Le Lien

Нико никогда не нравились чужие прикосновения. Не только прикосновения — даже взгляды. Он предпочитал темноту, тишину, одиночество. От присутствия других людей у него покалывало кожу, будто она была чужой. От необходимости быть на виду отдавало чем-то насильственным, и Нико ненавидел это. Всегда ненавидел. Ему понадобилось немного времени, чтобы осознать: Уилл Солас — это совсем другая история. Уилл был из тех, кто касается других людей не задумываясь — и постоянно. Когда они шли рядом, Уилл всегда шагал так близко, что время от времени их руки или плечи задевали друг друга. Садясь за один стол с Нико, он или оказывался на достаточном расстоянии, чтобы можно было ощутить тепло его тела, или касался его руки через стол. Иногда он ерошил волосы Нико, и всякий раз у того возникало ощущение, что по коже Уилла бегают электрические разряды, потому что при каждом его прикосновении Нико чувствовал себя проснувшимся, живым. Это чувство было чужеродным, сбивающим с толку и очень, очень раздражающим. В первые недели их дружбы Нико резко отстранялся всякий раз, как Уилл оказывался слишком близко. Прошёл месяц — и он уже перестал дёргаться, когда Уилл забрасывал руку ему на плечо или смахивал ресницу с его щеки. Прошло два месяца — и Нико начал сходить с ума. Он тянулся за руками Уилла, отслеживая их движения, подмечая, какими бледными и изящными они казались в контрасте с оливковой кожей самого Нико. Он обнаружил, что смотрит на Уилла, когда в этом нет необходимости, что вглядывается в узоры из веснушек на его щеках и пытается различить миллионы оттенков голубого в его глазах. Он наблюдал за тем, как выпячивалась нижняя губа Уилла, когда он дулся, как он словно излучал свет, улыбаясь, как всё его лицо словно смягчалось, когда он смотрел на Нико. Никто никогда, никогда прежде не смотрел так на Нико. Только Бьянка, но её уже не было. Два с половиной месяца спустя начала их дружбы Нико осознал, что теперь не только Уилл первым тянется прикоснуться к нему, и это осознание было как удар в живот. Нико подходил слишком близко. Нико не отдёргивал руку, когда их пальцы соприкасались, а только опускал взгляд, ощущая, как горит лицо, и позволял Уиллу переплетать их мизинцы. Нико без колебаний тянулся за нужной ему вещью через Уилла и опускал ладони на его плечи, поправляя его боевую стойку во время тренировок. Нико никогда не любил чужих прикосновений, но, кажется, прикосновения Уилла его не беспокоили. (Он молился богам, чтобы Уилл не заметил этой перемены, но, конечно, Олимп всегда был рад над ним поиздеваться.) В тот день, когда это произошло, они сидели на траве после фехтования. Нико стирал грязь со стигийского клинка, а Уилл смотрел в небо, чуть разомкнув губы и разглядывая облака. Он снял рубашку, которую носил поверх лагерной футболки, и повязал её вокруг талии, а Нико задавался вопросом, будут ли его мышцы на ощупь такими же крепкими, какими кажутся. Зевс, это было жалко. Он что — какой-нибудь запавший на одноклассника подросток? Ну, хотел он коснуться Уилла. Ну, хотел пробежать кончиками пальцев по его векам, скулам, губам. Ну, хотел он поцеловать его и выяснить, будет ли он и на вкус, как лето. И что? Солнце омывало лицо Уилла своим светом, заставляя лохматую копну его волос сиять, как золото. Он выглядел просто невозможным. Богоподобным созданием из света и электричества. Вообще-то нет. Не богоподобным. Нико был знаком с Аполлоном. Уилл был красивее. — Ты таращишься, Мальчик-Смерть, — заметил Уилл, не сводя взгляда с неба. Нико вздрогнул, заметив, что уши Уилла заалели. — Прости… — Не извиняйся. — Уилл улыбнулся и на мгновение бросил взгляд на Нико, а потом снова уставился вверх. — Мне нравится, когда ты на меня смотришь. Нико кашлянул. Уилл хихикнул: — Можно кое о чём тебя спросить? — Смотря о чём. — И от чего же это зависит? — От того, глупый ли вопрос. Уилл прижал руку к груди и, изображая оскорблённость, сделал глубокий вдох. — Прошу прощения, Мальчик-Смерть, когда это я задавал тебе глупый вопрос? — Не называй меня так. И сегодня утром ты спросил меня, будет ли подмышка самым удачным местом для Ахиллесовой пяты. — Это было не глупо! Это было для науки! — Это место точно не в подмышке, Солас. — Ладно, но смотри, если ты сражаешься... подожди, стой, отбой. Я не об этом хотел спросить. Нико вздохнул и махнул рукой: продолжай. Уилл открыл рот. И ничего не сказал. — Что? Ты показываешь пантомиму? Или говоришь на частоте, слышимой летучими мышами? Лицо Уилла приобрело оттенок спелой малины. — Заткнись. — Заставь меня. И тогда рука Уилла потянулась к воротнику футболки Нико, и он дёрнул его на себя, поворачивая голову и ловя его губы своими, делая это почти сердито, будто что-то кому-то доказывая. У Нико в голове началась настоящая буря; вырвись она наружу, точно оборвала бы все линии электропередач. Губы Уилла были тёплыми и сухими, а на вкус он был как его любимая слишком сладкая дынная жвачка, и Нико накрыло его вкусом, его запахом, ощущением их прижатых друг к другу лиц, и ресниц Уилла, щекочущих его щёки, и дыхания Уилла, ласкающего его кожу. Замерев, Уилл отдёрнулся; на лице его отражались одновременно гордость и ужас, будто он ждал, что Нико ему врежет. Нико моргнул. Уилл поёрзал под его взглядом и опустил взгляд на свои руки. — Э. Прости. Я просто. Вроде как. Э. Чёрт. Ладно, подожди, минутку, у меня речь была заготовлена. Четыре очка и… подожди, нет. Ты смеёшься надо мной, ди Анджело? Нико смеялся. Всё его тело содрогалось от хохота, а рот по-прежнему горел вкусом жвачки Уилла и губы обжигало ощущением прикосновения чужих губ. Уилл изобразил обиду. — Нико, я пытаюсь сказать, что ты мне нравишься, а ты ужасно всё усложняешь. Нико хмыкнул и тут же прижал ладонь к губам, пытаясь сдержать смех. — Прости, — выдавил он. — Ты речь приготовил? Уилл скрестил руки на груди. — Я тебя ненавижу. — По-моему, нет. — Ой, отвали, ди Анджело. Нико поцеловал его снова, на этот раз влажно и пытаясь сдержать ухмылку, и ладони Уилла потянулись к его лицу, лаская скулы; Нико был не против. Он хотел Уилла, хотел этого ощущения медленного обжигающего пламени чужой кожи на своей. Нико никогда не нравились чужие прикосновения. Оказалось, он был не против прикосновений Уилла. (Это глупо, правда? Нико обнаружил, что ему всё равно.)