Кровью и болью за кровь и боль

Каждый раз он просыпался от собственных воплей, видя этот повторяющийся по кругу сон. Тяжело дыша, смотрел на свои руки, ища следы крови. Её крови. Да что там ночь — порой и днём слышалось, как она плачет и умоляет помочь. Вот только не отца, а того, кто её испортил и погубил. Каждый раз, думая об этом, Морис клялся отомстить — и однажды ему предоставилась такая возможность.

***

Ладони вспотели от возбуждения, и Морис вытер их о мантию. Он прятался за деревом и наблюдал, как Тёмный кружил вокруг Золушки, говорил что-то своим мерзким голоском, пугал девицу, но, в конце концов, всё-таки подписал контракт зачарованным пером. Замерцало волшебство фей, и силы на какое-то время, как и обещала Рул Горм, покинули Румпельштильцхена. Всего на несколько часов — но этого с лихвой хватит, чтобы отвезти ублюдка в темницу. Гном по прозвищу Ворчун затолкал Румпельштильцхена в клетку, а принц Томас, жених Золушки, кинулся к своей невесте, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Морис не заметил, как к нему подошёл принц Джеймс. Опомнился, лишь услышав: — Я хотел бы ещё раз поблагодарить... Пустое, Морису как раз не хотелось слышать никаких благодарностей. Ему было не до того. — Не стоит, принц. Повелительница Ночи, великая Рул Горм согласилась помочь бескорыстно... а у меня, как вы знаете... Морис оборвал фразу, тяжело опёрся о дерево, почти вдавливая в него ладонь, и в груди поднялось злое, нетерпеливое: скорее бы! Скорее! Джеймс говорил ещё что-то, но Морис не слушал его, направляясь прочь. ...Карета ехала медленно — слишком медленно, как думал Морис. Сидевший рядом с ним человек в чёрном плаще не проронил за всё время поездки ни звука, да этого и не требовалось. Морис сейчас нуждался только в одном. Беременная Золушка, таинственным образом потерявшая своего Томаса у колодца, плакала Джеймсу в плечо и не переставая жаловалась. Морис не мог смотреть на её живот — всё сжимал кулаки. В ближайшем лесу карета, наконец, остановилась, и Джеймс глянул на Мориса: — Всё, как мы договаривались. Он собирался ещё что-то сказать, но неловко замолк. Морис буквально чувствовал повисшее напряжение, пока выбирался из кареты с помощью своего сопровождающего. Глупый щенок-идеалист Джеймс немного растерялся, ведь пленник связан, побеждён, и тут на сцену должно было выступить великодушие, всепрощение... что там ещё полагается? Морис сам когда-то был таким. Даже хуже, с омерзением думал он, глядя, как ничего не понимающего Румпельштильцхена тащили в лес. Сзади раздался истеричный взвизг Золушки: «И за Томаса ему добавьте!» Морис даже не оглянулся. Румпельштильцхен сидел на пеньке, хмурясь и рассматривая свои связанные руки. Справа от него встал человек в чёрном плаще, и маг бросил на него любопытствующий взгляд. Он не знал, что это личный палач Мориса. Морис подошёл поближе, улыбаясь, как сам Румпельштильцхен улыбался ему в его собственном дворце. Теперь беспомощным себя должен чувствовать монстр, а не градоправитель, просивший помощи и не знавший, чем это обернётся для его девочки. Для Белль. — Ты? — Румпельштильцхен узнал Мориса и недобро сузил глаза. Видение окровавленной, кричащей Белль встало перед глазами. Морис взмахнул рукой, раздался звук пощёчины, и Румпельштильцхен слетел со своего пенька. Сукин сын, опорочивший невинную овечку. — Ты заплатишь за то, что случилось с Белль, — Морис еле сдерживался, чтобы не начать пинать его, забыв обо всём. — Жаль, что не сдохнешь, но твоя участь будет хуже смерти. Румпельштильцхен медленно поднялся на ноги. — Это ты... виноват в её смерти! Ты, не я! — Он резко подался вперёд, словно собираясь сам ударить Мориса связанными руками. Палач, оказавшись сзади, мгновенно схватил Тёмного за волосы и рывком дёрнул к себе, заставив вскрикнуть от боли. Голова Румпельштильцхена откинулась назад, и с каким удовольствием Морис бы перерезал это горло! — Я виноват? — Он ударил ещё раз, и кровь брызнула с тонких губ Румпельштильцхена. Морис брезгливо вытер пальцы о мантию. — Она сбросилась с башни из-за тебя! — С башни?.. — Морис отступил, не понимая, а потом засмеялся каким-то нелепым крысиным смешком. — Она умерла в родах, отродье преисподней! Она была беременна твоим ребёнком! — Ч-что?! — Румпельштильцхен задохнулся и обмяк, уже не пытаясь вырваться из крепких рук палача. — Нет... Нет! Белль... я не... я не знал... Он успел сказать это — перед тем, как кулак Мориса врезался в его челюсть. — Она умирала, потому что твой бастард рвал её на клочья изнутри, — он почти ревел и бил наугад, — она кричала и звала тебя, сукин ты сын, а когда твой... твой сын родился, у неё и отлетела душа! Мёртвый, ссохшийся и жёлтый, как ты сам! Из неё выходила чёрная слизь, чёрная дрянь, — Морис нанёс удачный удар и с блаженством услышал, как хрустнул сломанный нос, — твоя тьма! Ты убил Белль, ты!.. Румпельштильцхен больше не сопротивлялся; на его окровавленное лицо свесились волосы, а худое тело сотрясала дрожь. Побои Мориса для него были ничем рядом с тем, что Румпельштильцхен только что услышал — и, поняв это, Морис шагнул назад, уставился на сбитые костяшки пальцев. Так и вправду не знал!.. Тем хуже для монстра. Он забыл про Белль, использовал и бросил. Сквозь зубы Морис велел своему палачу: — Приступай. Тот кивнул — и, затянув покрепче верёвки на запястьях Румпельштильцхена, связал ещё и ноги. — Что вы дела... — простонал Румпельштильцхен, выплюнув кровь, но тут ему умело заткнули кляпом рот. А затем палач принялся стаскивать с пленника узкие кожаные штаны. Глаза Румпельштильцхена наполнились ужасом, и Морис снова заулыбался — теперь Белль будет отомщена. Румпельштильцхен мычал, дёргался, пытался отползти, но сам Морис присел рядом и удерживал его, навалившись сверху. В свете луны блеснул острый нож. — Всё резать? Полностью? — деловито уточнил палач. Улыбка Мориса стала ещё шире: — Всё. Если бы не кляп, Румпельштильцхен захлебнулся бы своим криком, когда нож опустился на его детородный орган — большой, покрытый золотистыми чешуйками. Морис отшатнулся от брызнувшей крови, покрепче придавил пленника коленом к земле. Белль наверняка было больно, когда эта нечеловеческая штука входила в неё, и Тёмный, будь он тысячу раз проклят, превращал невинного ребёнка в женщину. Пот от напряжения каплями стекал со лба, но Морис не обращал на это внимания, сосредоточенный на другом. Палач уничтожал то, что осквернило чистоту Белль; Морису это виделось неким символическим актом, и он был доволен. Румпельштильцхен получил по заслугам: он больше не тронет ни одну несчастную девушку, не разрушит ничью жизнь. Изувеченный, он сгниёт в темнице, страдая и физически, и морально. И неважно, откуда взялись эти бредни про башню. — Кажется, всё, — голос человека в чёрном плаще, теперь измазанном кровью, прозвучал буднично. Он вытер нож о штаны Румпельштильцхена и, спрятав его, принялся натягивать их обратно. Отрезанные органы валялись на траве, почерневшей от крови, и палач спрятал их в припасённую суму, чтобы потом сжечь и высыпать прах на могилу Белль — таков был приказ. Морис оглянулся на пленника, который теперь лежал неподвижно — в бледном ночном свете лицо выглядело совершенно серым, с тёмными разводами крови под носом и на подбородке. Волосы рассыпались по траве, и что-то мученическое почудилось Морису в этом зрелище, — радость куда-то рассеялась, пришло смятение. — Тогда тащим его обратно, — Морис тяжело поднялся на ноги, смотрел, как палач поднимает бесчувственное тело Румпельштильцхена на руки — легко, как ребёнка, маг с его худобой и маленьким ростом много и не весил. И снова эти неуместные ассоциации... Принц Джеймс беспокойно ходил около кареты — догадался, что в лесу Тёмного ждали не только побои? Золушка выглядывала из окна; увидев, что Румпельштильцхена несут, а не ведут, она заулыбалась почти так же, как Морис какое-то время тому назад. Отвращение было первым его чувством: маленькая дурёха, по прихоти судьбы ставшая невестой принца, не имела права быть сродни ожесточённому отцу. Почему он испытывал к ней такую неприязнь? Потому что её ребёнок не был отродьем демона, и она не будет страдать, как страдала Белль? Морис оглянулся, наблюдая, как ещё не очнувшегося Румпельштильцхена бесцеремонно впихнули в клетку. Заперев её, палач отошёл, позвякивая ключами, к карете. Морис приблизился, жестом отметая желание Джеймса поговорить. Вспомнил, как рыдала Белль, цепляясь за руку отца, и ей было страшно и больно. Каким умиротворённым казалось её лицо, когда бедная девочка лежала среди белых цветов, которыми служанки со слезами убирали покойницу. Морис на мгновение закрыл глаза, затем открыл. Снова смерил взглядом скорчившуюся фигурку в клетке. И отошёл к карете, стараясь держаться спокойно и с достоинством. Он отомстил за Белль.