Орлиная песнь

Я не мог смотреть в глаза Тала. Они не выражали никаких эмоций, в то время, как за его спиной бесновалась буря. Людское море восставало и ревело. Нотейл сжимал плечи своего капитана и прыгал, словно заводной. Он не стеснялся своей радости, ни на миг не сомневался в том, что эта победа полностью принадлежит ему. И Флай подарил ее, не оставив себе ничего, кроме усталой улыбки — это сила короля, который готов жертвовать жизнью, чтобы вдохновить свои войска на битву. Тал крепко пожал мою руку, я не мог поверить в то, как он изменился за этот год. Мои бывшие тиммейты искали свою игру отчаянно, зная, чего они хотят. Все, без исключения: и Йохан, и Тал, и Куроки, и Густав. Сегодня выиграл Тал. Он заторможенным и неловким движением поправил очки, глядя на меня, и этот миг замер, хотя я слышал вой толпы и видел вспышки огней, дым и свет софитов. Все это смазалось в моей памяти, я смотрел на широкую спину Айзика — он держал в руках Орлиную Песнь, хмуро разглядывая кубок. Но мой пытливый взгляд приметил, с какой нежностью он провел рукой по голове птицы, оглаживая свой трофей. Бережно передал его команде и выдохнул. Мы все были недовольны игрой. Мои тиммейты молчали, даже у Джеки не было сил препираться и искать виноватых, он ушел куда-то, накинув капюшон и шаркая шлепанцами. За ним последовал красный от злости и разочарования Мизери и не менее расстроенный Виха. Со мной остался Пай, который неожиданно потянул меня за рукав и потащил куда-то, пока Мэтт прикрывал наш отход. С высоты своего роста я смотрел на черные волосы Йохана, примятые на затылке наушниками. Не удержался, взъерошил их, отчего Пай обернулся, не прекращая тащить меня по коридору. Я позволял вести себя, ведь тяжесть на моих плечах не позволила бы мне самому сдвинуться с места. Он делил ее со мной, заглянув в яркие голубые глаза я понял, что ему не нужно было мое позволение. Он делал то, что хотел. Угловатое здание со множеством выходов было для нас изученным лабиринтом. Охранник лишь бегло глянул на пропуски и открыл перед нами дверь в импровизированную курилку — небольшой пятачок перед стоянкой, укрытый от ветра и облагороженный скамейками да парой мусорок. Мы закурили. Йохан зябко кутался в толстовку, но я не ощущал холода. — Только не надо меня лечить, — предупредил я; хотел сказать как можно мягче, а вышло грубовато. Пай непонимающе моргнул, снял очки и сложил их в карман, прикусил фильтр сигареты — множество ненужных движений, лишь бы продлить молчание. — Все вышло не так, как я думал, — наконец сказал он, отточенным движением выкидывая бычок. — Мне казалось, я должен поддержать тебя, капитан. Это его «капитан» было таким нежно-насмешливым, что у меня кольнуло в груди. Разозлиться на него или просто сказать, как это хуево, когда приходится вылезать из своей шкуры? Когда приходится беспощадно уничтожать друзей и корона, которую нужно водружать на голову, украшена шипами, что направленны вовнутрь — чтобы причинять самую дикую боль, когда придется ее снять. Все хотят, чтобы победитель пал. Пай внимательно следит за мной, близоруко щурится, а, когда я протягиваю к нему руку и сжимаю его плечо, судорожно вдыхает. Ему только предстоит узнать, каково это, вставать, когда твои ноги переломаны. Жить, когда перебит позвоночник, и все, что ты можешь — отдать последний приказ, хриплым от волнения голосом, потирая ноющие виски в прохладной кабинке. — Всё в порядке, — привычно ответил я повторенные сотни раз слова, но в этот раз они звучали по-новому, оставляя горечь на губах. Я, наверное, не совсем верил в них. Йохан стряхнул мою руку с плеча и без слов резко приблизился ко мне на шаг, глядя на меня снизу вверх. Обнял, так крепко, как мог. У меня перехватило дыхание. И дело не в том, что Пай сжал слишком сильно. Словно во сне, я гладил его волосы и не мог понять, куда меня занесло. Голова болела, ссадины, оставленные сорванной Талом короной, были внутри, непроходящим зудом, заставляющим меня двигаться вперед. Йохана колотило, ему нужно было выплеснуть всю горечь и разочарование, чтобы затем наполнить себя другими чувствами. Он пытался помочь мне, хотя сам отчаянно нуждался в понимании. И я понимал его, как никто другой. Сам когда-то с трудом выходил из пучины самобичевания, и тогда мне повезло, у меня был человек, который помогал мне просто одним своим существованием. Он говорил мне, что невозможно изменить мир в одиночку. И я не хотел в это верить долгие годы, пока жизнь не привела меня к роли спасителя. — Я помогу тебе, — шепнул я, наклоняясь к нему, замершему в моих руках, — просто поверь. Ему мало меня в качестве капитана и друга — мы оба почувствовали, как стерлась эта грань, надломилась и исчезла. Я увел его, продрогшего, вглубь здания. Мы должны были найти нашу команду, но в пустых коридорах только он был моим мальчиком. Ему позволялось тыкать меня в спину, чего я терпеть не мог, и еще много забавных вещей, которые он разрешил себе сам, безошибочно поняв, что связь между нами окрепла. В машине обстановка разрядилась, но это все внешне, я знал, что сегодня они напьются, а потом долго еще будут выяснять отношения. И это все я проходил не раз с совершенно разными людьми, наблюдая, как они восстают и снова идут в бой. Эти трансформации были чудесны и придавали мне сил. Пай задремал на моем плече, пока мы стояли в пробке на том месте, где ее по определению не должно было быть. Виха помогал Джеки оттряхнуть толстовку. Энви опять где-то терся, собирая на себя пыль и известку. Никто не знал, где в целом чистоплотный парень все время цепляет на черную кофту пятна и мусор. Мне иногда представлялось, как он, недовольный своей игрой или чем-то еще, забивается в самый пыльный угол и сидит там, раскачиваясь, как болванчик. Первые чувства постепенно уходили, я не видел в парнях злости и ненависти — это меня успокаивало. Я приобнял Йохана за плечи, чтобы он не свалился и принялся рассматривать идущих по обочине людей. Наш водитель, выходивший посмотреть, что случилось на трассе, вернулся и тихо сказал, что произошла авария и придется искать объезд. Машины спешно разворачивались, те, что были перед нами, разъехались в разные стороны. И я увидел раскуроченный чёрный фургон, влетевший в отбойник и три экипажа скорой помощи позади него. Точно в таком же ехали мы сейчас. К горлу подкатила тошнота, я пытался рассмотреть что-то еще, но мы спешно развернулись и оставили позади дымящиеся останки машины. — Ужас, — бубнил суеверный Джеки, — надеюсь, там никого не было. — Кроме водителя, — уточнил Мизери, становившийся в минуты невзгоды совершенным занудой, — которого, наверняка… — Хватит, — отрезал я, замечая, как позеленел Аливи. — Нам нужно всего лишь добраться до гостиницы и собраться на афтерпати. — Не хочу никуда, — тихо сказал Джеки, — Бабаев снова напьется и будет надо мной издеваться, чертов дурак. — А он еще не стебался над тобой после того, как ты пытался пробраться в их кабинку? — не удержался язвительный Мизери. Энви вспыхнул и гневно фыркнул, демонстративно складывая руки на груди. Я посмеивался со всеми, а вскоре и сам Джеки принялся рассказывать, как его развернули и направили в другой конец сцены на глазах заполненного зала. — Ты можешь сказать ему, что он сломал злых гениев своим возвращением, — порекомендовал Мизери, явно желающий видеть войну между Джеки и Артуром. — Нет, он же мой друг, — строго заметил Джеки, — максимум, я скажу, что от него воняет и он урод. Аливи встрял в интересный разговор про отношения Энви и Артизи, а я бросил косой взгляд на дремлющего Пая. Приоткрытые глаза смотрели куда-то в пустоту, длинные ресницы слегка подрагивали. Я не мог понять, то ли он спит с открытыми глазами, то ли молчит, не желая разговаривать со мной. Я сполз слишком низко, чтобы он смог устроить голову на моем плече. Колени упирались в передний ряд сидений, спина начинала ныть, но я терпеливо сохранял это положение, надеясь, что совсем не съеду. — Как долго ты сможешь держать задницу на весу? — тихо спросил Йохан, так же не глядя на меня. Машина остановилась, прибыв на место. — До конца пути, — хмыкнул я, когда Пай по-кошачьи уткнулся в мою руку лицом, не желая выходить из теплого салона автомобиля навстречу осеннему ветру. — До конца еще далеко, — туманно выразился Йохан, потягиваясь.

***

Мы встретились в туалете. Меня немного мутило от выпитого, Тал же просто мыл руки. Он ни разу не пил на моей памяти, но выглядел немного растерянно и помято, наверняка кто-то из пьянчужек захотел померяться силами с инструктором по контактному бою. Чаще всего, это был Папочка, который лупил своего друга, стоически переносящего смазанные удары в живот, всего лишь напрягая пресс. Обычно, это заканчивалось тем, что Йохан дул на кулак и радостно ржал. Именно эту картинку из нашего общего прошлого выудил мой полупьяный мозг. Что произошло сейчас — оставалось только догадываться, спрашивать я не собирался, как и в целом вести диалог с победителем. — Какая встреча! — дружелюбно сказал он, в зеркало наблюдая, как я заползаю в кабинку. — Прекрасная встреча в прекрасном месте, — отозвался я, пытаясь запереть дверь. — Ты же уходишь, да? В туалет мне, честно говоря, не хотелось. Но для того, чтобы пробраться к раковине, мне пришлось бы подойти к Айзику. До сегодняшнего дня я не особо обращал на него внимание, но сейчас я припоминал, почему мне пришлось тогда выгнать его из команды. Я не боялся его, делая этот шаг только ради ребят, не боялся его и сейчас. Но к более близкому общению переходить я не был готов, твердо и ясно осознавая свою крайнюю уязвимость в данный момент. Мое спокойствие рушилось. Типичная фраза «с кем не бывает», в ответ на сочувственные реплики. Небрежные улыбки и наполненные до краев бокалы. Все это фальшивое бахвальство осталось на танцполе, в горящих стопках и ярких девичьих глазах. Я держался за стены, лишь бы не упасть, голова ужасно кружилась и всё тело скручивала слабость. Дверь, которую я так и не смог запереть на задвижку, распахнулась. Тал смотрел на меня в упор, хотя он и был ниже меня, казалось, словно он нависает надо мной, давит своей силой. — Тебе нет смысла прятаться, — сказал он, странно улыбаясь, — я найду тебя за любой дверью, Клемент. Если захочу. Пухлые губы дрогнули, он улыбнулся еще шире, подавая мне руку. Я не спешил принимать его помощь, пытаясь осмыслить сказанное им. Айзик не был маньяком или злодеем, он все видел иначе. Меня смущало то, что я понимал его желания. На его месте, я бы тоже чертовски хотел увидеть мой провал. — Игра окончена, — я подал ему руку, с досадой отмечая, как легко я уступаю в этот день после поражения в игре: сначала Паю, делая вид, что спасаю его, теперь Талу, будто победитель имеет права на что-то, кроме приза. Он зажмурился, словно не верил тому, что я склоняюсь перед ним, мягко касаясь его губ. — У нас была отличная команда, Паппи, — прошептал он, хватая меня за горло, — жаль, что ты так цеплялся за эту власть. И где она сейчас? Я победил… Тал уничтожал меня. Затолкав меня поглубже в кабинку, он запер за собой дверь. Я присел на закрытую крышку унитаза, умоляя высшие силы, чтоб она не слетела с петель. В этой угловой кабинке можно было разместить два унитаза в ряд, но на количестве клозетов явно сэкономили, оставив кучу бесполезного места. Мысли о рациональности местных строителей улетучились, когда Тал подошел ко мне. Для него было легко разрушить всё и тут же восстановить. Мне стало легче, когда он встал между моих ног и наклонился, целомудренно целуя меня в лоб. Боль проходила, я воочию видел корону на нём, ту самую, которая терзала мой разум. Он снимал с меня груз ответственности, а я расстёгивал ширинку его джинс, ебаные три пуговицы вместо молнии. — Ненавижу, — я выругался, непослушными пальцами расправляясь с последним болтом. — Некоторые вообще считают, что молнии для педерастов, — неожиданно рассмеялся Тал, запуская руку в мои волосы. Люди, на самом деле, во многих вещах заблуждаются. И ковбой с ширинкой на болтах может закусывать губу, чтобы сдерживать стоны. И я, оставивший за столом скучающих дам и бухую в хлам команду, могу впервые послать свои принципы и брать чужой член, сжимая у основания так, что Тал охает. Он чувствовал то, что я подавлял в себе. То, что происходило между нами, не было актом любви, как бы он ни был до омерзения нежен со мной. — Я проиграл, — рявкнул я, поднимая глаза на Тала. — Почему ты такой? И понял, что даже сейчас, в моем положении, я не разочарован в себе так, как тогда, на сцене. Сейчас я свободен, хотя и опорочен. На глазах зрителей, я в клетке. Сделав вид, что сдаюсь без боя, я смог обмануть Айзика. Он наслаждался мной, не зная, на что я способен на самом деле и что будет моей целью. — Какой? — неожиданно злобно зашипел Тал, больно надавливая на мою ключицу. Я не успел ответить, кто-то настойчиво постучал в дверь кабинки. — Клемент, я знаю, ты здесь, — раздраженный голос Пая звучал глухо и отдаленно. — Тебе плохо, что ли? Открой сейчас же! Я не видел в Флае страха, он подался бедрами вперед, настойчиво погладил мой затылок. Мне казалось, что я слышу дыхание Йохана за дверью, упрямый сукин сын и не думал уходить. На фоне этой вакуумной тишины все мои движения были громом. — Вот теперь игра окончена, — сказал Тал, застегивая ширинку. Он распахнул дверь и, оттеснив плечом замершего Пая, ушел. Всё закончилось так нелепо и просто, я закрыл глаза, по-глупому задыхаясь от переполняющей меня легкости. Я многое потерял сегодня, в том числе и гложущую ненависть. Очнулся я от того, что на лоб легла прохладная рука. Все, что я видел, когда прозрел — невозможно голубые глаза, в которых была только тревога. Пай молча помог мне встать, проводил до раковины и смотрел, как я умываюсь ледяной водой. — Скажи что-нибудь, — выпалил Йохан, разворачивая меня к себе и утирая ладонями мои мокрые щеки. — Клемент, слышишь? Короли не умирают. Я расправил плечи, перехватывая его руку, и прикоснулся губами к его запястью. Тонкие вены под белоснежной кожей были практически невидимы, но я чувствовал, как бьётся его пульс. Короли идут за несбыточной мечтой, пытаясь не упасть под тяжестью своего бремени. И тут Пай поддержал меня, подставив своё плечо. Мы выскользнули из шумного клуба через чёрный вход, ни с кем не прощаясь. Я бы сошел с ума, стоит мне снова увидеть дым, стробоскопы и полуголые тела танцовщиц. Казалось, надо накатить еще и все пройдет, окажется сном. Но Пай уводил меня дальше от шума, я глубоко вдохнул прохладный воздух, даже «аромат» бензина больше не раздражал. Я натянул куртку, которую протянул мне Йохан и привалился к стене, пытаясь закурить. Он был такой деятельный и, казалось, трезвый. Хотя, когда мы сели в остановившийся автомобиль, я увидел, как блестят его совершенно пьяные глаза. Мне хотелось спросить насчет событий в туалете, но я подавил это странное желание. Йохан схватил мою ладонь и отвернулся, глядя в окно. Мы бежали с чёртового бала в карете, оставляя принца пьянствовать и наслаждаться жизнью в новой короне. Франкфурт накрыл дождь, привычная осенняя мелкая морось. Порывы ветра швыряли её в окна, я почти сожалел беднягам, которые в такую погоду шли куда-то пешком. Йохан сжал мою руку чуть сильнее, грея ледяные пальцы в моей ладони. На повороте он завалился на меня и просто лег, устроив голову на моих коленях. — Что бы ни случилось, — тихо сказал Пай, — я помогу, правда. Я кивнул, зная, что все, кто так говорит, рано или поздно уйдут. И не мне их судить. Йохан выказывал мне жест доверия, совершенно беспомощно закрыв глаза, едва заметно улыбаясь. Я и не думал, что найду в нём источник спокойствия, тем более, посреди всего свалившегося на нас дерьма. Боюсь, нам обоим нужна помощь. Но, пока он верит в меня, будет так же спать на моих коленях и делать вид, что с ним всё в порядке и что он ничего не видел. А я буду делать вид, что король жив.