Вопрос веры

Он судорожно пытается схватиться за остатки вразумительности. Рассудка, ныне дрожащего ознобом страха, давно потонувшего под тоннами предательского чувства. Скрежет ветхих скреплений коляски разрезает слух, проходится невидимыми иглами по поверхности уплывающего сознания. У него нет сил на то, чтобы осмотреть обшарпанные коридоры, пока его, пойманного, увозят невесть куда. Это выше его усталости. Краем уха мужчина улавливает предложение покинуть злосчастную лечебницу: очередной изуродованный машет беспечно в сторону выхода. По ту сторону стен льет дождь, и Майлз многим бы пожертвовал - лишь бы ощутить свежесть капель на коже. Этот поступок низок: Трагер указывает ему на собственную беспомощность. Не акт гуманности, но и Маунт-Мэссив - совершенно неподходящее место для таких громких слов. Они вновь исследуют перепачканные кровью закоулки, и он успокоен незнанием того, что произойдет дальше. Равнодушное спокойствие мгновенно оказывается расшатанным полуживыми калеками, прикованными к койкам, что встречаются им за поворотом. Уроды выставлены напоказ с определенной целью, находясь в коридорах. Видимо, это дело рук Трагера, в этот момент отпускающего саркастические шуточки. Наконец, когда плачевный исход уже очевиден, мысли отрезвляются окончательно. Поздно, однако. Металл угловатых предметов касается кожи рук, сперва несколько осторожно, охлаждая. -...Убийство в его простейшей форме, но что происходит, когда все деньги исчезают? - все прошедшее время ублюдок бормотал монотонным голосом неведомые для понятия фразы. Он особо не вслушивался, лишь хрипел оглушенно и боязно, и будто страх нисходил мерзлыми парами из раскрытых ноздрей и рта, - Ну, деньги становятся вопросом веры. И я здесь именно для этого. Заставить тебя поверить. Панический ужас возрастает до крайности в момент приближения к нему этого несуразного умалишенного с длиннющими ножницами. Горло сразу же сжимается от утробного рыка и криков, а глазницы закатываются подальше, все млеет перед глазами. Мужчина мог бы определить себя нервом, разрывающимся напополам, отчего все места горят и искрятся страданием. И его заполняет уничтожающей злобой, ведь чертов Трагер пощечиной заставляет обратить внимание на свои идиотские бессмысленные нравоучения. Это лишь сосредотачивает на болезненных ощущениях в местах пальцев. Он оглушен, не в состоянии расслышать собственных криков, вообще не в состоянии что-либо сделать. А голова откидывается назад. Трагер не дает шанса передохнуть, сразу же, пока тело обмякшее, закидывает его на стальной столик-каталку для операционных инструментов. Предварительно освободив плоскость от всего лишнего, а Майлза - от оков инвалидной коляски. Тот все так же стонет кратко и часто, потому что боль до сих пор угрожающе горяча. Странно то, что он вдобавок не отрубился от болевого шока. Репортер вскрикивает измученно, чувствуя касания на своих ладонях - чересчур близко к ране. Его руки оказываются утянуты ниже, к округлой перекладине на столе, и вновь заключены в ловушку. Тело растянуто на кровавом металле наподобие струнки, и мужчина чувствует опасность этой позы. Но понимание ситуации разбавлено пресловутой болью - он не нервничает. До той поры, пока неопрятные руки не начинают царапать когтями кожу, спрятанную под одеждой. Майлз давится слюной, поглощенный отвращением. В следующее мгновение его брюки бесцеремонно сдернуты, а онемевшие руки трясутся в попытке освободиться. Он морщится при соприкосновении кровоточащих обрубков и металлической перекладины. Он зажмуривается в абстрагировании, пытается не чувствовать, как холод окружил бедра и паховую зону. Сжимает челюсти, из которых против воли вырываются оглушительные крики - в него вторгается чужая твердая плоть, проталкиваясь до конца одним толчком. Боль в пальцах частично замещает иную, и, скорее всего, план в этом и состоял. Он тотально раздавлен, размазан ровным слоем. Это... обидно. Ему обидно за те издевательства, низвергнувшиеся на него, что не заканчиваются. Их он не достоин. Мужчина чувствует между резкими толчками, как невероятно щиплет глаза - он просто разрешает себе увязнуть в собственной мизерности и чувстве чудовищной ошибки. Всхлипывая, он через сжатые челюсти выдыхает болезненные стоны, и осязая теплую жидкость. Растекающуюся под ягодицами. Очевидно, мышцы ануса порваны из-за столь резкого проникновения. Репортер пытается замереть на мгновения в ожидании конца, а в голове набатом бьются отравленные мысли. «Зачем все это?» Быть может, Трагер этим актом унижения хочет уничтожить мужчину? Унизить, осквернить, уничижить, растоптать, всецело, всецело... Все ничтожное существо Майлза наполняется гневом вперемешку со скорбью. Она слишком ядовита. Точь-в-точь как расчлененная надежда. ...Вскоре, оставленный распростертым на столе, освобождается от оков и хорошо запоминает чувство сладкой свободы. Она чуть больше той, что действительно была прежде, но чувствуется в теле победной. Прошатываясь фантомом по израненным коридорам, не спеша испробует шанс сбежать от калечащих недавних происшествий. Трагер не отпускает, не отпускает. Словно в мареве, проносятся воспоминания великого побега. Они не так важны. Ярчайшая память - сжимание жилистого тела лифтом между этажей, тот живописный образ безвольного трупа, который отпечатался даже на сетчатке глаз, надолго. Тишь. Теперь он верит.