Прогулка

      За окном уже давно стемнело. Приятно постукивал по стеклу мелкий и дружелюбный дождик. Там, на улице, в беспорядочном танце сновали люди всех цветов и мастей. И совершенно непонятно, что двигало ими и заставляло покинуть уютный и теплый дом, оказаться под моросящим прохладным дождем. Тучи плотно закрыли небо, не пропуская теплые, такие милые сердцу в осенний вечер лучики солнца.       Да, на улице сейчас находиться совсем не хотелось. И не потому, что неприятный холод и кропотливый дождик пугали Брагинского, а потому, что выбор его с самого начала этого вечера пал на теплую и домашнюю комнату с согревающей чашкой молока с медом и уютным пушистым пледом. Отсюда он не ушел бы ни за какие деньги.       Старый камин тихонько поскрипывал в углу комнаты, и, вторя ему, также спокойно тикали настенные часы. Больше всего Ивану хотелось насладиться этой идиллией, воцарившейся в его доме, и, возможно, вспомнить былые времена, порассуждать о настоящем, подумать о грядущем будущем.       Но, похоже, его мечтам суждено было с треском рухнуть, едва появившись. Кто-то довольно-таки беспардонно объявился в его уютном жилище и, совершенно, по всей видимости, не боясь смерти, отвлек Россию от размышлений и отдыха. Альбинос с красными глазами цвета спелой вишни, таинственно блестевшими в приятном полусумраке комнаты, чуть ли не с разбегу бухнулся на бежевый мягкий диван рядом с Ваней.       — Гилберт! О Боже! Что ты здесь сегодня забыл? Ты же должен быть сейчас в Берлине в гостях у брата! — Россия потеплее закутался в плед и отвернулся от экс-Пруссии к окну. Теперь Ивану покой только и снился.       — Да, именно так… — замялся альбинос, явно не зная, что ответить, но, сориентировавшись, добавил, — просто, если честно, мне хотелось взглянуть на твою удивленную рожу, когда, наконец-то избавившись от меня, ты сядешь отдыхать, а я вновь припрусь домой!       — Знаешь ты толк в издевательствах! Ааа… Черт с тобой… Почему домой приехал? Поссорился с Людвигом? — Брагинский смирился со своей судьбой и даже был уже рад незваному гостю.        — Нет, не в этом дело. Просто захотел провести выходные с тобой, — Гилберт как-то серьезно, что ему несвойственно, посмотрел на Россию и поднялся с диванчика. Иван удивленно повел бровью и с недоумением начал оглядывать экс-Пруссию в поисках каких-нибудь признаков тяжелых заболеваний на головушку. Но, нет, тот был в порядке.       — Ты уверен, что все в хорошо? — все-таки странные слова альбиноса приводили Россиюшку в неописуемый шок.       — Да что ты заладил, а? Я в норме! В полном порядке! — добренький настрой Байльшмидта вмиг куда-то улетучился. Он явно был недоволен тем, что Ваня не стал встречать Великого Его, соизволившего пожертвовать встречей с родным братом, с радостью в глазах, на задних лапках, виляя хвостиком.       — Не хочешь прогуляться? — через некоторое время, немного поостыв, вновь задал вопрос Гилберт. И на этот раз мягко и спокойно, без резкости в словах и жестах, без той хамоватости и наглости, которая была ему присуща в общении с другими людьми и странами. Хотя экс-Пруссия все равно ждал отказа. Россия не был похож на человека, который только и ждет, когда ему предложат покинуть насиженное теплое местечко на бархатном диване и выскочить на улицу, где во всю уже заправляла осень. Но он ошибся. Брагинский согласился да еще и вполне бодренько начал собираться на незапланированную вечернюю прогулку.       Вы когда-нибудь гуляли по ночной Москве после дождя? Если нет, то у вас еще все впереди! Воздух такой свежий, что кажется, будто ты не в большом городе с огромным количеством гудящих машин, оставляющих за собой мерзкий запах выхлопных газов, а в какой-нибудь милой чистенькой деревеньке. Гигантские дома смотрят на тебя своим множеством квадратных глаз, переглядываются друг с другом, перемигиваются. Некоторые, еще совсем новенькие, чистенькие, незаселенные многоэтажки не видят суматохи вокруг себя, а бездумно возвышаются над маленькими людьми. Через пару месяцев эти дома тоже оживут, как и их соседи, но сейчас слепые чудовища прекрасны, как никогда.       — Россия, тебе не холодно? — внезапно поинтересовался Байльшмидт, разглядывая то ли суетливых прохожих, то ли мертвые многоэтажные замки, то ли переполненные людьми второсортные забегаловки.       — Немного, — смущенно ответил русский, кутаясь в своем длинном вязаном шарфе. Иван и вправду был одет слишком легко. Торопился, наверное, не веря своему счастью: Гилберт в кои-то веки пригласил его куда-то сходить. Брагинскому, конечно, к холоду не привыкать, но пальцы уже давно онемели, а легкая накидка не давала возможности спрятать и согреть озябшие руки.       Байльшмидт точно сегодня сбрендил! Мало того, что он с заботой накинул на плечи спутнику свою куртку, оставшись в относительно теплом свитере, а потому Россия не сопротивлялся, немец еще и умудрился поймать где-то такси и усадить туда растерявшегося русского. Через какое-то время таксист спокойно сообщил об успешном прибытии к какому-то навороченному ресторану в центре Москвы.       На протяжении всего пути экс-Пруссия даже не взглянул на Ивана, активно создавая впечатление своей заинтересованности в том, что происходит на улице. А там не происходило ровным счетом ничего: инопланетяне не захватывали Землю, гигантские роботы не уничтожали беззащитных, ни в чем неповинных людей, и даже зомби не бродили в поисках свежих мозгов. Но Гилберт так внимательно рассматривал проносившиеся мимо улицы, что русскому невольно начинало казаться, будто немцу его общество неприятно. Тогда зачем, спрашивается, было устраивать весь этот цирк! Россия не понимал.       Ресторанчик оказался очень уютным, от одного его вида в животе неприятно заныло. Играла спокойная тихая музыка, еще сильнее возбуждавшая аппетит. Стены и потолок были выстланы небольшой аккуратной квадратной плиткой бежевых оттенков. Искрящиеся люстры, переливаясь всеми цветами радуги, привлекали внимание посетителей. Декоративные вазочки с мелкими, сбившимися в кучку нежно-розовыми цветочками украшали деревянные полки в каждом зале заведения. Официанты ловко разносили подносы с разнообразными блюдами, только что приготовленными профессиональными поварами, хлопотавшими на кухне.       Новоприбывших посетителей усадили за небольшой деревянный стол, находившийся в углублении помещения и закрытый от других гостей широкой ширмой.       Подали меню. Заказ не заставил себя долго ждать. Особенно разнообразный ужин сегодня был именно у Байльшмидта. В конце-то концов он пережил перелет от Берлина до Москвы, съев какую-то миниатюрную булочку с малиновым джемом и выпив кружку чая. А после, все такой же голодный, как волк, бегал пешком по нехиленькой такой своими размерами столице Россиюшки, посеяв, вы не поверите, где-то свой кошелек с мелочью и проездным. Брагинский же заказал себе довольно скромное блюдо: салат из овощей. Долгое время после того, как принесли уже наконец-то поесть, Гилберт гипнотизировал спутника, пытаясь понять причину резкого голодания. А, как известно, Иван любил вкусно поесть.       — Почему ничего не ешь? — стараясь не выдать своей заинтересованности, спросил Байльшмидт.       — Худею, — отрезал собеседник, явно не настроенный на разговор.       — С каких это пор? — усмехнулся красноглазый.       — С этих, — Иван запихнул в рот большую порцию салата, давая понять, что не намерен продолжать болтовню.       — И ради кого такие великие подвиги?       — А ты подумай.       Байльшмидту и думать не надо было. Он плавно привстал с мягкого кресла и приблизился к России.       — Может, поспешим домой и проверим, сколько у тебя лишних килограммов? — нежно прошептал экс-Пруссия.       — Фиговенький из тебя романтик, — вздохнул Брагинский, но послушно встал и направился к выходу, оставляя Гилберта наедине со счетом.