james vincent mcmorrow - we don't eat
- И вот зачем я ввязался в это? – как-то слишком обреченно выдыхает Хеймитч. Эффи хитро улыбается и продолжает вешать шторы цвета «это же кремовый закат, Хеймитч! Что значит, похоже на стряпню Сэй?» в гостиной. Стремянка была одолжена уже пару лет назад у бравых строителей, которые смело восстанавливали Дистрикт Двенадцать, и явно в ближайшее время не собиралась к ним возвращаться. Капитолийская Дива начала свой мини-ремонт в доме и жизни своего Победителя. Бывшая сопровождающая не знает, кто удивился больше ее приезду: она сама, Хеймитч или Лютик, мирно дремавший на грядках Эбернети. Она просто пришла с чемоданом кричащего оттенка и на невероятных каблуках, ругая Пэйлор, которая, видите ли, дома Двендацатого отстраивает, а не его дороги. В ужасно нелепом дорогом капитолийском костюме, еле волоча за собой треклятый чемодан, но с идеальным макияжем и невероятным розовым париком. Пожалуй, бывший ментор именно этот цвет ненавидел больше всего. Особенно в париках Бряк. Она затащила чемодан в дом со словами «нет, что ты, не помогай мне», пока сам владелец мрачного жилища наблюдал за процессом. Хеймитч впал в ступор и, кажется, впервые за долгое время не знал, как реагировать на это. Но его забвение сменилось широко распахнутыми глазами и ругательствами, когда из глубины дома он услышал задумчивый лепет: - Ага, вот это мы выкинем, а сюда добавим ярких красок. А еще надо позвонить Крауну, созвать бригаду маляров и штукатуров. Ой, какая мерзость, Хеймитч, что это? Так, сюда впишется красное дерево, а в этот угол идеально встанет книжный шкаф. О, да, это будет местом для фотографий. Что это? Хеймитч Эбернети, это алкоголь? Сноу упаси, я его еще раз увижу. Это следы когтей кота? И почему они на спинке дивана? Так, а еще тут все надо выкинуть. Да-да, просто непременно. И это было началом конца. В день ее приезда мужчина смог, конечно, отвлечь гостью насмешливыми разговорами и попытался выяснить, зачем она приехала и надолго ли. Бряк только отмахивалась, говоря, что прибыла с особо важной миссией от нового Президента Панема. В качестве наказания героям революции. И сама смеялась, рассказывая про новые выходки Плутарха, или как несколько миротворцев попали в дальнем районе на скрытые капсулы, устроив мини-игры на пару часов. Эффи звонко смеялась, пыталась смести пыль с мебели и смотрела тем самым своим взглядом прямо в глаза. Поняв, что ее покушения на собственное убежище не собираются прекращаться, Хеймитч спровадил капитолийку в гостевую комнату Мелларков под предлогом, что у него в доме слишком грязно для столичной Дивы. Но она все равно вернулась. И утром с кухни потянулся запах булочек Пита, а неутомимая женщина уже носилась по дому в модном спортивном костюме, разгребая многолетние завалы мусора. Кот сидел на диване и, казалось, с гадкой ухмылкой за всем наблюдал. Эффи на второй день уже связалась со строительной бригадой Капитолия, откуда-то достала огромную стремянку и сорвала все шторы в доме Эбернети. Она постоянно говорила про мусор, прошлый век и отвратительный вкус хозяина дома, пока последний уминал булочки и пытался съязвить по поводу зоны комфорта блондинки. Они перекидывались колкостями и шутками, рассказывали друг другу забавные истории, и Хеймитч сам не понял, когда втянулся в процесс уборки и стал выносить строительный мусор на задний двор под многочисленные усмешки Мелларков, уютно устроившихся на своем крыльце. Но каждый раз входя в дом и замечая, насколько там стало светлее, мужчина знал, что стоит благодарить только одну женщину, которая продолжала ругаться по телефону с дизайнером и договариваться по поводу новых обоев. Ужинали они зачастую с Китнисс и Питом, Эффи пыталась несколько раз удивить их капитолийскими шедеврами, пока не поняла, что все ее усилия остаются незамеченными. Но тем не менее Пит старался поддерживать кулинарные таланты сопровождающей, понимая, что ей нужно научиться готовить сейчас, чем в будущем она попытается отравить кого-нибудь еще. Постепенно дом Эбернети стал приобретать приятный вид. Неугомонная блондинка вымыла все окна, подметала каждый день пол, вытирала пыль и даже посадила какие-то отвратительные, по мнению Хеймитча, цветы в саду. Она привезла с собой слишком мало одежды и спустя месяц без зазрений совести одевалась в то, что мог предложить шкаф мужчины. Какие-то наряды остались от его матери, что-то приносила Китнисс, но все равно Эффи упорно выписывала одежду из столицы. По телефону стилисты ей описывали модели, которые она или одобряла, или отвергала, а потом первой почтой получала пухлые свертки. Со временем одежда из столицы стала более простой, без всяких нагромождений и кричащих оттенков, а Бряк лишь отмахивалась, мол, мода стала меняться, во всем эта революция виновата. Хеймитч только смеялся и говорил, что ее капитолийское начало не спрячет ни одна тряпка на этом свете. Появилась и посуда. Явно дорогая, прочная и создающая уют. На кухне также стояли какие-то ультрамодные приборы, чье предназначение и до сих пор для Эбернети остается непонятным. Эффи очистила все комнаты наверху. Они вместе упаковали старые вещи в коробки и перенесли их в подвал, а особенно важные крупицы прошлого расставили на полках. Бряк даже признала, что в них есть что-то винтажное. Портрет Его семьи стоял в красивой рамке на каминной полке, и спустя какое-то время Хеймитч привык к этим переменам. Потому что они часть новой жизни с этой женщиной. Она и не забыла про красное дерево, хрустальные люстры и все время говорила про уникальный стиль домов деревни Победителей. Но бывшему ментору так было наплевать на все это. Он был просто счастлив, что она, Эффи Бряк, находится здесь, в его доме, что не возмущался бы и против портретов Сноу по всему периметру. Одним своим присутствием Дива создавала уют и дарила то самое спокойствие, которое было нужно Победителю. И он был благодарен, что она все еще была здесь. Эффи, конечно, переделала дом по своему усмотрению, даже не спрашивая совета у Эбернети. Она просто понимала, что разницу между кофейным и цветом латте он никогда не найдет, и проще было все сделать самой. Хеймитчу только оставалось удивляться, подписывать чеки и ругаться на счета за телефонные разговоры. Их жизнь неузнаваемо менялась, но никто этого не замечал; словно все так всегда и было, никакая революция не произошла, а жизнь в Двенадцатом постоянно была размеренной и счастливой. Эффи влияла и на Китнисс, к которой изредка заходила; и на строителей, которым поднимала настроение веселой болтовней; и на Хеймитча, само собой, с которым давно делила постель. Она словно была душой нового времени и помогала возрождаться всем вокруг. Бряк без устали писала письма: матери, Энни и даже Крессиде. Их почтовый ящик всегда ломился от конвертов, и, похоже, Диве доставляло особое удовольствие их не спеша перебирать и только потом читать, наслаждаясь утренним кофе. Кофе, который приходит из столицы раз в месяц. Настолько дорогой и вкусный, что даже Эбернети смирился с ужасным напитком. По крайней мере, тот единственный парик, что она привезла с собой, был торжественно полит оставшимся алкоголем в доме и прилюдно сожжен во дворе вместе с ненужным хламом. И жизнь после этого костра стала гораздо лучше. - И почему ты все-таки тогда приехала? Его женщина улыбается и берет Их дочь на руки. У малышки Далии светлые волосы, голубые глаза и очаровательная улыбка. Она взяла самое прекрасное от обоих родителей и обещала вырасти чудным ребенком. - Неужели ты бы смог жить без меня? Эффи выжидает несколько минут ради приличия, насмешливо выгибает бровь и идет в гостиную, где опускает дочь в розовый детский манеж. Так и не получив ответа, Дива, поправив очередной пышный букет цветов в изысканной вазе, поворачивается к Эбернети. - Я просто решила, что проще мне все бросить, чем ждать всю следующую вечность твоего признания. Хеймитч пытается состроить оскорбленную невинность, уже собирается что-то сказать, как его перебивает мелодичный смех миссис Эбернети, улюлюканье, которое издает его дочь, и шум с улицы. Распахивается дверь, Мелларки буквально вваливаются внутрь, перед ними бежит Лютик с важным видом, и все это настолько напоминает сумасшедший дом, что мужчина не может удержаться от улыбки. Самая лучшая женщина приветствует гостей, утаскивает Китнисс в сторону кухни, оставляя мужчин с ребенком, а Хеймитч все еще не может отойти от осознания того, что он абсолютно счастлив. И счастлив уже давно. С тех пор, как Эффи тогда-еще-Бряк вторглась в этот дом и отказалась покидать его жизнь. Далия просит внимания и недовольно кряхтит, Дива с кухни уже просит папочку взять на руки их чадо и параллельно пытается прогнать кота с кухонного стола, ведь «Бог мой, Лютик, это же красное дерево! В гостиной есть тумба, которую выбрал мой муж, вот ее и царапай». Пит смеется, на лице солнышка жалкое подобие улыбки, а Эффи продолжает веселить всех домочадцев обещаниями, что уж в этом году семейство Эбернети обязательно поедет в Капитолий и навестит тещу Хеймитча. На секунду Дива оглядывается вокруг. И видит она счастливого мужа, который редко вспоминает кошмары прошлого мира. Смотрит в лицо Китнисс, которая борется с горем и старается проникаться симпатией к настоящему, и подмигивает Питу, который через тернии к звездам обрел свое счастье. Эффи улыбается еще шире, тискает дочь за щеку и обнимает Хеймитча, чувствуя, что обрела, наконец, свой дом. Есть ли это счастье? Эффи теперь может точно ответить на этот вопрос.Happy End