all right

Он рядом - Питер кожей чувствует это, так, будто ничего не случилось. Похоже, их связь все же сильнее их самих. И гораздо дольше. Роман перемахивает через спинку скамейки и садится рядом, вытягивая длинные тонкие пальцы за такой же длинной и тонкой сигаретой. - Бля-я, - комментирует он, разглядывая появившийся предмет в его руке. - Бля-я, - с усмешкой вторит ему Питер, явно имея ввиду не идиотскую женскую сигарету, которую свистнул у первой попавшейся девицы. Роман думает о том же, о чем и оборотень, и потому молчит - все время, что поджигает сигарету своей дорогой зажигалкой и раскуривает ее. Выпускает дым из легких - сейчас они курят еще больше, чем раньше, рак легких им уже не грозит - и бесцеремонно треплет Питера по волосам, как хорошую собаку. Питер не против, он только усмехается и тянется обнять друга, параллельно затягиваясь его сигаретой - своя у него кончилась, а других пока не было. - Знаешь, - неожиданно заявляет Роман. - Это почти поцелуй. Эта фраза, взятая откуда-то из далекого прошлого, заставляет их обоих взорваться смехом. Произнесенная так, будто между ними ничего не было, она вызывает просто убийственную реакцию. Кажется, они успели перепробовать все виды отношений - от нежной, светлой любви до сжирающей изнутри ненависти. Но одно осталось неизменным - они по-прежнему семья. Питер старается не смотреть на тонкие полоски шрамов на горле Годфри, даже когда целует, закрывает глаза, хотя Роман смеется и говорит, что это уже неважно. Свои - обязательно тонкие, будто ничего не значащие - раны и на горле, где рубили голову во время похорон, и на ребрах, куда врезался фургон, когда он выбежал на дорогу, даже зверем будучи не в состоянии стерпеть всю ту боль, что испытывал - он тоже старается не видеть, даже не вспоминать о них. Хотя Роман прав, это все уже совсем неважно, и Дестини с ним в этом согласна - Питеру бы послушаться их, но чуткое звериное существо, которое все еще является его частью, говорит - это не так. Важно все, что случилось, каждая деталь. Ничего не стоит забывать. Свадхистана говорила ему об этом, а Николай говорил, что всегда надо доверять своим яйцам. Он был прав, конечно, но вот только Питер сделал все по-своему. Он говорит себе, что у него не было выбора, в такие моменты он не может смотреть в глаза Роману, потому что знает - выбор у него был. Оставить Романа, навсегда, и тогда все были бы живы. Но это все уже не важно - голоса Романа и Дестини наперебой говорят ему это внутри его же черепа, и Руманчек в очередной раз слушается, отвыкший делать так, как говорит его Свадхистана. - Можно посмотреть? - снова нарушает воцарившуюся тишину и мысли Питера Годфри. Питер смотрит на него своим долгим взглядом, завороженно наблюдает, как губы Романа обхватывают тонкий фильтр, и кивает. Роман всегда говорит одну и ту же фразу, тоже взятую из бесконечно далекого, их общего прошлого. Он один может смотреть на то, что творится в мире - он все еще может быть там призрачным белым волком. А Роман, в свою очередь, безошибочно находит местоположение Нади. Так выходит и сейчас - они по обыкновению берутся за руки, и вот уже мягкие полупрозрачные лапы ступают по пожухлой осенней листве. Роман здесь совсем невидим, но все равно ступает осторожно, словно бы не уверенный, можно ли ему тут находиться. Питер тоже не уверен, можно ли ему, но с другой стороны, он не понимает, кто ему может запретить. Кто вообще способен запретить им хоть что-то? Они выходят из леса и идут к небольшому деревянному дому, оба смотрят в окно - Питеру приходится поставить тяжелые - на самом деле невесомые - лапы на обратную сторону подоконника - и видят свою дочь, которая сидит за обеденным столом и старательно что-то пишет. Наде в этом году уже семь, она ходит в школу и прилежно учится. И совсем никого не пугает. Шелли приносит ей тарелку с печеньем, и Надя отрывается от своего занятия, обнимает ее, а потом, когда тетя уходит, смотрит своими ярко-синими глазами в окно. Питеру кажется, что она смотрит на них, и он не собирается привлекать внимание - становится на задние лапы и осторожно тянет Романа за штанину. - Я хочу поговорить с ней, - Руманчеку ясно слышна мольба в его голосе, но он, как и сам Роман, знает - нельзя. Можно только смотреть и защищать в момент опасности, показываться и говорить - нельзя. Он чуть с ума не сошел, когда вернулся один, а потом обнаружил, что чертов Годфри играет с трехлетней дочерью в чаепитие. Тогда всем пришлось несладко, Дестини ему такое внушение сделала, что Питер больше не собирался повторять своих ошибок - зорко следил за Романом до тех пор, пока они оба не вернулись. - Не делай так, - почти сразу сурово говорит он. - Знаешь же, что нельзя. - Знаю, - голос Романа звучит жалко, и целую секунду Питер давит в себе змею злости и тоски, надежды и желания - проклятый уроборос, пожирающий самого себя. Он тоже хотел бы, хотел бы поговорить с ней, но он может появляться там только в образе волка. Питер надеется, что у Шелли остались их с Романом фотографии, и точно знает, что Надя их видит. Всегда. - Мы делаем то, что можем. Защищаем ее. Как всегда, - твердо говорит он, а затем, без предупреждения, подныривает под его руку и крепко обнимает. Все, что ему нужно - это чувствовать, что Роман обнимает его в ответ. Все, что ему нужно - это чувствовать его мягкие губы на своих губах и чувствовать, что все было не зря. Что сейчас все идет правильно.