Пушок и Перчик

У здания артели стоял Сиплый. Голова перевязана, пальцы грязные от крови, во рту сигарета. - Привет, Перчик! В артели меня все так называют. Я, когда в первый день пришел, полез в офис без очереди, а Данко меня окликнул: - Нифига ты наглый перец! А я ему тут же в ответ: - Мой перчик тебе в жопу не влезет! И все рассмеялись. И так я стал – Перчик. - Ё-маё! Чё с тобой? - На двоих упырей нарвался... Кое-как... вообще финиш! - Офигеть! Такая же ерунда! Вот только что, на пустыре! Только одного распечатал, и тут же второй! Лезут, лезут - со всех щелей, как тараканы. Не знаю, как дальше будет! У нас как в сказке – чем дальше, тем страшней! - Да-а-а-а! - протянул я. Мы неловко помолчали. - А это кто? - он кивнул на собаку. - Пушок. - Какой же Пушок, когда это сучка? - Как догадался? - А че тут догадываться? По морде же видно! - Ну да... Ладно, а то сердце стухнет, пойду, давай, ага. У порога я присел на корточки перед Пушком. - Тебе нельзя туда, подожди здесь. Вот тут, в тенечке, под деревом. Он жалобно посмотрел на меня, наклонив морду на бок. - Я скоро! Железная дверь была тяжеленная и словно бы не хотела впускать меня внутрь. Пройдя через детектор и охрану, я зашагал по обшарпанному коридору. Тишина, духота, вентиляторы работают, но да что толку? Подошел к окошечку, сунул пакет с сердцем. - И чё? - устало огрызнулась тетка в окне. - Чё ты мне это суешь? Номер! - Тридцать три, тридцать три, тридцать три, восемьдесят! Примите, пожалуйста, сердце! - Так-то лучше. Корова! Я огляделся. Дверь в офис старшего смены была открыта. Я видел, как Метя сидел за столом, играл в компьютер. Нафига я решил к нему зайти? - А! Кот-барон, заходи, заходи! Не может он меня не подколоть! Ледяной Кот – это мой клан. Вернее, клан моего отца. И каждый раз он тычет мне в рожу этого "кота-барона". Завидует, псина безродная! Он даже не гражданин, бежка поганая! А выбился в начальники! Такой-то и без мыла в жопу влезет! - Сердце принес? - Почему вы не предупредили, что в моем районе действуют два упыря? - спросил я, даже не стараясь сдержать раздражение. Он оторвался от монитора, поднял глаза на меня. - Два? Если их было два, и ты живой, значит, ты принес два сердца? Я опешил. - Где второе сердце? Просрал? Дебила кусок! Я задохнулся от ярости. Я! Белый человек! Пускай полукровка! Но ведь половина крови – белая, благородная! И мне, МНЕ, этот обмылок будет... На меня?! - Ты на кого... - я схватил Метю за грудки. Но тут же получил удар по затылку. Весь мир съехал набок, меня повело, и я упал на пол. Кое-как пришел в себя, огляделся. Надо мной стоял Амгар – хозяин, рядом маячил и его телохранитель. - Не балуй, Перчик! Здоровенная, тяжелая морда. Огромный второй подбородок. Густые черные брови, тонкие редкие волосы. - Жалуется, что... - начал Метя. - Жалуется? - толстые губы хозяина дрогнули. - Перчик, ты жалуешься? Я молча встал. - Я здесь главный, - он ткнул пухлым коротким пальцем себе в грудь. - Я делаю бабки! Мои правила! Если ты не доволен... Перчик... если ты не доволен... вот порог! Иди! Крути быкам хвосты! Я молчал. Метя скалился. - Ты не доволен? - Доволен... - прошептал я. - Ну вот и хорошо. Иди, нажрись как свинья, дай кому-нибудь в рот, проспись, а после, завтра, выходи на работу. Хорошо? - Хорошо... - Не слышу! - Хорошо. Он развернул меня и толкнул в спину. Блин, даже в поганом бараке, с упырем в постели, я чувствовал себя лучше, чем здесь! Из соседнего офиса слышался голос Розы. Громкий, он въедался в мозг: - Для поступления в артель вам необходимо внести сумму в размере пяти тысяч семисот золотых. А так же приобрести у нас однозарядный пистолет "Носорог", модель – сто один. Стоимость - тысяча триста... нет... кредитов мы не даем, и рассрочек, и подъемных! Так же... А когда я вышел, Пушка не было. - Пушок! Пушок! Мне стало так тоскливо! Закат пылал, солнце садилось. - Сиплый, Пушка не видел? Сиплый был все еще здесь и все еще курил. - Кого? - Ну, Пушка, собаку!!! - Да нет, какая нахер собака, я сам уже как собака! Хотелось выть от обиды. - Пушок! Ну я же просил! Блин! Пушок! Но Пушка нигде не было. Я стоял в растерянности, не знал, что делать. Вполне возможно, те же самые дети приволокут его ко мне через час. И продадут по второму разу. И это было бы хорошо, я бы заплатил! А что если его уже пустили на мыло? Или на шаурму? Пушок! Блин! Глупый! Глупая ты собака! - Дяденька! Хотите сексу? Передо мной стоял мальчик. Худенький, босой, в одних шортах, глаза огромные, голодные. - Чего? Это с тобой-то?!! А ну брысь! Мальчик отбежал на безопасное расстояние, и крикнул: - Импотент!!! Блин! В его возрасте я и слова-то такого не знал! Импотент! Станешь тут импотентом! Я огляделся. Отсюда, с Лысого холма, с окраины Нахаловки, открывался прекрасный вид на Белый Город. А в самом центре Белого Города были огромные небоскребы, на которых золотом пылало закатное солнце. В центре – башня государя. А вокруг нее – небоскребы кланов, они были чуть ниже. Не потому что у кланов не было возможности построить выше, просто высотка государя должна была быть выше всех по понятиям. Каждый клан – это корпорация. У каждой корпорации – своя цитадель. Небоскреб клана Ледяной Кот "Голубой Сокол" – он самый крайний слева. Я там жил. Этажи с пятидесятого по семидесятый – жилые, там-то и обитают все коты, котята и кошечки. Пять лет назад, блин, уже пять лет, закончил свой земной путь государь Сергей Петрович. У него осталось три сына: Сергей Сергеевич , Николай Сергеевич и Алексей. Первые двое насмерть схватились за власть, а Алексей отошел в сторону и не претендовал. Одна половина кланов встала за Сергея, а вторая, в которой был и мой отец, за Николая. А потом Алексей в самый решающий момент присягнул Сергею. Это и решило исход схватки. В итоге – отец поставил не на того. В итоге – за это ему перерезали горло. Как и Николаю, впрочем. Такие же господа сенаторы, вожди кланов. Прямо там, в Сенате, у них это быстро. У каждого на поясе длинный кинжал, символ власти. Отец мог бы покаяться, присягнуть на верность Сергею Сергеевичу, но он был горд. Горд до смерти. А когда мама узнала о смерти отца, она просто легла и уже больше не вставала. Служанки все вились вокруг нее. - Может быть, госпожа хочет пить? - Нет, не хочу... - Или есть? - Нет, не хочу... - Может быть, у госпожи что-то болит? - Нет, ничего не болит... А потом она закрыла глаза... и умерла. Может, и подсыпали ей чего? Все возможно. Как я пережил ту ночь после смерти матери, я не знаю. А на утро пришли ко мне братики и сестрички по клану, так-то я единственный сын у отца. Ты, говорят, ошибка природы, выблядок, рабская кровь, отец на твою мать только пьяный и ложился! - Так какая ж моя-то вина в том?!! - взмолился я. А такая, что ты не должен был на свет появляться! Ты должен уйти, хватит позорить нас! Я с радостью согласился. Отпускают! Живого! Могли и пришибить. А они не только меня отпустили, а даже землю мне купили, правда, без дома. Вокруг небоскребов граждане живут – мужики: крестьяне, работяги. Вот у одного такого мужичка они и купили мне большое поле. Я стал сдавать его богатому крестьянину по прозвищу Бобер и одно время жил у него. Он мне все свою дочку, Бобриху, подсовывал. Ой, умора! Она здоровенная девка, сисястая, я ее побаивался даже. Все ляжет голая и смотрит в потолок. А я на нее смотрю: лобок у нее был такой... такой... на нем было больше волос, чем у меня на голове. И я все думал, чё она лежит? Плохо ей, что ли, заболела? А потом догадался. Ой, не могу! Думаю: не много ж в тебе любовного пыла, дорогая! Нет, решил, крестьянство – это не мое. У них какая жизнь? Вот встанут бобры на рассвете, пожрут - и в поле. В середине дня – обед. Покемарят немного. Потом опять вкалывают, и так до заката. На закате домой придут, пожрут - и спать. Вот и вся жизнь. Не, думаю, валить надо, я тут сопьюсь! И ушел я в Нахаловку. С самого верха – в самый низ. Но честно сказать – как-то даже мне нравится тут. Свободно... Никто к тебе не лезет, живи, как хочешь. Снял я комнату у Пузыря, вот так и живу. А чё мне? Ни котенка, ни ребенка. Кровать, холодильник с пивом, кондер, комп. Все дела. А почему в артель пошел, даже не знаю. Наверно, кровь горячая. Дурная. "Нажрись как свинья!" – сказал мне Амгар. Хозяин… Урод! Нормальный человек из принципа не стал бы пить... а я? А я пью и не могу напиться. Текила, стопка за стопкой проваливается в желудок, а в душу не идет ни капли. Может, у меня нет души? Пошлая ночь накрыла Нахаловку, но жарко и душно, как днем. С наступлением темноты здесь начинается особенный разврат. "ЖАР-ПТИЦА" сияет. Вентиляторы гудят, гирлянды светят. Все места, все столы – все занято. Громко бьются друг о друга бильярдные шары, развратно хохочут мужики, шлюхи взвизгивают. Томно изгибаются мальчики-проституты, обнаженные (и все почему-то коротконогие), шлюшки пляшут на столах, чуть что – тут же, со стола, слезают на клиента. Взмокшие официантки таскают подносы с пивом. В воздухе к табачному перегару подмешивается кисловатый запах дуриана. Кто-то рыгает, кого-то поволокли разбираться... Теснота, весь пол в окурках. Пузырь слез со второго этажа. Он такой необъятный, что для него диван - как для обычного человека кресло. Сразу два вентилятора направлены на него. Сидит, балагурит с клиентами. Проходите, да, пожалуйста, прошу, новый сорт пива у нас, новые девочки, свежие мальчики! А сам свинячьими глазками на кассу смотрит. Звенькает касса, капает копейка! Гуляет босота! Тут же, за оградкой, дети крутятся, выжидают. "Бегунки". Кто за сигаретами пошлет, кто позволит хот-дог доесть, кто на ночь купит, даст допить бухло из стакана или затянуться. А кто телефон забудет, очки, бумажник, пьяного обшманают опять же! В Нахаловке не зевай! Дети! Если бы сейчас папа был жив, то он бы за меня заступился. Не дал в обиду! Проклятый Амгар, Метя... твари! Как там было? "Сегодня ушел из жизни Владимир Александрович, вождь клана Ледяной Кот. Смерть наступила от инсульта". А инсульт наступил после того, как ему перерезали горло. Лично государь отдал на это приказ. - За Государя! Да будет крепка его власть! - заорал я, высоко подняв стопку. И опять все сгинуло в желудке, в душу не ушло и капли. - Та шоп ему повылазило! - гаркнул кто-то. Я обернулся. За такое в Белом Городе с него бы лоскутами сдирали кожу, а раны натирали солью. И сердце у меня провалилось! Блондин! Мой блондин! Сидит, гад-гадина-гаденыш, сидит и не подходит! Я вскочил, стул упал. Тяжелые, густые, прямые, светлые волосы, темные брови, карие глаза. И майка та же. А рядом с ним, горилла мохнатая, тот, который Государю всякие гадости пожелал. Я нахмурился. Перед блондином стоял дриньк. Такие дриньки, самые дешевые коктейли, берут проституткам. Значит, он на работе? Но у Пузыря точно нет такой шлюхи. О каждой новой он уведомляет меня лично. Как особому клиенту первому предлагает снять пробу. Нет! Это не его шлюха! Но и левая здесь работать не будет! Так почему же перед ним стоит шлюшкин дриньк? Я проглатываю еще стопку, засовываю в рот сразу несколько долек лайма и иду через весь зал. Когда я встречаюсь взглядом с блондином, меня оглушает, накрывает, кровь шумит в ушах. Подхожу к ним и, не останавливаясь, луплю мохнатого в ухо. Он падает под стол, блондин вскакивает. Я беру блондина за руку. Нежная, тонкая, мягкая... член тут же начинает наливаться кровью. Ко мне подлетает какая-то чепуха, начинает что-то верещать. - Чё! Чё тебе надо? - ору я ему в лицо, выпучив глаза. - Вали, пока цел! Я отпихиваю его, тяну блондина к своему месту. От его покорности мне сносит крышу. Сразу все стопки текилы просыпаются в моей крови! Обхватываю его, наклоняю и засасываю пухлую нижнюю губу. Я должен попробовать какова она на вкус! Кто-то аплодирует, кто-то свистит. Я, не отрываясь, показываю в сторону свиста средний палец. Он смотрит на меня ошалелыми глазами, вытирает покрасневшие губы, берет меня за руку. Усаживаю его рядом с собой. Протягиваю стопку. - Пей! - командую я и выпиваю свою. Он в нерешительности глотает. Хлопает ресницами. Я усмехаюсь, подаю ему стакан воды. - Ты охотник? - спрашивает он, отдышавшись. Я притягиваю его голову и опять надолго засасываю. Когда отпускаю, он как бы обмякает, плывет. - Работаешь? - закуриваю я. - Что? - ему тяжеловато держать голову. - Работаешь? - Кто? Где? Я беру его за шею. - Ты! Здесь! Торгуешь? Он смотрит на меня, закрывает глаза, тянется губами... Я даю ему легкую пощечину. - Что? Я? Чем? - Жопой! Он наваливается на меня, сползает со стула. - Иди сюда! Раздвигаю его ноги, усаживаю на свои колени лицом к себе, спиной к стойке. - Я? Нет! Что ты! - он усмехается с закрытыми глазами, льнет ко мне. Хватаю его за волосы. - Не ври мне! Нахера этот мохнач взял тебе шлюшкин дриньк? Он дышит, постанывает, совсем не пытается высвободить голову. Нравится ему? - Снимай майку! - Здесь... при всех... - шепчет он, стягивая футболку. Стройное тело. Нежнейшая кожа – загорелая, напитавшаяся солнцем. Я засасываю его шею, плечи. Оставляю засосы. Он с силой сжимает мои волосы. - Мне нужно... скажи... ты охотник? - умоляюще шепчет он. Я не могу уже. Слишком много его, чересчур он невыносимо кайфовый! Перерыв! Перерыв! Упираюсь в его грудь лбом, успокаиваю дыхание. - Ты охотник? - Ты дурак? - Очень сильно... пожалуйста... ты о... хо... т... м... Поднимаю голову, осматриваю его лицо. - Кто ты такой? - Ты с артели? Я с силой сжимаю его ягодицы, он впивается мне пальцами в плечи. - Пожалуйста! Ну скажи мне... - Я? - Сколько сейчас времени? Ты с артели? Беру его за подбородок. Кручу лицо. Засовываю палец в рот, он начинает его сосать. Влажно, жарко. У меня встает еще сильнее. Он вскакивает! Вытягивает мой палец изо рта, хватает меня за уши, жадно целует взасос. Потом шепчет, постанывает и шепчет: - Ну пожалуйста! Ну скажи! Я тебя очень умоляю! Сколько времени? - Я тебя отымею! Отымею тебя! Слышишь! - захлебываясь, шепчу я. Он кивает тяжелой головой. - Да... да... да... я все... но скажи мне... пожалуйста... зайчик! - Это я-то?!! Зайчик?!! Смех разбирает меня! - Я не охотник! Я так! Погулять вышел! Он стонет, изнывает, уткнувшись лицом мне в плечо: - Пистолет, пистолет, пистолет... - Я в артели, задрал... Я в артели... Если я сейчас не вставлю тебе, я сдохну! - Я – только пасс... - Да я так и понял! Вскакиваю, переваливаю его через плечо и, распугав детвору, скрываюсь во мраке. Он что-то слабо верещит, хлопает меня по спине. Он легкий, тонкий. Потом я запыхиваюсь, по пьяни сбиваю дыхание. Опускаю его на землю. - Туда, туда! - шепчет он и тянет меня за руку. Уже второй раз за этот день меня ведут за собой по трущобам. А что если это упырь? Я бы не хотел, чтобы он мне что-нибудь откусил! От этой мысли я перехожу на шаг. Он все тянет меня. - Э! Э! Я останавливаю его. Он тут же запрыгивает на меня, обхватывает ногами, руками. - Ты не упырь? Он впивается в мои губы. - Точно? Нет? Пожалуйста, скажи! Блин! Так он и признался! Он тянет меня в сквер. В Нахаловке есть сквер, да. Морг, больница, острог и универсам – образуют каре. Внутри него – большой сквер. Истоптанная замусоренная земля, кривые деревья. Тьма – хоть глаз выколи. Сквер живет круглые сутки. По одним звукам и запахам я различаю, что происходит в данный момент. Бухарики жрут сивуху, запах дуриана, шприцы под ногами, кто-то стонет от удовольствия, кто-то от боли. У кого-то пригорела рыба. Детский плач... Девчоночий визг... Мы бежим в самый угол, в самую чащу, там почище и народу почти никого. - Ну ведь ты же не упырь? - изнываю я, стягивая с него штаны. Член уже аж болит. Ставлю его на четвереньки, уже хочу вставлять... только сейчас вспоминаю. Лезу в сумку, долго не могу найти спрей. Щедро пшикаю на член, ну все, теперь целый час меня не возьмет ни одна бацилла. - Ты же не можешь быть упырем! - я вхожу в него. - Ай! Не быстро! Меня полностью перекрывает, я уже ничего не соображаю. Только одно наслаждение во мне, дикое количество наслаждения. - Эй! Как ты... как тебя... как же твое имя... имей совесть... не так... не быстро! - Я убиваю упырей! И тебя! Тебя! Тебя! Уб... м-м-м-м! - Ты не солгал?!! Не солгал? Не солгал... м... мн... е-е-е? Я слышу свой рык. Оргазм такой сильный... я чувствую, что рычу сквозь стиснутые зубы. Чересчур много оргазма... Это даже больно! Падаю рядом, как убитый. Светает... вроде... или меня глючит? - Это было... это было... было это... ДА-А-А-А! От сумасшедшего счастья, от истерики какой-то я закрываю лицо ладонями и смеюсь. - Где ты был всю мою жизнь?!! Нестерпимая сволочная сволочь!!! И тут я улавливаю какие-то звуки. Он издает неприятные... Я отнимаю руки от лица, поворачиваю голову. Уже светает, да. Он все так же стоит на четвереньках... но теперь ему плохо. Он подавился? - Э! Чё с тобой? Сердце? Плохо, что? Он задыхается, дергается. Начинает принимать другой облик. Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет! Ну нет же! Нет! А рука уже достала пушку. Бесшумная яркая вспышка ослепляет меня. Я стреляю в него! Разломить, вышвырнуть, вогнать, взвести... Нет, нет, нет, нет! Я ничего не могу понять. Его нет. Блондина нет. И светает... Рядом со мной лежит Пушок. Лежит на его месте. Я стою на карачках со спущенными штанами. "Носорог" в руке. - Пу... Пушок... - я кое-как овладеваю своим голосом. - Пу... шок... Это же ты. И это тоже был – ты? Подползаю к нему, он лежит на боку. - Пушок! Зачем ты убежал? Пушок! Пушочек! Я... я же ... я знаю! – о плечо я вытираю лицо от пота. - Я понял тебя... ага... понял. Я только одного не понял! Если ты мальчик – то какого хера ты превращаешься не в кобелька, а в суку?!!