* * *
Словно живое доказательство того, что без Учителя не обошлось, на Палпатина рушились известие за известием, и ни одно из них не было добрым. Сначала клонам задали такой небанальный маршрут до Храма, что они всё ещё дотуда не добрались. Потом позвонила перепуганная Санни: оказалось, Таркин видел в ней достаточную конкурентку, чтобы попытаться от неё избавиться. Потом — новая беда: оборвались сигналы с кораблей Ла Ир и Морица. Судя по информации Санни, клоны твёрдо вознамерились избавиться от находившихся там джедаев, и предпочли оверкилл: вместо точечного устранения просто запустили системы самоуничтожения. И теперь вот звонил Энакин, уверенный, что только что скончавшаяся в орденской клинике женщина — его жена Амидала, а вовсе не тилинка Итира. На что шансов было бы минимум, если бы не то, что Амидалы не было на тайной квартире. Неужели она отправилась на вечеринку этих глупых заговорщиков, мечтавших о возвращении сенатского всевластья (или, точнее, безвластья)? Неужели Винду, сам того не понимая, запытал до смерти настоящую Амидалу? Сила помогать отказывалась: истерзанная смертями стольких одарённых, она просто неспособна была выдать что-то внятное, тем более ситу. А Энакин, джедай, кажется, уверен, что умерла именно его Падме. «Может быть, спросить сержанта Сабе?». Увы: эта была в относительно крепком здравии, но повредилась умом от пыток. А терять Энакина было нельзя. Он должен был стать бесценным орудием, идеальным помощником: Избранным на службе Империи. «Даже если это умерла Дива Итира, она будет Амидалой», — наконец решился Палпатин. Он не может потерять Энакина, особенно сейчас, в столь шаткой ситуации — он должен приобрести Энакина. А если "убить" Амидалу и оставить этому, неустойчивому и на грани отчаяния, человеку её — их общего — ребёнка, он будет работать не за страх, а за совесть и благодарность. — Энакин, мальчик мой, то, что ты рассказываешь — ужасно. И разумеется, Винду не останется безнаказанным. Вот что: от моего имени прикажи выдать тебе ребенка... и тело, конечно. Я полагаю, её место — на её родине, в Соборе Слёз. Кто она, как не новая Этномартира? — две гизки одним ударом: и неплохой пиар дома, и — гарантия, что любая другая Амидала, объявись она, будет автоматически объявлена самозванкой. — Так вот, бери ребенка — и немедленно сюда, ко мне. За время грозы многое случилось, в Храме сейчас небезопасно. «Скайвокер — идеалист, он должен быть подальше от резни. И занят тем, что потребует от него всех сил и всего внимания.»* * *
— Вот видишь, и Канцлер того же мнения, что и я, — не удержался дух. — А ты сомневался. — И сомневаюсь. — Я всё ещё могу вернуть её к жизни, мастер Скайвокер. Всего одна жизнь взамен — и... — Я сказал: нет! И убирайся вообще вон, ты мне не нужен. — Что ж, если вы так невежливо настаиваете, до свидания. Но если вдруг вам понадобится моя помощь — просто позовите. Я буду рядом. Ощущение присутствия померкло. Энакин зашёл в клинику и мрачно предъявил мастеру Ушас (если её всё-таки звали именно так) приказ Канцлера. Та, поворчав, согласилась передать младенца и тело, но только вместе с собой и больной Сабе, всё ещё бормотавшей бессвязные молитвы. Так они и отправились к зданию Сената: толстая каламари, аэроносилки с трупом, ещё одни с Сабе и семеро молчаливых дроидов с кюветой, в которой едва шевелилась кроха с белыми волосиками и светлыми-светлыми, почти белыми, глазами. Его дочка. Как только вот её назвать?..* * *
— Я должна, просто должна связаться с Энакином... — в который раз попыталась объяснить Падме. Было ли это очередным эхом предчувствия, подаренным нерождёнными детьми, или просто богатым опытом, но она была уверена: если сейчас не позвонить, он натворит что-нибудь непоправимое. Просто потому, что потеряется, бедный, в этом хаосе, и позволит, наивный, водить себя за нос тем, кто умнее и злее его. Вместо ответа Шелти молча всадила ей пониже плеча инжектор со снотворным. — Ду... — начала Падме наяву и закончила уже во сне: — ра!* * *
Во сне снова были джунгли. Белокаменные ступени спускались к чёрной озёрной воде от чёрных развалин какого-то строения, и на этих ступенях сидел молодой человек в сером мундире, похожем на те, что носит Органа. — Дура, — согласился он. — Но ею руководят лучшие чувства и благородные намерения. — Как и большинством дураков. Это ты — чудо? — Хм... — он погладил себя по длинным, забранным в хвост волосам. — Приятно это слышать, знаешь ли. Да, я — чудо. Хм, говорить это тоже приятно... но к делу. — К делу. Ты говорил что-то о том, что всё объяснишь, когда мы будем наедине. Я слушаю, — потребовала она. — Всё объяснить я не обещал, да это и не в моих силах. — И всё-таки? — С чего начать? С древнего и могущественного духа, с твоего союзника или?.. — Давай с союзника. Это Канцлер, верно? — Да. И он отдал приказ убить всех джедаев — как ты уже догадалась. Более того, сейчас он промывает мозги твоему мужу, убеждая его и всех остальных, что мёртвая тилинка-двойник — это ты. Всё ради власти и немного из-за страха перед им же убитым учителем. Давно мёртвым фанатиком, который, конечно, натворил дел, но совсем не тех, каких боится ученик-убийца... больная совесть шутит с нами причудливые шутки. — Я должна немедленно... — Ты будешь спать ещё долго, — с жалостью посмотрел на неё юноша. — Шестнадцать, может быть восемнадцать часов. Если это тебя утешит, то Шелти сама пожалеет о своей глупости — когда по всем каналам начнут показывать несчастную мёртвую совсем-не-королеву-а-просто-сенатора Амидалу. — Но Энакин! Я позвоню ему — и он узнает меня, он поверит мне... — она горько замотала головой. — Он же должен... — Должен. Но всегда ли мы поступаем, как должны? Ты ведь сама знаешь... — Он наивен, внушаем и очень упрям. Один раз его легко убедить, а вот переубедить — почти невозможно. Увы. Но... может быть, не сейчас. Может быть, надо и правда выждать. Он чуткий, он ощутит фальшь вокруг... так, стоп. Давай-ка про духа. — У него много имён. Я слышал, при рождении его назвали Тенебрей, но это звучит слишком пафосно, чтобы быть правдой. Достоверно одно: под именами Витиат и Валкорион он был императором — единоличным правителем Древней и Вечной Империй. И он узнал истинный секрет бессмертия: если поглотить достаточно чужих жизней, свою можно продлевать практически безгранично. Одна проблема: периодически его носителя убивали как следует, и это упокаивало его надолго — иногда очень надолго. — Он твой враг? — Он пытался использовать меня, а я этого терпеть не могу, — пояснил молодой человек. — Так вот, поколение назад один ситский фанатик, решивший отменить Бейна, нашёл хороший рецепт, как вызвать Витиата: нужен несложный ритуал и много-много смертей. Нужна большая война. Он сговорился с джедаями — конечно, не раскрывая им истинной цели своих поисков. Пообещал им Избранного. Они затеялись с экспериментами и подготовкой большой войны, и тут крохотная пешечка — своевольный дикарь-ученик — вмешался в процесс. И убил учителя. — Но было уже поздно, да? — И да, и нет. С одной стороны, витиатоугодная война разыгралась, как ей и полагалось. С другой, витиатово тело — тот, кого джедаи в ослеплении звали Избранным — без присмотра выросло в самостоятельную личность. — Моего мужа, — севшим голом пробормотала Падме. — Твоего мужа, да. Что, готова вот сейчас предать его, а? Сказать, что всегда видела в нём что-то тёмное и зловещее, этакую печать зла? — глаза незнакомца стали совсем синими и очень недобрыми. Она только покачала головой. — Если и видела, это было его, а не какого-нибудь там императора. Энакин сложный человек, в нём хватает и злого, и доброго. Но это его. Не чьё-то там ещё. Он человек, а не... не... не болванка под кого-то другого! — Хорошо. Хорошо, что ты так считаешь. Но даже одобрение прозвучало как-то зловеще. — Итак, моего мужа хочет... сожрать этот Император, который становится тем сильнее, чем больше гибнет народу. А Канцлер устроил резню джедаев, потому что это как-то гарантировало ему его желанную империю, — Падме сердито сложила руки кренделем и сосредоточилась. — Что я могу с этим сделать? Почему ты выбрал меня? — Как я уже сказал, я не выбирал. Скорее, ты меня позвала и я счёл, что у нас общие враги и практически общие цели: мы оба хотим мира в Галактике. Ты — по долгу службы. Я — потому, что скоро для меня снова распахнутся Врата Рождения, а я хочу вторую жизнь прожить в более упорядоченной и пригодной для обитания стране, чем первую. — Если так, ты опоздал. — Отчего же? Моя жизнь будет, я надеюсь, достаточно долгой. Хотя детство да, уже практически безнадёжно испорчено. Молодой человек посмотрел на огромный газовый гигант, освещавший ночное небо. Развёл руками: — Я могу дать тебе знания. Всё, что я знаю о Витиате и об этой авантюре. А взамен... взамен ты сделаешь всё, чтобы он не вернулся. И чтобы в Галактике был порядок. Не забывай, ты любимая жена его потенциального вместилища, пусть он тебя и похоронил. Ты многое можешь — самым своим существованием. А ведь ещё и дети будут... Падме вздохнула. Любая сказка, особенно набуанская, подсказала бы ей, что это плохая сделка. Но она слишком хотела вернуть себе Энакина, хотела переломить нерушимую цепь дурного, разрушить громоздящиеся злобные планы. И она сказала: — Ладно. Уговор. И протянула руку — как положено у набуан, левую. Руку сердца. И молодой человек пожал её своей, механической. Сделка была заключена.