пса, больше походившего на волка. В последнее время он действительно вёл себя вовсе не как послушная собачка, а как самый настоящий, грозный и беспощадный зверь. Иногда он мог даже быть слишком жесток, но кто сказал, что это плохо? Излишняя нежность им была ни к чему.       Лихорадочно озираясь по сторонам и ища защиты, Гамакичи наткнулся на подходящего размера прутик, лежавший как раз в зоне досягаемости передней лапы. – Ах, так ты хочешь поиграть, неугомонный кобелёк? – пробурчал сбившимся от возбуждения голосом Гамакичи и с немалой силой принялся хлестать Акамару по бокам и его пушистому заду – в общем, куда попадёт. – Вот так тебе, моя сладкая волосатая попка!       Пёс яростно заскулил и попытался вырвать зубами из лап возлюбленного злосчастный прут, но ему это долго не удавалось. Да и Акамару постепенно начал таять под ласками Гамакичи: жаба знала, как ублажать своего друга. Липким длиннющим языком облизывая мордочку, почёсывая за ушком, начисто вылизывая крепкую мускулистую шею, Гамакичи постепенно перешёл на живот, вырисовывая странные витиеватые узоры на белоснежной шерсти и подбираясь к самому главному. Когда склизкий жабий язык прикоснулся к раскрасневшейся от исступления головке, Акамару взвыл и двинулся ему навстречу. Гамакичи, будучи уже опытным, выпустил свой язык изо рта на всю длину, в несколько витков обхватил жаркий, подобно пламени адских котлов, член пса, и начал водить по нему вверх-вниз, не прекращая при этом пользоваться прутиком по уже известному назначению.       Но Акамару тоже хотелось как-то поучаствовать, одновременно принося наслаждение себе и партнеру, поэтому пёс развернулся на сто восемьдесят градусов, и оба оказались в позе "вольта". Инициатива поделилась поровну. Гамакичи по-прежнему продолжал ласкать своим умелым язычком эрегированный член, не забывая и о больших яичках возлюбленного, а Акамару оказался мордой между задних жабьих лап. Предвкушающе облизнувшись, он наклонился ближе и стал с особым энтузиазмом вылизывать своим упругим длинным язычком клоаку*, совершая то прямые движения взад-вперед, то движения под разнообразными углами.       В страхе слишком быстро достигнуть разрядки благодаря умелым ласкам Гамакичи, Акамару одним рывком высвободился из своеобразных объятий возлюбленного, а другим перевернул его мордой к своей, а затем и на живот, заставив его принять позу "по-собачьи" или, смотря как кому угодно, "раком". Влажным от слюны Гамакичи членом, он упёрся в клоаку, совершая кругообразные движения вокруг входа и дразня этим своего партнера. Не выдерживая боле ни секунды, пёс вошёл в манящую дырочку на всю длину и сладостно заскулил от нахлынувшего на него удовольствия.       Пока Акамару двигался грубыми и быстрыми толчками, сзади послышались приближающиеся шаги. Пёс так увлекся процессом, что даже не подумал сохранять концентрацию, поэтому и не учуял неизвестных, приближающихся к укрытию любовников. Жаба, также уловив посторонние звуки, резко испугалась быть застигнутой врасплох, отчего клоака невольно сжалась с такой силой, что Акамару чуть ли не взвыл от боли, стиснув зубы, дабы не быть услышанным. Они понимали, что им нужно срочно спрятаться, но расцепиться партнёры не могли. Выбора не оставалось: пёс вцепился когтистыми лапами в напряжённый торс Гамакичи, который, в свою очередь, отпружинил от земли и абы в каком, не особо удобном, положении прыгнул с возлюбленным на спине в ближайшие более частые и лучше скрывающие их интимные моменты от посторонних кусты.       Затаив дыхание, любовники выжидали, пока посторонние не скроются из зоны, в которой их секрет может быть раскрыт. Когда опасность миновала, Акамару доверительно потёрся мордочкой о спину Гамакичи, помогая успокоиться. Жаба расслабилась, и клоака перестала сжиматься вокруг члена тугим кольцом. Несмотря на непредвиденный форс-мажор, возбуждение у обоих никуда не исчезло, и парочка продолжила своё прежнее занятие с пущим усердием. – Только не в меня! – возникал Гамакичи, но было уже слишком поздно.       Любовники повалились на травку рядом друг с другом, пытаясь отдышаться. От захлестнувшего их удовольствия Акамару высунул свой язык, жадно хватая ртом воздух, а у Гамакичи сладкой судорогой свело задние лапы, по которым медленно стекала вязкая смесь семени обоих. Наконец немного придя в себя, Гамакичи повернул голову в сторону возлюбленного и протянул лапу к его мордочке, застывшей в блаженстве. Улыбнувшись, жаба прошептала: – Как же я люблю тебя, мой сладенький снежочек!       Ответ последовал незамедлительно: – Гав!