Ночью в тайфуне

Миюки Кадзуя. Ми-ю-ки. Ка… Кадзуя. И снова быстрой, манящей вспышкой пронесется по шершавым мыслям: Миюки Кадзуя. Потому что называть его по имени слишком смущает, да и нет той самой дружеской близости, как между третьегодками, и тем не менее назвать его по имени безумно хочется. Поэтому Эйджун все равно продолжает называть его полным именем. «Гений старшей школы Сейдо». Воспоминания о фотографии и громком заголовке в спортивном журнале уже кажутся затертыми до дыр и почти нереальными. Кажется, что это было давно, хоть и прошло меньше года. Теперь этот человек вызывает лишь мысли наподобие: «Раздражающий парень» или «Этот придурок», но чаще всего просто «Миюки Кадзуя». Со временем Эйджун все чаще начал ловить себя на мысли, что это имя крепко отпечаталось где-то в глубине его души. Наверное, еще с первой их встречи. И хоть он догадывался, что Миюки играл, каждый раз, когда он вставал напротив кетчера, в голове снова и снова звучала эта фраза: «Мы партнеры», и Эйджун незаметно даже для себя немного успокаивался. Но и это чувство осталось в прошлом. И это воспоминание покрылось пылью, потому что после произошло слишком много ярких событий, которые перечеркнули все, что было до этого. А произошло то, что Миюки оказался самовлюбленным, корыстным, выводящим из себя парнем с ужасным характером и издевательской ухмылкой на все лицо. До прихода в Сейдо Савамуре казалось, что они подружатся, но это было до того, как он узнал, что Миюки тот еще лицемер, способный в любой момент изменить ситуацию в свою пользу. Нет ничего хуже разочарования. В первый месяц Эйджун думал о том, что лучше бы он не был знаком с этим парнем, лучше бы он так и остался далеким гением из спортивного журнала. Но чем больше он об этом думал, чем больше убеждал себя в этом, тем чаще и чаще в его голове проскакивало это имя: Миюки Кадзуя, Миюки Кадзуя, Миюки Кадзуя. Даже в мыслях он произносил его быстро, на одном вдохе, будто не хотел на этом задерживаться. Но это было не так, ведь он повторял вновь и вновь эти два слова, которые все больше выводили из себя. Не из-за разочарования и не из-за отвратительного характера, не из-за шуточек, не из-за ухмылки, а из-за того, что все это Савамура замечал слишком остро. Видел каждое движение, каждый взгляд, пытался заставить себя перестать наблюдать так за кетчером, но от этого не переставал ощущать, что все его мысли повернуты на Кадзуе. Однажды в конце тренировки, после обычного «Савамура, найс болл!» Эйджун словил брошенный Миюки мяч, встал боком, сжал его в руке и подумал: «Как глупо». Замах, бросок, удар о перчатку и снова: «Отлично! Ты сегодня в хорошей форме!», — с какой-то едва заметной издевкой. Или может, это только ему так кажется. Савамура снова ловит мяч, замахивается, бросает и не может оторваться ни от остановившегося в перчатке мяча, ни от довольной улыбки чуть выше, ни от прожигающего насквозь взгляда. Ему хочется сорвать с Миюки эту защиту, и не только эту. Еще другую, внутреннюю. Он думает: «Как глупо, Миюки Кадзуя. Ты последний человек, к которому я бы хотел испытывать такие чувства». И после этого уже и смски от Ваканы не так интересны, и захваты Курамочи не такие сильные, и даже сияющая улыбка Харуччи не поднимает настроения. Савамура просто делает вид, что все в порядке. Единственное, что продолжает притягивать его внимание, это Миюки Кадзуя. Его имя проносится теперь в голове в сотню, в тысячу раз чаще, будто на вечной перемотке. Савамура улыбается, Савамура хмурится, Савамура кричит, но ничто не способно остановить эту вечно играющую в голове запись, которая со временем только ускоряется и ускоряется, ни на секунду не давая забыть об этом человеке. Все чаще Эйджун задается вопросом: «Почему?». Не «Почему именно он?» или «Почему? За что?!». Он хочет задать этот вопрос Миюки, но каждый раз, когда пытается сформулировать его про себя, не может продолжить. «Почему…?» «Почему» что? «Почему у тебя такая длинная челка, Миюки Кадзуя?» «Почему ты носишь очки, Миюки Кадзуя?» «Почему у тебя такой скверный характер, Миюки Кадзуя?» На последнее Миюки бы точно ответил: «Таким родился». Наконец Савамура находит правильную формулировку — «Почему ты не доверяешь людям?» –, и, когда он ее находит, имя кетчера в его голове начинает повторяться еще быстрее. Эйджун бы хотел сказать: «Я стану тем, кому ты сможешь довериться», но каждый раз когда он пытается это сделать, Миюки снова над ним подшучивает, или перебивает, или вообще игнорирует. Короче говоря, вызывает только еще большее раздражение и негодование: как можно так настойчиво игнорировать все попытки поддержать? Савамура не понимает этого, потому что Миюки кетчер. Потому что он, Миюки Кадзуя, тот, кто о доверии знает намного больше всех остальных. Как он способен поддержать других, если сам не верит в поддержку? Это было второе разочарование в этом человеке. Но даже после этого его имя из головы Эйджуна не исчезло. Оно стало повторяться еще быстрее, так быстро, так неразборчиво, что уже было сложно разобрать: это мысли или стук сердца. В какой-то момент Савамура с усмешкой заключил про себя, что его сердце бьется в темпе «Миюки Кадзуя». Тогда он еще не знал, как это назвать. После проигрыша Инаширо в летнем турнире, Миюки почти ничего не говорил. На какое-то время он попросту исчез. Эйджун подловил лишь одну случайную фразу: «Это не та ситуация, где мои слова могли бы что-нибудь изменить», и это было разочарование номер три. Значит, в понимании Миюки есть ситуации, где поддержка ничего не означает, где она ничего не может изменить? Значит, это работает только на поле, только во время игры, только пока не закончится защита? Матч окончен, и вы чужие — разбежались по своим норкам, спрятались и не высовываете носа. Через два дня, поздним вечером у автомата с напитками Савамура спросил его: — Когда ты перестал верить людям, Миюки Кадзуя? Хотя хотел спросить совсем другое. «Миюки Кадзуя, когда ты перестал верить в меня? Ты вообще в меня верил?» Миюки промолчал. Но Эйджун не сдался. Потому что это имя продолжало бессмысленно прокручиваться в голове, каждое утро, каждый день, каждый вечер и каждую ночь, круглосуточно, без перерыва. Теперь с каким-то другим, более агрессивным окрасом, с какой-то скрытой злостью и обидой, с каким-то упрямым «я докажу, что ты не прав». Проходит время, и Савамура возвращается в форму. И Миюки снова смотрит на него по-прежнему, смотрит так, будто говорит: «Да, теперь я вижу. Ты еще не исчерпал себя. Тебя еще можно использовать». Но это только больше раздражает. Наконец Эйджун сбросил с этого кетчера все маски, и теперь его перчатка перестала так сиять, как сияла когда-то. Он уважает Миюки, как кетчера, но как человек для него Миюки Кадзуя умер. Они товарищи на поле, и никто — за его пределами. Одним вечером они задержались в булпенне, а когда уже закончили, Миюки на очередное возмущение питчера выдал: — Савамура, ты никогда не перестанешь быть идиотом! — и рассмеялся как-то по-особенному. От этого смеха по спине прошелся холодный ветер, и захотелось тысячу тысяч раз быстро-быстро повторить: «Миюки Кадзуя, Миюки Кадзуя, Миюки Кадзуя…» Позже, когда они шли к общежитию, Савамура ни с того ни с сего спросил: — Миюки, почему ты не подпускаешь к себе людей? Миюки стукнул его по голове и тут же ответил: — Для тебя «Миюки-семпай», —, но больше ничего не добавил. Уже тогда Эйджун понял, что прикосновения Миюки обжигают. Не только физические, но и слова, их интонация, и даже случайные жесты — весь Миюки Кадзуя отдавался в сердце Савамуры болью, а также непреодолимым желанием прижать его к себе. Он был полностью разочарован в нем, но все равно не мог отвести от него взгляда. Прикованный намертво, Эйджун с каждым днем все отчетливей осознавал, как это плохо. Теперь он бы хотел сказать Миюки: «Доверься мне», но не мог, потому что сам себе не доверял. Он хотел построить что-то важное, хотел дотянуться до такого далекого и закрытого за вечными ухмылками Миюки Кадзуи, но знал, что разрушит все до основания, как только они с Миюки станут хоть на сантиметр ближе. Не в буквальном смысле. Наверное, это касалось сердцебиения. Как в тот раз, когда в комнате номер пять собрались все, кому ни попадя, и Курамочи ради прикола толкнул Савамуру, а тот упал на Миюки. И почувствовал, как его тянет все разрушить в тот же момент. Пройтись кончиком носа по линии от низа живота до самых ключиц. А может, и губами, или вообще языком. А потом поднять глаза на удивленного, покрасневшего, ошарашенного. Разочарованного. Миюки Кадзую. Лишь услышав раздраженное: «Слезь с меня, ты тяжелый!», Эйджун пришел в себя. Приподнялся и случайно встретился с кетчером взглядом, но тут же отвел глаза в сторону, потому что в тот момент по ним слишком легко было прочесть его мысли. От этого взгляда Миюки вздрогнул. Он впервые увидел его и не понял. Поэтому Эйджун продолжал дуться, продолжал кричать, продолжал вестись на всю эту чушь, до которой ему давно уже не было дела. Пусть считают идиотом или кем-то еще, неважно, лишь бы сохранить то, что есть, лишь бы не потерять и этой мелкой крупицы. В глубине души он верил, что хоть чуть-чуть, но ему удалось достучаться до Миюки Кадзуи. Все испортила плохая погода. Дурацкая просьба менеджера и стечение обстоятельств, из-за которых Миюки и Савамура оказались в одном поезде, в одном магазине, с одним и тем же списком в руках. Потому что Сачико забыла купить то, что ей сказал помощник тренера, а она должна уехать на выходные, потому что каким-то чудом она уговорила этих двоих заняться делом, потому что, когда они вышли из магазина и направились к станции, начался сильный дождь, поэтому отменили поезд. Погода стала еще хуже, по новостям объявили штормовое предупреждение, и Миюки предложил переночевать у его тети, живущей неподалеку, потому что уже одиннадцать вечера, а оставаться на станции в такую погоду опасно. Незамужняя тридцатилетняя женщина, помешанная на «Джайантс», никогда не пропустит поход в бар с подружкой, даже если за окном тайфун. Тетя Миюки была именно из этих женщин, поэтому ее знакомство с Савамурой было недолгим. Едва заметно прошмыгнувшее: — Ванная налево, комната направо, там есть одна кровать и диван, белье в шкафу, вернусь под утро, — пролетевшая мимо копна каштановых волос, блестящие шпильки, от Миюки: — Может, ты останешься дома? — и бодрое: — Глупости! У нас же здесь такое каждый день! — хлопнувшая дверь и тишина. Миюки знал, что его тетя хочет замуж, но не думал, что настолько. Через полчаса, после быстрого душа и недолгого блуждания по дому, началось нешуточное противостояние за право спать на кровати. Персиковый узкий диванчик оказался слишком маленьким, а футонов в доме то ли реально не было, то ли они были так хорошо запрятаны, что даже искусные грабители бы их не нашли. Настойчивое сопровождение Эй-тяна к дивану заканчивается тем, что Савамура пытается утащить туда Миюки вместо себя, потом они начинают друг друга толкать, запутываются в уголке одеяла, свалившегося на пол в процессе, и оба падают на кровать. В голове тут же возникает картина недавнего вечера — не только у Савамуры, но и у Миюки. Эйджун снова смотрит на него тем пугающим до дрожи взглядом, значения которого Кадзуя не может понять. Снаружи доносится гром, и свет гаснет. Бушующий ветер заглушает даже звук собственного сердца. Хотя кажется, что в этот момент ничто не может его заглушить. Миюки берет себя в руки, ухмыляется и неожиданно объявляет: — Я первый оказался на кровати, так что она моя! Эйджун перелезает через него, добирается до подушек, ложится на них всем телом и самоуверенно говорит: — А я первый добрался до подушки, так что здесь буду спать я. Кетчер пытается свалить его с кровати и тянет за пятку, но в итоге стаскивает с Савамуры только носок. Бросив его на пол, Кадзуя снова идет в атаку с еще большей решимостью захватить территорию, хватает Эйджуна за руку, но тот неожиданно перекидывает кетчера через себя и прижимает к кровати всем телом, зажимая запястья и давя плечом на ключицы, не давая ни единого шанса сдвинуться с места. Они снова встречаются взглядами и несколько мгновений молчат. Снова раздаются раскаты грома, Савамура заставляет Миюки поднять руки над головой, удерживает их одной рукой, а другой — торопливым движением развязывает свой галстук, стягивает его с шеи, заматывает вокруг чужих кистей и привязывает к спинке кровати. — Савамура, что ты делаешь? — наконец решается спросить Кадзуя. В ответ он слышит лишь одно слово. Приказным тоном: — Тихо. После чего чувствует, как чужие губы касаются его шеи, руки лезут под футболку, настойчиво оглаживая каждый сантиметр торса, поднимаются выше, к соскам, влажный язык касается мочки уха, тяжелый выдох по скуле, и вот, Савамура уже целует его в губы. На какое-то время из мира исчезает все, кроме барабанящего по подоконнику дождя. Миюки пытается высвободить руки, но понимает, что связан прочно, пытается дергать ногами, но Эйджун только сильнее вжимает его в кровать, пытается найти в себе хоть какие-то силы для дальнейшего сопротивления, но не видит. И это пугает больше всего. Наконец Эйджун отстраняется от его губ, привстает и начинает расстегивать рубашку, не отрывая от Миюки сосредоточенного взгляда. Ему хочется верить, что все, что он собирается сделать, останется в этом ночном дожде и забудется на утро, но Эйджун понимает, что это не так. Поэтому про себя он уже прощается с Миюки Кадзуей, тем, которого он узнал. Миюки же все очевиднее начинает нервничать, хоть и пытается говорить спокойно, но его голос все равно дрожит: — Савамура, развяжи меня, —, а сам не сводит глаз с обнажающегося сантиметр за сантиметром торса питчера. Или может, это просто Савамуре так хочется, чтобы он смотрел. Эйджун бросает рубашку на тот самый персиковый диван и принимается за штаны Миюки. Расстегивает ширинку, потом снова залезает под футболку, проводит ладонью вверх до пупка и снова вниз, аккуратно и быстро стягивая трусы. Пару раз проводит ладонью по члену, после чего полностью снимает с кетчера штаны и отбрасывает их куда-то в сторону. За ними отправляются трусы, и привыкший широко расставлять ноги Миюки Кадзуя краснеет и хмурится, и пытается успокоить дыхание, и не может произнести ни слова. Кетчер пытается оттолкнуть его ногой, но Эйджун кусает его за мизинец, потом нежно облизывает оставленный укус, заставляя Миюки отдернуть ногу назад. Савамура снова возвращается к члену кетчера, одновременно с этим проводит кончиком носа от низа живота, поднимаясь вверх, целуя и кусая солоноватую от пота кожу, заставляет Миюки держать мешающий подол футболки зубами, а сам ласкает его соски и ускоряет темп движений по стволу. Миюки сам не замечает, когда начинает двигать бедрами, самостоятельно вбиваясь Эйджуну в руку. Оставив в покое затвердевшие от прикосновений соски, питчер большим пальцем разжимает Миюки зубы, не вытаскивая изо рта ткань футболки, просовывает в рот Кадзуи язык и пытается побудить его ответить на поцелуй. Сначала Миюки медлит, но потом сдается и отвечает. Савамура отстраняется, на несколько секунд не спускает глаз с кетчера, потом оглядывается вокруг, находит на прикроватном столике крем для рук и, хватая его, возвращается к Кадзуе. Опускается ниже и проводит языком по возбужденному члену, потом обхватывает губами головку, и Миюки краснеет до кончиков ушей, приподнимается немного, но тут же опускается обратно на спину, думая, что лучше бы он этого не видел. Раздраженно-смущенно бормочет: — Савамура, остановись, идиот… Но Савамура чувствует, как Кадзуя еще сильнее возбуждается от этого, поэтому продолжает. Миюки пытается отвлечься, закрывает глаза, но видит одну и ту же картину, и снова открывает их. Думает, что действительно не стоило смотреть на Савамуру именно в этот момент. Краснеет и дышит все тяжелее, но ничего не может поделать со своим телом. В это время Эйджун смазывает пальцы кремом и начинает растягивать Кадзую. Миюки лишь вздрагивает при первом странном ощущении, но потом снова отвлекается на то, что творит Эйджун своим языком, и готов забыть обо всем на свете. Спустя неизвестное количество времени Миюки закусывает нижнюю губу, пытаясь сдержать стон, но выходит что-то вроде мычания. Савамура отрывается от его члена, пару секунд даже не веря услышанному. Придя в себя, немедленно снимает штаны, потом трусы, достает из кармана презерватив и надевает его, пару раз проводит по своему члену смазанной в креме рукой и приказывает Миюки переворачиваться на спину. Кадзуя и хочет что-то сказать, но понимает, что уже нет никакого смысла это делать. Поэтому, немного медля, но все-таки переворачивается. Связывающий руки галстук натягивается еще больше, и Миюки, не особо задумываясь, комментирует: — Туго. — Не сомневаюсь, — ухмыляется Савамура, заставляет кетчера встать на колени и начинает входить в него. Тот осознает, о чем говорит Эйджун, и невольно краснеет, но все перебивает боль. — Черт, поаккуратнее! — возмущается он. — Чертов ты питчер… Савамура чуть выходит обратно, но снова толкается в Миюки, одновременно с этим начинает ласкать его рукой, а другой — приподнимает футболку и целует кетчера в бок, под лопаткой, поцелуями поднимается выше, кусая и облизывая кожу, и продолжая ласкать его, входит еще глубже. Кусает в затылок, чуть охватывая губами волосы, и прижимается к спине Миюки уголками плеч, тяжело дыша в его волосы. — Савамура, сними с меня футболку, — просит кетчер. — Жарко… Единственный раз Эйджун исполняет его просьбу. Снимает футболку через голову, оставляя ее висеть на привязанном к кровати галстуке. После этого Миюки поворачивает голову в сторону Эйджуна, открывает рот и тянется языком в его сторону. Савамура делает то же самое, и они соприкасаются кончиками, после чего Эйджун делает рывок, входя в Кадзую на всю длину, заставляет его выгнуть спину и страстно целует в губы. Для Миюки этот поцелуй смешан с болью, но, к его собственному удивлению, он ждал его. После этого Савамура начинает увеличивать темп, оперевшись руками на кровать. Целует и кусает кетчера за плечи, кажется, совсем забывшись. Через какое-то время Миюки тоже начинает получать удовольствие от процесса, но с сожалением вспоминает, что у него связаны руки. Он раздраженно напоминает питчеру: — Эй, вообще-то у меня тоже есть член, если ты не забыл! .. Эйджун резко останавливается, и Миюки чувствует, что в его затылок направлен тот самый взгляд, от которого дрожать хочется. — М? Хочешь, чтобы я тебе подрочил, Миюки Кадзуя? — с усмешкой спрашивает Эйджун. — Тогда попроси меня об этом. — Ах, ты мелкий… Савамура медленно проводит ладонью по внутренней части бедра, поднимаясь выше, и этим заставляет Миюки тут же замолчать, но останавливается на полпути и ждет. Миюки обрывисто вдыхает, пытаясь перебороть накатившее еще сильнее возбуждение, замирает на вдохе, сжимая в руках и так уже помятую футболку, и с его губ слетает умоляющее: — Пожалуйста… Эйджун улыбается и с удовольствием продолжает свое дело, заставляя Миюки стонать и добровольно насаживаться на чужой член, изгибаться так, что очки слетают с лица и буквально сходить с ума от удовольствия. После того, как кончил Миюки, Савамура еще два раза толкнулся в него бедрами, и тоже кончил, откинулся на кровать и, тяжело дыша, некоторое время бездумно смотрел в потолок. С удивлением осознал, что за окном продолжает идти дождь и раздаются раскаты грома, хотя в какой-то момент ему показалось, что дождь кончился. Подумав, Эйджун понял, что попросту забыл о нем. Миюки подтянулся поближе к спинке кровати, поправил очки и мрачно посмотрел на питчера. Вздохнул и попросил в очередной раз: — Развяжи меня уже, — Савамура посмотрел на него с недоверием, — бить не буду, — без промедления ответил Кадзуя. Только после этого питчер принялся выпускать свою жертву. Высвободив руки кетчера, Эйджун встал с кровати, выкинул использованный презерватив, поднял с пола одеяло и вернулся вместе с ним обратно. — Ты вообще о чем думал, у меня же синяки останутся! — возмущался в это время Миюки, потирая пострадавшие запястья. Савамура молча лег рядом и накрылся одеялом. Все, что он хотел сейчас спросить в ответ, это: «Это единственное, что тебя волнует?» Миюки все еще что-то бормотал, потом со словами: — И вообще, по-моему, я вполне заработал эту кровать, так что спи на диване! — скинул идиота-питчера на пол вместе с одеялом. «Это единственное, что тебя волнует?» — снова прозвучало в голове Эйджуна. Он резко вскочил и набросился на кетчера со словами: — Ты хочешь, чтобы я еще раз это сделал, Миюки Кадзуя?! — Нет, — опешил тот, — не сегодня, — добавил он, отведя взгляд в сторону. Две секунды Савамура просто молча смотрел на него, потом он подумал: «Тебя это действительно не волнует», и поцеловал Миюки. Снова поднял с пола одеяло, накрыл им Кадзую, сам залез следом, закрыл глаза и совершенно спокойно объявил: — Никто не будет спать на диване. * Утром Эйджун проснулся от звонящего телефона, судя по звуку звонка, не его. Правда, сквозь сон осознать это он еще не успел, поэтому уставшим, едва разборчивым голосом ответил: — Алло, да. — Бакамура! — услышал он знакомый ор с другого конца провода. — Где вас черти носят?! Почему вас не было на тренировке? — и в конце немного более заботливое: — Вы в порядке? — Да, начался дождь, и мы переночевали у тети Миюки. — Который час? — спросил кетчер, чуть приоткрыв глаза. Савамура перестал слушать, что ему там говорит Курамочи, убрал телефон от уха и посмотрел на время. — Семь пятнадцать, — оповестил он. — Похоже, мы не успеваем на уроки, — задумчиво протянул Кадзуя и медленно провел по волосам питчера. — Вообще-то, успеваем, — нахмурился Эйджун, но тут же повеселел и нежно улыбнулся. — Ты ужасный семпай, раз учишь меня такому, — после чего наклонился и поцеловал его, попутно выключая надоевший галдеж шорт-стопа на фоне. — И это говоришь мне ты? — нахмурился Миюки, вспоминая ночные события. Савамура ничего не ответил и еще долго молча смотрел на Кадзую. — Кстати, с твоей тетей точно все в порядке? — вдруг вспомнил он. — Да, она дома, — кивнул кетчер, — вернулась, когда ты уже спал. — Понятно, — протянул питчер, а потом неожиданно добавил: — Я верю в тебя, Миюки Кадзуя. У Миюки было такое лицо, будто он сейчас расплачется, а если не сейчас, то уж точно расплачется, если эту фразу повторить. Поэтому Эйджун снова сказал: — Я верю в тебя. Кадзуя отвел глаза в сторону, чувствуя себя не в своей тарелке. — Почему ты всегда говоришь это так быстро? — Что? — не понял первогодка. — Мое имя. Произнеси его медленнее, — попросил Миюки, уставившись на Савамуру каким-то странно серьезным взглядом. — Миюки Кадзуя, — на одном дыхании произнес Эйджун. — Медленнее. — Ми-ю-ки. Ка… Кадзуя, — повторил он, покраснев до ушей. Миюки ухмыльнулся, притягивая к себе питчера, взъерошил его волосы, вздохнул и задумчиво проговорил: — Я ведь не хотел к тебе привязываться. Ты, идиот. — Я чувствую, как ты снова начинаешь меня раздражать, — пробурчал в ответ Савамура. Потом притих, о чем-то задумавшись. Даже сейчас, после всего, что произошло, Эйджун не мог понять этого человека. Каждый день рядом с ним раскрывает новые грани его личности, хоть и кажется, что день ото дня ничего не меняется. Теперь Эйджун уверен, что «чуть-чуть» ему удалось достучаться до Миюки Кадзуи. Но не полностью, не до дна. Поэтому-то в его голове продолжает без остановки прокручиваться это имя день за днем. Наступит ли время, когда о Миюки больше не захочется узнавать ничего нового? День, когда прекратится эта бесконечная перемотка? Эйджуну кажется, что тогда в его голове будет слишком тихо. Слишком пусто, если там не окажется этих слов.