Случайный лист сорвало с клёна. Дождливый день, унылый вид.
В столице Северной Италии гремит гроза и льёт дождь, как из ведра. Для жителей эта погода такая же повседневная, как для англичан в Лондоне. На улице мелькают за пеленой дождя яркие зонты, плавают также лодки, женщины убирают с окон и балконов горшки с растениями, закрывают окна, протирают подоконники. Ливень начался так внезапно. И уже неделю не проходит. То пройдёт, то снова начнёт лить, как из ведра. Самое печальное, что небо над Венецией так и осталось серым и невзрачным. Люди уже думали, что вместо ласкового лета их ждёт летняя зима. Но градусы по Цельсию показывали плюс пятнадцать, что внушало робную надежду на солнечное лето. Лишь одно окно жилого здания на воде не было закрыто. Подросток сидел на подоконнике, подперев голову рукой. Каштановые волосы намокли от дождя, кожа покрылась мурашками от холода, одежда промокла. Синие глаза смотрели на небо с болью и печалью. На губах Венеции уже неделю не играет улыбка, а она сама, точно верная собака, ждёт родителя домой, который по внешним годам больше старшего брата похож. Нерина ждёт, когда Северная Италия зайдёт домой, смеясь и громко жалуясь на холодные ветра и дожди, на то, что пробки на улице и он безумно хочет домашней пасты. Но этого не происходило. Он пропал. Дядя пропал. Рим ещё держался… Хотя, как не держаться, когда сейчас над Италией стоит Ватикан? Варгас лишь закрыла глаза, смахивая слёзы, которые тотчас смешались с дождевой водой.А он совсем ещё зелёный Один над городом летит.
Почувствовав прохладное прикосновение к оголёному плечу, девчушка выдохнула и развернулась к окну, ожидая чего угодно. Хоть Фелечиано, который решив проявить чудеса акробатики, гимнастики и альпинизма, забрался до окна, хватаясь за выступы старого строения. Чего говорить, а в прошлых веках папа и дядя часто баловались так… Но разыгравшееся от тоски воображение в который раз подвело Венецию. Девушка лишь беспомощно всхлипнула и сжала ладони в кулаки. Как же больно и одиноко! Тоскливо! Хочется выть в это серое небо, кричать и биться… Но что она может сделать? Ничего. Она не знает, где Венециано. Не знает. И от этого Венеция страдает. Слезая с подоконника, девушка не обращает внимания на холод в комнате, сырость и лужу под ногами. Ступни ведут её к кровати, на которую она обессиленно падает, чтобы провести очередной день здесь, уснуть и… И что? Всхлипнув, столица Северной Италии перевернулась на спину. — Папа… Фелечиано стоит посреди белой комнаты с роялем, прислушиваясь к себе. Где-то внутри теплится слабый огонёк надежды, что они выберутся. Но безумие и отчаяние так велики, что глушат спасительную надежду. Сердце болит. Колет. Дышать становилось всё труднее. Италия хотел одного: упасть возле стены и уснуть навсегда. Но он не мог. Он обязан вытащить друзей отсюда. Сердце с новым вздохом отзывается болью. И он бы рад закричать, сорваться и заплакать, как раньше, чтобы легче стало, но не может. Нельзя. В голове лишь слабый шёпот «Папа…». Прикусив губу, Варгас вышел из комнаты. Ему надо было срочно найти библиотеку. Там передохнуть можно. Снова разжечь в себе силы идти до конца. Сделать всё, чтобы не умереть и не позволить умереть другим. Поэтому он отчаянно хватается за голос Венеции в голове. Эта слабоя ниточка не даёт сойти с ума окончательно.Один по улице кружится И в окна бьётся на огонь…
Венеция сжимает в ладони листок клёна. До сознания Нерины доходит, что соседка этажом выше растит клён. Нежно-зелёный молодой листок, оторванный от деревца ветром и умытый каплями дождя, как беспризорник лежал на бледной ладони Венеции. Девушка слабо улыбается, вспоминая, как папа сравнивал её когда-то с цветами незабутки. Такая же робкая, мягкая, но невероятно весёлая. Порой Фелечиано бывает счастлив, если домой приезжает Романо. Тем более, если Венецианский карнавал. Тогда от представителей Севера ждать отдыха и спокойствия будет невозможным действием. Но сейчас она сравнивает с себя с брошенным и одиноким листком клёна. Встав с кровати, Варгас посмотрела в окно. Холод продолжал опутывать квартиру. Свет здесь не включался очень давно. — Ты учил меня верить в лучшее, — разговоры с самой собой не кажутся безумией. Нерина чувствует, что рядом с ней кто-то есть, пытается сказать об этом, но не может. Может, душа кленового листка? — И я верю, что ты вернёшься домой с дядей.Ну, а, потом усталой птицей Ко мне садится на ладонь.
Парень скатывается по стене, оставляя кровавый след. Ему больно, но невероятно легко. Он не хочет сдаваться просто так, но бок кровоточит. А потеря крови огромная проблема. Доноров в этом месте нет. Сквозь тени он видит то, как на его защиту встали Германия и Россия. По лбу течёт кровь, но почему-то Фелечиано чувствует привкус солёной воды. Воды, а не крови. «Ты учил меня верить…» «Ты меня учил стоять до конца…» «Вспомни тот мост, папа. Сколько он пережил? И как я мучилась в лихорадке?*» «Живи. Верь…» Перед глазами мелькает силуэт маленькой дочери и прохлада венецианских вод, их морской запах и свобода. Он бы и рад обнять «владычицу Морей», но сил, чтобы поднять руки, нет. «Ты только живи, папа.» Стоя на пороге, чувствуя босыми ногами холодную воду, Венеция опускает листок в плаванье по воде, в надежде, что он сумеет найти своего адресата. Но ледяной порыв ветра, пришедший далеко с гор, подхватил кленовый лист и унёс куда-то в серое небо. Нерина лишь наблюдает, шепча молитвы. Она не перестанет ждать родителя домой.А ты лети, лети, листок, Туда, где наш с тобой исток, Туда, где ветер чист и светел, Где всё пронизано душой.
И Варгас с удивлением обнаруживает в кармане кителя влажный и прохладный листок клёна. Он, слабо улыбаясь, припоминает, что у сосёдки этажом выше растёт клён. И листья опадают на их подоконник дома. А дома его ждёт маленькая Венеция, которую он точно обнимет и закружит… Главное, выбраться из этого проклятого дома.И там, и там родному дому Привет тихонько передай…