***
— Если придется ночевать в пустыне — в первую очередь нужно развести костер. Иначе всю ночь будешь дрожать от холода, а утром обнаружишь, что во сне твоё лицо обглодали голодные скаги. Как ни странно, но на планете, полностью лишенной каких-либо урегулированных правительством (которого тут, к слову, тоже нет) законов, существует целая куча негласных запретов и правил. Пандора беспощадна к тем, кто этих правил не придерживается — в этом Риз успел убедиться на собственном опыте. Фиона не прекращает читать свои нотации, явно вознамерившись довести его до исступления. Она будит гиперионца рано утром крайне негуманным пинком под зад и заставляет мучительно долго разжигать огонь из пары сухих веток. Она учит Риза стрелять из пистолета, игнорируя его жалкие попытки отмазаться от этого сомнительного занятия. В своей заботе аферистка бывает воистину безжалостна. «Всегда стреляй скагу в глотку, может, тебя тогда и не сожрут. Если увидишь рой ракков — беги и молись, чтобы под руку подвернулось нормально укрытие. Или гранатомёт». Риз очень сомневается, что у него есть хоть какие-то шансы при встрече один на один с роем ракков, муравьем-пауком или хотя бы агрессивным скагом, но от нотаций Фионы проще всего избавиться, сделав вид, что слушаешь и запоминаешь. «Никогда не пробуй пищу у незнакомцев. Никому не доверяй. Никогда не путешествуй невооруженным». Эти запреты Риз усваивает быстро — в воспоминаниях все ещё ярко живёт тот первый судьбоносный час на Пандоре, когда его попытались сначала убить, потом развести на деньги, а потом снова убить. Последние два пункта, к слову, как раз на совести Фионы, о чем гиперионец не забывает ей напомнить, и получает по шее в сотый, наверное, по счёту раз. — Никогда не связывайся с женщинами с Пандоры, — однажды насмешливо протягивает аферистка, заметив, что Риз украдкой пялится на очень откровенный наряд какой-то наёмницы, что навещает мастерскую Скутера, пока они ждут превращения их каравэна в космический корабль. — Почему это? — Проснешься в лучшем случае без денег и без штанов, нежный гиперионский тюльпанчик, — охотно объясняет Фиона, как всегда уверенным жестом одергивая упавшую на глаза челку, а потом ухмыляется. — И без своих цветастых носков, конечно же. А в худшем случае — не проснешься вовсе. Хотя и хуже бывает. Риз хочет спросить, что она имеет в виду под «хуже, чем вовсе не проснуться», но вовремя одергивает себя. Не хватало ему ещё рвотных позывов от слишком подробно расписанной картины предполагаемого «хуже». Наверняка этого Фиона и добивается. — Рад, что ты так печёшься о моих носках, — отвечает он, — Было бы крайне обидно потерять их теперь, после всего, через что мы прошли вместе. — Носки — это лучшее в тебе. - Фиона разводит руками. Когда аферистка отмечает, что гиперионский выскочка упорно продолжает пялиться на выразительные изгибы нижней части едва прикрытого короткими шортами женского тела, ей остаётся только вздохнуть и многозначительно закатить глаза. — Идиот. Что же, некоторые учатся только на собственных ошибках.***
Пустыня ночью и пустыня днем — словно два разных мира, и неизвестно ещё, какой из этих миров хуже: до мерзости жаркий, опаленный неугомонным солнцем, или ночной, холодом до костей пробирающий и заставляющий невольно искать место как можно ближе к костру. Даже если для этого придется прижиматься спиной к спине самого ненавистного на свете человека. — У тебя ровно десять секунд, чтобы нахрен свалить от меня, — не говорит даже — шипит в ярости Фиона за его спиной, и сейчас Риз разделяет её чувства целиком и полностью: перспектива провести всю ночь рядом со лживой мошенницей радует его ничуть не больше. — Проваливай сама, — возмущается он и, даже зная, что она все равно его не увидит, корчит в ответ злобную рожу. — Я останусь здесь. Смерть от переохлаждения никогда не входила в перечень самых заветных моих желаний. Единственный плюс от того, что они крепко связаны, в том, что теперь уж Фиона точно не сможет его ударить. Вместо этого аферистка как можно сильнее разворачивает к бывшему уже гиперионцу голову, и её горячее дыхание опаляет его ухо. — Да? Это крайне прискорбно, — торопливо произносит она, постепенно повышая голос, — Потому как мне бы очень хотелось, чтобы ты сдох наконец где-нибудь подальше от меня! В нескольких метрах от них незнакомец в маске устало качает головой в широкой шляпе, но решает, похоже, не вмешиваться в разгорающуюся ссору. — Но если я умру от холода, то как ты тогда переедешь меня на своём каравэне? — вполне резонно, но все же крайне ядовито, интересуется Риз. — Не волнуйся, для этого тебе вовсе не обязательно быть живым. Я бы с радостью переехала и твой труп. Пару десятков раз. Голос Фионы глубокий, даже красивый (в этом, правда, гиперионец никогда себе не признается), звучит непривычно, словно с горечью. Риз едва ли заметил бы это, если бы за время их совместного путешествия не привык к её недовольным интонациям (других он в свой адрес и не слышал никогда), не научился невольно вылавливать в них множество разных оттенков: чаще всего — насмешку, иногда — предостережение, реже — даже одобрение, а сейчас вот, как ни странно — горечь. И он внезапно понимает — вряд ли от старого каравэна хоть что-то осталось. Но кольнувшую было жалость к Фионе он мгновенно в себе давит. В конце концов, гиперионец убежден — ему пришлось тяжелее. — Ах, извини, что не доставил тебе такого удовольствия! — теперь наступает очередь Риза гневно поворачивать голову в её сторону, — Я просто подумал, что решение бросить меня на разваливающейся космической станции — вполне достойная замена смерти под колесами. Ему хочется вложить в эту реплику всю ту обиду, что он испытывает, но получается скорее надломано и злобно. Впрочем, все равно весьма укоряюще — достаточно, по крайней мере, чтобы заставить аферистку ненадолго замолчать. — Я не... — начинает было Фиона, но тут же себя поправляет, — Точнее, мы не бросали тебя на Гелиосе. Финч забрал корабль. В конечном итоге, мне экстренно пришлось искать себе спасательную капсулу. Проходит ещё несколько секунд, прежде чем она добавляет устало-обреченное: — Идиот. Риз хочет по привычке смущенно запустить пальцы в свою модную прическу, но веревки не дают ему толком пошевелиться. Тогда гиперионец закусывает губу. — Оу, неловко вышло, — признает он, — Прости. Никаких обид. — Тупость твоя воистину безгранична. Риз спиной чувствует, как мышцы Фионы расслабляются. Она откидывается назад, окончательно к нему прислонившись, и её короткие колючие волосы невольно щекочут его шею. Странно, но это совсем не бесит. Даже мурашки пробегают по коже. — Спокойной ночи. — неизвестно зачем вдруг бросает Риз. — Надеюсь, во сне тебя утащит под землю молотильник. — прикрыв глаза, тут же отвечает аферистка. Гиперионец мягко смеется. И в пустыне случаются неплохие ночи, решает он, перед тем как уснуть.***
— Прежде, чем ты скажешь хотя бы слово, хочу обратить внимание: меня бросили в яме среди бескрайних песков и на мне нет штанов. Можешь, конечно, разразиться своей коронной я-ведь-предупреждала-тирадой, но перед этим задумайся: не кажется ли тебе, что я и так пострадал достаточно? Во взгляде, в голосе Риза почти мольба, но особенно надеяться на милосердие ему не приходится. В довольной улыбке Фионы — все коварство этого мира, а может, и ещё парочки миров в придачу. А может, и вовсе всех-всех миров вместе взятых — уж очень коварна эта женщина, он-то знает. — Ри-из, — она успевает только раз произнести насмешливо и показательно протяжно его имя, а он уже проклинает не отвечающего на сообщения Вона, упорно молчащего в коммуникаторе Кассиуса, умчавшуюся на другой конец Пандоры с каким-то татуированным мужланом Иветт, — Ты забыл, что я тебе говорила о местных наёмницах? Он помнит, конечно, почти дословно все, что она там ему когда-то говорила (почему, кстати?), но, чёрт возьми, разве может взрослый и вполне половозрелый мужчина устоять перед декольте катастрофически большого размера? Теперь он встрял в неприятности, а все друзья покинули его в час великой нужды. Ну и и что ему оставалось делать? — Просто вытащи меня отсюда, ладно? Просто вытащи, а потом забудь, что я вообще тебя об этом попросил. Искательница Хранилищ смотрит на него сверху вниз и наклоняет голову, в наигранном удивлении приподнимая свои чертовски изящные брови (да, они изящны до умопомрачения, он даже готов это признать, лишь бы она помогла ему выбраться). И глаза её, насмешливые, даже хищные, восхитительного светло-зеленого оттенка, очень посредственно пытаются сымитировать обезоруживающе-наивное выражение. — Забудь? Так вот просто? Вопрос этот с подвохом, но других вопросов от неё он и не ждет. Риз вздыхает. — Ладно, ладно, — наконец сдается владелец Атласа, устало потирая переносицу, — Чего ты хочешь? Фиона приближается к краю песчаной ямы и победоносно смотрит на него сверху вниз. — Скажи, что я была права. — Ты была права. — тут же покорно чеканит Риз. Стены его вынужденной песчаной могилы давят на гиперионца со всех сторон, и сейчас он готов сказать, что угодно. — Скажи, что я всегда права. — Ты всегда-всегда права, — он позорно продает себя с потрохами, — Ты никогда не ошибаешься, никогда. В тебе — вся мудрость этой планеты. Может, вытащишь меня наконец? Очевидно, мошенница решает, что на сегодня с него унижений достаточно. Она удовлетворенно качает головой и протягивает ему свою руку. Риз подпрыгивает, в прыжке хватая её ладонь своей немеханической рукой. Фиона тянет его на себя изо всех сил, а сам он ногами скребет по ровной стене злополучной ямы-западни, чувствуя, как песок осыпается под весом его тела. И в тот самый миг, когда Риз уже решает прекратить эти бесполезные попытки выбраться столь банальным способом (не хватало ещё и её затянуть в песчаную могилу вслед за собой — тогда сидеть им здесь долго), аферистка все же делает резкий рывок, и бывший гиперионец наконец оказывается на свободе. Фиона улыбается, глядя на него, так, как только она умеет: снисходительно и насмешливо одновременно. И выглядит она абсолютно так же, как и в последнюю их встречу — будто не было этих месяцев порознь, будто они закрыли Хранилище и разбежались в разные стороны только вчера. И рука её, странно-холодная, всё ещё лежит в его руке. И он, кажется, даже скучал немного. Очевидно, долгие годы в компании, за время которых Красавчик Джек, Хендерсон, Васкес, а также целая толпа корпоративных ублюдков помельче использовали его в качестве мальчика для битья, окончательно превратили гиперионца в мазохиста. В конечном итоге, это всё прекрасно объясняет, решает Риз. — Знаешь, в одном ты всё-таки ошиблась. — замечает владелец Атласа, когда пауза из затянутой превращается в откровенно неловкую. Фиона недоверчиво фыркает и вопросительно склоняет голову на бок. — Да? И в чём это? Риз хмурит брови и, насколько это вообще возможно, придает своему лицу максимально серьезный вид. — Мои носки всё ещё на мне.***
Сейчас ему уже трудно припомнить, с чего всё начинается. Наверное, с того дня, что он провел брошенным в яму, прежде чем быть вызволенным Фионой. Хотя, всего вероятнее, с их решения поиграть на нервах друг друга ещё один вечер и завалиться в кабак. С лишней пинты пива, со съехавшей на бок шляпки, с шальной мысли в голове, с неловкого поцелуя за барной стойкой — ему вообще довольно сложно как-то обозначить точку предполагаемого «начала». А может, действительно, всё начинается гораздо-гораздо раньше. Со смерти невинного скага. В сущности, какая вообще разница? Кажется, в их сумасшедшей жизни столько событий, что хватит на целый десяток жизней попроще. Виной тому долгая разлука, алкогольное опьянение, действительно шикарные бёдра аферистки или у них и вправду имеются друг к другу какие-то чувства — но "холодная" война переходит в стремительную капитуляцию за какой-то единственный вечер. И когда наутро Риз неожиданно просыпается в одиночестве и констатирует пропажу пары носков, он только смеётся. Конечно же, последнее слово Фиона оставляет за собой. Узнавать друг друга с новых сторон, как это всегда бывает в подобных случаях, им практически не приходится — все свои самые скверные черты они и так всегда охотно демонстрировали. Впрочем, Риз всё равно не может отказать себе в старой привычке — наблюдать. Фиона крайне плоха в планировании, импровизация — вот её главный талант (в этом они похожи). И поэтому «вместе навечно» и прочая чепуха вызывает у аферистки лишь смех. Вечность — это и для нормальной планеты как-то очень много, а уж для Пандоры — сущий кошмар. Но всё же просто «вместе» вполне сносно, в этом она с ним соглашается. Разумеется, не вслух. Фиона не умеет готовить (умеет, точнее, но отвратительно), вероятно из-за того, что всё это время функцию готовки на себя брала Саша (справедливости ради, он тоже готовит крайне паршиво). Новоиспеченная искательница Хранилищ в душе всё равно остаётся мошенницей, и он позволяет ей эту небольшую слабость — периодически обчищать его карманы (так или иначе, едва ли он мог бы это предотвратить). И все же самым главным открытием становится тот факт, что Фиона действительно может быть милой. Даже с ним.