***
Лауриндиэ нервно ходила по комнате, сминая в ладони края тонкого платья, шлейф которого следовал за хозяйкой. Она чувствовала, как замерзли руки, как пальцы отказывались разжиматься, словно задеревенев, и каждый шорох в коридоре глубоко проникал в сознание. Эллет подошла к окну и провела дрожащим пальцем по ледяному лезвию, холод которого достиг даже сердца. Подняв взгляд к небу, она стала наблюдать за полным месяцем, что величественным взглядом обводил поникшие деревья, хмурился, рассматривая одинокие тени, и грустно вздыхал, осознавая, что скоро над всем воцарится ненавистное ему солнце. Понимая, что время на исходе, Лауриндиэ схватила кинжал, и выбежала босой из спальни, забыв даже о плаще. Следуя по безлюдным коридорам, эллет ежилась от холода, ощущая под ногами ледяной камень, и опасливо озиралась, в надежде не встретить воинов с ночного дежурства. Найдя нужную комнату, Лауриндиэ бесшумно опустила тяжелую металлическую ручку и зашла в комнату, прикрыв за собой дверь. Эллет застыла у входа, почти не дыша и до боли в пальцах сжав рукоять. Она оперлась на стену и немного подождала, пока глаза не привыкнут к полумраку и не начнут различать темные образы. Лауриндиэ заметила небольшую кровать, с которой наполовину свисало одеяло и короткая рука. Хрупкая грудь часто вздымалась от неровного дыхания, а темные ресницы подрагивали во сне — полурослику снился нехороший сон. Так похож на ребенка. Полностью беззащитный и одинокий, он не сможет противиться смерти; он даже не узнает, что умер. Просто утонет в том кошмаре, что видел во сне. — Я не могу убить ребенка, — прошептала эллет, чувствуя, как слезы подступают к глазам и застилают мир перед собой. Вытерев их, Лауриндиэ заметила, как что-то блеснуло в темноте. Наклонившись над хоббитом и внимательнее присмотревшись, она увидела то, от чего перехватило дыхание — то самое кольцо. Вот она, вина всех бед Средиземья. И теперь кольцо мирно покоилось на груди слабого хоббита. Такое доступное. Кровь прилила к лицу, и гулкие удары запульсировали в висках. Лауриндиэ поднесла лезвие к открытой шее хоббита и уже надавила на кожу, когда кто-то схватил ее за платье и отбросил к стене с такой силой, что из легких вышел весь воздух. Она с трудом ухватилась за низкий стол и попыталась подняться, но ноги подкосились, и она снова упала, потащив за собой хрустальную вазу, что со звоном разбилась на сотни осколков. Эллет уперлась ладонями о пол, раня их мелкими стекляшками, что глубоко впивались в кожу. Кто-то взял Лауриндиэ за горло и сильно сжал пальцы на тонкой шее. Мир перед глазами поплыл, и она стала судорожно задыхаться, обхватив руками горло и пытаясь ослабить чужую хватку, пока ее тащили на круглый балкон, примыкающий к комнате. Она почувствовала, как пульсирует набухшая вена на виске и горят щеки. Неожиданно ее ноги оторвались от земли, и тело оказалось прижатым к холодной стене, из-за чего она выпустила кинжал из рук. — Как ты посмела даже думать о том, чтобы убить столь беззащитное создание? — пронесся дрогнувший от гнева и ярости голос. Лауриндиэ подняла глаза и увидела Леголаса, пальцы которого сильнее смыкались на ее шее. Лицо его исказилось от злости. — Как ты посмела убить нашего друга? — поток воздуха становился все меньше, а звуки его голоса все более размытыми, так что она уже с трудом могла расслышать сказанное. — Можешь задушить меня прямо здесь, — выдавливая из себя слова, проговорила Лауриндиэ, — я буду только благодарна. Леголас разжал пальцы, и эллет упала на землю, жадно хватая ртом воздух и держась за горло. — Зря ты это сделал, — хрипло заговорила она, пытаясь подняться на ноги и глядя на Леголаса. — Лучше бы ты задушил меня раньше, чем Темный Властелин накажет за то, что я не смогла выполнить его волю. — Как такая жизнь настигла тебя? — он с отвращением спросил. — Думаешь, я хотела такой жизни? — надрывно спросила эллет, держась за ограждение, чтобы снова не упасть на пол от бессилия и чувства отвращения к себе за то, кем она стала. — В каждом легком дуновении ветра, свежем бризе воды и мягком прикосновении снежинок я ощущала ту жизнь, которую когда-то так желала иметь, а теперь я не чувствую ничего, кроме пустоты и ненависти. — Почему ты не вернулась ко мне, а стала прислужницей зла? — Он подошел ближе и кончиками пальцем коснулся развевавшейся на зимнем ветру нежно-голубой ткани, но сразу отдернул руку. — Я не могла! — вдруг сорвалась на крик Лауриндиэ, боль которой расслышали даже одинокие пики горных вершин и замерзшие реки. — Не могла, — уже тише повторила эллет и прикрыла рот ладонью из-за нарастающих рыданий. — Он подарил мне то, что никто другой не смог — возможность отомстить. Он дал то единственное, чего так жаждало мое сердце. Месть. Вот чем она жила последние столетия. Вот что так грело ее душу и давало спокойно засыпать по ночам. Мужские крики резко пронеслись в голове, холодная сталь меча до сих пор отдавалась легким покалыванием в пальцах, а удовольствие, разносящееся по телу при виде его испуганных глаз, до сих оставалось в душе. Лауриндиэ лишь криво усмехнулась этим воспоминаниям. — Кому отомстить? — спросил Леголас, чувствуя, как бешено колотится сердце. — Тому, кто забрал мою хроа без моего согласия. Тому, кто сделал это в день нашего венчания, — почти безразлично проговорила Лауриндиэ и подняла взгляд на аранена. — Я покинула тебя не потому, что не любила, а потому, что не могла жить больше с тем, что случилось. — Но почему ты стала убивать? — прошептал Леголас, не понимая. — Потому что я искренне благодарна ему, но я не хотела отнимать жизнь у Линдира. Не хотела… — Слезы снова заполнили глаза Лауриндиэ, которая будто впервые осознала, что наделала. Она упала на колени, понимая, что теперь все кончено. От осознания, что всего одна усмешка насильника отняла у нее любимого, семью и душу, ей хотелось рвать на себе волосы, с мясом вырывать кожу и до крови стирать пальцы. Она никогда не сможет вернуться к прошлой жизни, потому что осталась только пустота. Она никогда не простит, и ее никогда не простят. Эллет заметила, как Леголас отвернулся, стараясь справиться с эмоциями, что раздирали душу оттого, что все годы он жил в неведении. Лауриндиэ протянула руку к клинку и, проведя пальцами по лезвию, крепче взялась за рукоятку, направив острие на себя, — единственное спасение. Леголас повернулся как раз в тот момент, когда стилет пронзил живот. Лауриндиэ резко выдохнула, ощущая пламя в теле и горячие слезы, что скатывались по щекам, но неожиданно кожи коснулось что-то прохладное, и перед затуманенным взором возникло самое дорогое лицо. — Нет, — дрожащими руками Леголас вытянул клинок и отбросил его в сторону, крепче прижимая к груди эллет. — Зачем ты это сделала? Зачем? — судорожно проговорил принц, легко целуя холодные уста. — Мы бы справились с этим. Я же… — Он сжал ткань в окровавленных пальцах. — Я же так тебя люблю. Нежное платье украшали новые багровые нити, тонкой паутиной озаряя его в яркие цвета, что алым ручейком стекали по когда-то белоснежному мрамору. — Я помню… — медленно проговорила Лауриндиэ, пытаясь улыбнуться, — помню тот день, когда должна была стать твоей женой. Лучший день… — Она отпустила его руку, чувствуя, как в груди хоть на краткое мгновение вновь забилось когда-то потерянное сердце.Оковы Тьмы
3 мая 2016 г. в 02:25
Леголас долго наблюдал за мертвой тишиной, что незаметно окутала зимний лес. Ночная пора молочным туманом распространялась по усеянной голубыми льдинками земле, что отражались в глазах принца. Длинные ветви сплелись в один призрачный образ, под сильным дуновением ветра покачивающийся из стороны в стороны, порой задевая трепещущие от мороза листья. Скованные льдом и уже не мечтающие ощутить поцелуи солнечных лучей, они навсегда оставались в объятиях зимы, обреченные на муки.
Эльф сильнее сжал камень балюстрады, не ощущая под пальцами мороза. Он был полностью поглощен страшными мыслями, что безустанно вертелись в голове. Словно непокорная вьюга, они будоражили разум, опаляя его морозным дыханием, и вгоняли тело в дрожь. Образ юной аранель все никак не хотел покидать его; каждое мгновение вставая перед взором, он заслонял собой ночное небо, не давал пробиться звездному свету и не пускал любопытный взгляд полной луны. Леголас протянул руку, пытаясь коснуться ее теплой щеки, но ладонь провалилась в воздухе, оставив на пальцах лишь крупные снежинки. Принц со злостью ударил ни в чем не повинное ограждение и отвернулся.
Сколько же лет он искал ее! Не один век напролет он видел ее образ, ощущал сбивчивое дыхание на шее и прикосновение мягкого шелка под ладонью. Кто же та эллет, которую он недавно повстречал? Лик это был ее, но холодный блеск глаз и отчуждение на лице, вмиг сменившееся после поцелуя, говорило о том, что эта не его аранель. Его Лауриндиэ всегда была весела и улыбчива, ее звонкий смех и мелодичный голос проникал в душу, затрагивая те робкие струны, о которых он даже не подозревал. А что же говорить о лучистом взгляде, что мягкой пеленой обволакивал сердце, от восторга разбивая на мелкие кусочки.
Леголас тяжело вздохнул и повернулся к лесу. Жадно набрав воздуха в легкие, он выдохнул и уже собрался покинуть одинокую площадку, когда перед ним промелькнул неясный образ. Приглядевшись, он узнал хрупкую поступь аранель, за которой тянулся тенью длинный плащ.
Спустившись, он стал ждать ее, и когда та появилась в узком проеме арки, преградил дорогу.
— Уйди с моего пути, стражник. — Лауриндиэ попыталась обойти его, но проход оказался слишком тесным для двоих.
— Почему же ты решила, что пред тобой стражник? — произнес Леголас, подступая к аранель ближе.
— Леголас, — поприветствовала его Лауриндиэ и скинула закрывающий лицо капюшон. — Что привело тебя сюда в столь поздний час?
— Разве ты не догадываешься? — Леголас подступал, желая увидеть ее ближе, в неверии прикоснуться и понять, что это был лишь ложный мираж, но Лауриндиэ отходила все дальше.
Тесная арка давила на нее, хватала за легкие, впивалась под кожу и пробиралась до костей, стискивая их в железной хватке и заставляя задыхаться. Она испуганно посмотрела на эльфа, стоявшего перед ней. На его лице появилась омерзительная, больше похожая на оскал усмешка, и в темноте, казалось, блеснули черные глаза, в которых пламенем разгоралось звериное желание плоти.
Эллет ощутила, как его руки снова коснулись ее, прожигая холодом кожу и разрывая белоснежную ткань. Она слышала треск платья из нежнейшего шелка, чувствовала, как грубо сдавливают грудь, вызывая резкую боль. Омерзение тошнотой подступило к подрагивающему телу, камнем лежавшему в мокрой грязи; обнаженное, ничем больше не защищенное, оно было полностью искалечено. Без души, без света. Без осознания того, что произошло. Только с отвращением и ненавистью.
Лауриндиэ вновь оказалась в том лесу, в том злосчастном лесу, где закончилась ее жизнь. На лицо падали мокрые капли дождя, что возвратили колотящееся сердце в прежний ритм, и заглушали где-то эхом раздававшийся звук хруста то ли веток, то ли костей.
— Лауриндиэ! Ты слышишь меня? — Леголас несильно тряс остолбеневшую эллет, невидящим взором смотревшую на него, но через пару мгновений рассудок вернулся к ней, а воспоминания отступили. Лауриндиэ будто впервые увидела принца и, словно очнувшись, с силой оттолкнула от себя.
— Не смей больше прикасаться ко мне, — прошептала она, закрывая руками грудь и плечи, — никогда. Я больше не твоя невеста.
— Как ты можешь так говорить? — спросил Леголас и снова попытался остановить Лауриндиэ. Когда эльф схватил ее под руку, эллет резко вырвалась, выронив из-под плаща острый кинжал, что звонко ударился лезвием о каменные ступени, сверкнув ярким огнем в ночи. Лауриндиэ не успела опомниться, как оружие оказалось в руках эльфа. Она попыталась выхватить его, но Леголас оказался быстрее.
— Откуда у тебя оказался клинок из Мордора? — в ужасе спросил Леголас, крепче сжимая в руке порождение зла.
Она грустно посмотрела на эльфа, одним лишь взглядом подтверждая все догадки, что появились у него.
— Я не могу сказать тебе этого. — Она резко подставила другой нож к его горлу и вытащила мордорский из его ослабевшей руки. Сильнее надавив лезвием на шею, она склонилась к его уху: — Но и ранить тебя не хочу.
Отступив от Леголаса, она быстро поднялась по лестнице, скрываясь в лабиринтах дворца. Эльф же помчался в противоположную сторону, откуда пришла Лауриндиэ.
Несмотря на то что снег медленно спускался с темных небес, ему удалось отыскать еще незаметённые следы эллет. Он шел долго, преодолевая большие сугробы и тяжело дыша от слишком быстрого темпа, порой осматривался по сторонам. Тревога росла в его сердце, словно предчувствуя наступающую беду, что вот-вот подкрадётся сзади и подло вонзится в спину.
Леголас не желал сейчас думать. Он яро отмахивался от нахлынувших догадок и искал ответы — здесь, в лесу, он всматривался в рыхлые сугробы, ища то, что объяснит все. И нашел. На белоснежном ковре с тонкими алыми узорами лежало тело. Мертвое. Закоченевшее. Накрытое легким одеялом из снежинок.
Аранен опустился на колени перед трупом и провел рукой по холодному лицу, что под тяжестью мороза застыло в немом страхе. Эльф вздохнул и нащупал ладонью разорванную шею Линдира. Леголас медленно покачал головой, отказываясь верить в то, что видит. В то, что бездыханным телом лежит у его ног.
Слишком больно. Слишком невыносимо. Он не хотел верить в то, что навсегда потерял свою некогда светлую аранель. Ужасающая правда слишком громко била набатом в уши, кромсала душу и грохотом раздавалась в висках. Аранен схватился за голову, впиваясь в увенчанные серебряным инеем волосы, и, в слепом горе скрывая лицо, молил Эру о вечном сне.