Свой капитан

...Девятнадцать. Девятнадцать человек с «Мадригала» выжили, и эта цифра наконец пробила фасад сдержанности коммандера Тейсмана. В базе данных на Вороне не было никаких данных о выживших. Похоже, их стер Уильямс, но это Тейсман подбирал людей с «Мадригала», и их было пятьдесят три. В том числе – двадцать шесть женщин. Из них выжили только энсин Джексон и Мерседес Брайэм, и на Фрица Монтойю жутко было смотреть, когда он описывал внутренние повреждения и переломы Брайэм. (Дэвид Вебер, "Честь королевы", глава 27) — С вами всё в порядке? Голоса. Резкие, искажённые какими-то визгливыми полутонами, похожие на скрежет металла о металл, они мечутся вокруг и, кажется, сами по себе причиняют дикую боль. Голоса всё ближе и отчётливей, но, даже зная точно, что их издают люди, почти невозможно в это поверить. Гадкие смешки с истеричными нотками, шумное, прерывистое дыхание и сглатывания, почти животная отрыжка — всё это наваливается как-то разом, оглушая и вызывая приступ тошноты. Становится трудно дышать, что-то туго скручивается прямо под диафрагмой, к тому же откуда-то извне является чувство нехватки простора. Отчаянно хочется сжаться, изменив положение, и тело, кажется, само, без участия мозга, пытается извернуться не так, как его зафиксировали. В поле зрения сначала попадает кусок замызганной стены, дальше — груда тряпья на полу. Ещё усилие — и свет перед глазами меркнет, как будто кто-то притушил лампы. Приходит тошное ощущение падения куда-то, где нет дна — оно длится всего мгновение, но рёбра, кажется, трещат от судорожных попыток нормально вдохнуть. Или трещит и скрипит что-то другое, наверно, пружины продавленной койки, в шумном протесте против этих трепыханий. Напрасных, кстати: кисти задранных над головой рук пристёгнуты к погнутой кроватной спинке наручниками, и, чтобы повернуться на бок, нужно выкрутить их сильнее, чем это возможно. А потом дёргаться становится уже просто бессмысленно. — Гляди-ка, очнулась, шлюха сатанинская. — От вида вполне человеческого лица, нависшего прямо перед глазами, хочется зажмуриться, как если бы это была звериная морда со зловонной пастью. Мужчина гадко ухмыляется, очевидно, наслаждаясь инстинктивной реакцией жертвы, и добавляет, смакуя каждое слово: — Значит, готова. Тут же кто-то, пришедший с ним, жестоким рывком за лодыжки заставляет полностью выпрямиться скукоженное в нелепом положении полубоком тело. Пружины, проклюнувшиеся при этом сквозь вонючее, пропитанное потом, кровью и мочой тряпьё, которое бросили на койку вместо матраса, впиваются в кожу и царапают её, но это мелочи по сравнению с тем, что происходит дальше… — Вы в порядке? Аккуратное, вежливое прикосновение к согнутой в локте правой руке, в которой капитан второго ранга Мерседес Брайэм держала рабочий планшет, не имело ничего общего с теми рывками, но всё равно заставило женщину вздрогнуть всем телом. То, что осталось в прошлом на расстоянии «четыре года назад», обычно не являлось в разгар расписанного по минутам рабочего дня. С ночными явлениями Мерседес давно уже научилась ладить, насколько это было возможно, чтобы не привлекать внимания флотских психологов, настойчиво советовавших всем членам команды эсминца «Мадригал», что сумели выжить в масадском плену на базе «Ворон», уйти в отставку. Новое назначение, пусть и в союзный флот в качестве «одолженного» офицера, Брайэм принимала как возможность нормально жить дальше. И ведь получалось же… большую часть времени. — Капитану пора делиться своими шлюхами! — глумливый голос одного из ввалившихся в камеру тюремщиков никак не вяжется с их вечными разговорами о Боге и Истинной вере. — Это часть нашего Испытания — наказывать сатанинских блядей. Масадец нарочито медленно приближается к энсину* Мей-Линь Джексон и улыбается с каждым шагом всё шире и гаже, наблюдая за тем, как и без того миниатюрная девушка пытается сжаться на койке в комочек, чтобы выглядеть ещё меньше. Личико Мей-Линь, всегда казавшееся старпому Брайэм почти детским, сейчас распухло от синяков и кровоподтёков, но, кажется, этот ребёнок всё ещё не до конца верит, что люди способны на то, что уже произошло накануне. Глаза масадского лейтенанта блестят то ли от исступления, то ли от предвкушения, он уже буквально в шаге от пленницы, как вдруг, тяжело качнувшись и зазвенев цепью наручников, на пути у него встаёт капитан Альварес. Отшатнуться масадец не успевает, да и, наверно, не ждёт от Альвареса попытки вступиться за подчинённых, и капитан вышибает из него дух коротким ударом в солнечное сплетение, заставляя согнуться. Ещё одно движение — и цепь наручников сдавливает тюремщику горло, но… Мерседес шумно втянула в себя воздух. То, что произошло с Альваресом дальше, она помнила даже слишком хорошо. Человек, с которым старпом Брайэм делила капитанский мостик, сдался не сразу, даже когда на него градом посыпались удары прикладами и ногами. Масадцы в своём фанатично-безумном исступлении даже немного мешали друг другу, а Мерседес отвлеклась на того из тюремщиков, у которого на уме, очевидно, было более «богоугодное дело», чем избиение мужчины. Вскрикнула истошно, пытаясь защищаться, Мей-Линь; подоспевшая старпом врезала тому, кто схватил девушку за волосы, врезала сильно, так, что сбила с ног. Потом саму Мерседес с размаху впечатали в стену и тут же вышибли дыхание жестоким ударом под дых. На какие-то мгновения её, отчаянно пытающуюся сделать вдох, оставили в покое, и она, справившись наконец с замутняющей взгляд сумасшедшей болью, смотрела, смотрела… Как капитана свалили на пол, как инстинктивно он старался уберечь от новых ударов перебитую правую руку. Как левой пытался прикрыть голову — безуспешно, потому что Брайэм даже сквозь мерзкий шум в ушах сумела услыхать хруст, когда приклад врезался Альваресу в лицо. Были ещё другие звуки; голова наконец потерявшего сознание капитана билась об пол, когда тяжёлым ботинком его в очередной раз доставали в живот, по рёбрам, позвоночнику. — Всё хорошо, Мерседес? — Брайэм едва не подбросило. Она тряхнула головой, ещё раз глубоко вдохнула, как вынырнувший на поверхность пловец, и с изумлением уставилась на мужчину, который застал её застывшей в неподвижности за спиной у тактика — коммандера* Фреда Бэгвелла. Приглядеть за тестированием недавно подключённой секции гравитационных датчиков — вот что она, как недавно назначенный начальник штаба Первой линейной эскадры Грейсонского флота, планировала сделать, пока около тактического экрана не впала в оцепенение. Насколько по-дурацки это выглядело со стороны, если уж привлекло занятого «под завязку» флагманского командира, Мерседес могла только гадать. Хотя вряд ли по-дурацки, если брать во внимание крайнюю серьёзность и озабоченность, с которыми тёмные глаза этого самого командира изучали сейчас её лицо. — Всё хорошо, капитан Ю, — Мерседес заставила себя улыбнуться. Скрыть замешательство, скрасить неловкость и ещё чёрт знает что из того, что Альфредо Ю, человек, с которым они ещё четыре года назад стояли на разных боевых постах, наводя ракеты друг на друга, мог случайно заметить. Отвела глаза, наверно, чересчур поспешно, и… Неприметная точка в уголке экрана, обозначавшая звезду класса К4 под названием Эндикотт, снова притянула взгляд, и Брайэм не нужно было объяснять, что вид именно этого светящегося зелёного кружочка и вогнал её в ступор с воспоминаниями. Эндикотт и её пригодная для жизни планета Масада, на которую народ Грейсона некогда изгнал без малого безумных религиозных фанатиков, рядом с которыми их собственные, весьма консервативные и ортодоксальные верования смотрелись безобидным детским лепетом. — Всё правда хорошо… Альфредо, — с нажимом произнесла Мерседес, ругаясь про себя, потому что Ю явно ей не верил. Более того, смотрел на ту же зелёную точку и лицо его, насколько привлекательное, настолько же обычно совершенно непроницаемое, медленно темнело. Наверно потому, что с масадцами бывший "враг-хевенит" тоже был знаком чересчур близко. — Да, конечно… — проговорил он после паузы, такой неприятной и затяжной, что даже Бэгвелл повернулся в своём кресле, оглянувшись на командиров через плечо. Потом потёр подбородок и добавил каким-то глухим тоном: — А я хотел попросить у вас совета. Если можно, сейчас, тем более что давно пора сделать перерыв на обед.

***

Если человеку нужно время успокоиться, то расстояния внутри такой громадины, как «Грозный» — это то, что нужно. Даже с учётом лифтов, доставляющих с палубы на палубу, по коридорам можно было намотать приличный километраж и получить при этом несомненный плюс в виде возможности упорядочить бардак в голове. «Ну да, и в виде неплохой разминки тоже», — Мерседес Брайэм даже улыбнулась своим удивительно посветлевшим, даже ироничным мыслям. Капитан Ю замедлил шаг и улыбнулся тоже, очень сдержанно и как бы между прочим, но, несомненно, в ответ на улыбку новой коллеги — уж он-то наверняка чувствовал себя на борту «Грозного» как дома. Потому что супердредноут класса «ДюКвесин», исполин массой в восемь миллионов тонн и длиной более чем в четыре километра, построили на верфях Хевена. Потом в космическом сражении корабль стал военным трофеем Мантикоры, и уже после — подарком союзнику, который нуждался в усилении обороны. Трофейный левиафан, сверху донизу, вдоль и поперёк напичканный грозным оружием. И… трофейный капитан. Хотя нет, это слово Ю не подходило. Как не подходил любой человек, наделённый такой штукой, как совесть, для службы во флоте Народной Республики Хевен. Тем более после вооружённого переворота, который вместо государства, живущего захватническими войнами и, по сути, перманентного пугала для соседей, произвёл на свет и вовсе настоящее чудище, непостижимое в своих амбициях и устремлениях. «Хевы его бы расстреляли… — как-то отстранённо подумала Брайэм. — Причём вместе с семьёй… если бы она у него была». Мысль получилась настолько неприятной, что Мерседес отвлеклась и чуть не врезалась в Ю, который остановился, чтобы по комму высказать стюарду скорее пожелание, чем распоряжение насчёт обеда. Следующая мысль как-то невпопад касалась того, насколько хорошо «на этом парне» сидит синяя грейсонская форма… наверняка так же хорошо, как хевенитская. Или даже масадская — то кричаще-алое с золотом безобразие, в котором Альфредо всё равно оставался человеком. Раз уж, после того как рассеялся огненный шар, в который превратился «Мадригал» после схватки с его кораблями, распорядился подобрать выживших — в полном соответствии с долгом и военными законами. В том, что случилось дальше, вины Ю не усматривал никто. Более того, оккупационные власти Мантикоры, в войска которых Мерседес сразу после выздоровления пошла добровольцем, тщательно расследовали военные преступления Истинных и довольно быстро нашли видеоархив посольства Хевена на Масаде. Масадцы, похоже, до чёртиков любили видеозаписи, особенно тщательно документировали общение с теми, кого по Воле Божьей считали инструментом для исполнения Его замыслов. С союзниками, которые усилили масадский флот, до крайности устаревший, а проще говоря, заштатный, двумя современными бортами вместе с квалифицированными, опытными боевыми экипажами. Видеодокумент явственно запечатлел «непростительный» протест «чёртова еретика» — капитана одного из этих кораблей, против передачи пленных мантикорцев в руки Истинных. Знает ли об этом сам капитан? «Интересно, какими словами Ю ругал своё командование за то, что этих идиотов угораздило спутаться с масадцами?» — Мерседес горько усмехнулась этой мысли, и тут же поспешно кивнула морпеху, охранявшему вход в капитанскую каюту. Грейсонец в зелёно-коричневой форме вытянулся при виде офицеров, только слегка скосив глаза в сторону капитана, и Брайэм какой-то странной, всё растущей тоской вспомнила, что многие жители этой суровой планеты до сих пор не простили Ю за то, что он воевал на стороне Масады, убивая их соотечественников. — Знаете, Альфредо, — можно было только удивляться ворчливости собственного тона, но Мерседес решила взять быка за рога, как только переступила порог капитанской каюты и услыхала за спиной шипение закрывающегося люка, — если вы намерены за что-то просить у меня прощения, я… Честно говоря, Брайэм ожидала немедленных возражений. К тому же у неё вдруг почему-то перехватило дыхание при взгляде на напряжённую позу, в которой Ю застыл у накрытого обеденного стола с бутылкой минеральной воды над пустым стаканом. Наверно, это была какая-то защитная реакция, потому что на любую попытку перечить или всё-таки извиняться Мерседес сейчас отчитала бы капитана, как мальчишку. Тем более, что он и вправду годился ей в сыновья, как по внешнему виду — благодаря раннему пролонгу, так и по фактическому возрасту*. И, чёрт возьми, Брайэм даже считала себя вправе это сделать — после почти двух месяцев совместной работы по введению в строй «Грозного» как флагмана эскадры. Удивительно гладкой работы… в смысле взаимоотношений, так чего же ему теперь нужно? Неужели того же, что медикам и психологам Флота Мантикоры, и самому Флоту с его отвратительной и назойливой коллективной виной перед выжившими с «Мадригала» — хоть немного успокоить самого себя? — То есть я не напоминаю вам ни о чём дурном… — Альфредо Ю медленно повернулся и очень выразительным жестом указал гостье на стул. Дождался, пока Мерседес воспользуется приглашением и усядется, аккуратно положив на колени форменную фуражку, и только потом устроился напротив, не сводя с собеседницы своих тёмных внимательных глаз, — и вы не против со мной работать? — Она дышит сама! — радостный голос медика-ассистента отдаётся в черепе эхом боли, и Мерседес морщится, с туповатым удивлением осознавая, что на её избитом лице, кажется, есть мышцы, которые способны двигаться. Похоже, она ещё под действием препаратов, особенно нечувствительно всё, что ниже пояса, но лица, попадающие в поле зрения, уже узнаются вполне чётко, а не видятся размытыми пятнами. Вот это конкретное лицо — старый друг Фриц Монтойя, врач с «Бесстрашного». Монтойя шикает на помощника, чтобы говорил потише, а затем, бросив взгляд куда-то в сторону, снимает с лица пациентки маску искусственной вентиляции лёгких. Производя над Мерседес свои манипуляции и отдавая распоряжения персоналу по поводу дальнейшего ухода над очнувшейся, док буквально сияет. Особенно когда видит реакцию на вопрос о самочувствии — всего лишь лёгкое движение век, но вид у Монтойи такой, как будто он только что получил величайший в своей жизни дар. Уж по крайней мере эта довольная физиономия — не та бледная маска ярости и боли, которую Брайэм сумела увидеть во время одного из редких прояснений. Тогда ей показалось, что Фриц сейчас возьмётся за пульсер или, что более вероятно, за лом, и отправится крушить черепа тем, кто сделал с ней такое. Мерседес моргнула и поразилась тому, насколько легко рассеялась эта картинка из прошлого. Капитан Ю по-прежнему сидел в терпеливом ожидании, только вот излишне прямо и неподвижно. И вдруг Брайэм осенило. — Ну, знаете… я ведь до сих пор не подала рапорта о переводе, — она фыркнула, наверно, инстинктивно пытаясь замаскировать только что возникшее чувство, которое наверняка отразилось в мимике. Чувство было удивительным и сильным — будто вся тяжесть воспоминаний, что навалились на неё сегодня, рассыпалась вдребезги под этим встревоженным и тёплым взглядом, но сейчас некогда было испытывать облегчение. Проверить догадку — вот что казалось сейчас Мерседес гораздо более важным, что она и сделала с прорвавшимся вдруг лукавством: — Или вы побаиваетесь нашего нового адмирала? — Как раз по поводу леди Харрингтон я и хотел спросить вашего совета. Как думаете, примет она бывшего хева… в качестве своего капитана*?