Дар Оберона

Приказ был уже подписан, и королевская печать уже красовалась внизу. И даже можно было тихонько порадоваться и попредвкушать: как привозят эту рыжую красотку, как она будет бояться, вздрагивать – как тогда, в Ноттингеме. Правда, в Нотингеме она под конец сопротивлялась как бешеная кошка. Но сейчас она будет тихой и покорной – а если не будет, он покажет ей камеры пыток и намекнет, что ее ненаглядный молодой рыцарь вполне может очутиться в одной из них. И ведь все равно очутится – только позднее. И там уж король отведет душу за все: за старое - упущенных разбойников и пропавшее зерно, а особо за новое, живое и яркое, режущее глаз, как вот сейчас режет глаз это проклятое июньское солнце… И вот надо было аббату приехать именно сейчас! С письмом от супруги и пачкой письменных свидетельств, подтверждающих, что Гай Хантингдон следовал приказу графа Честера, когда оставил обоз принцессы, и что не бросался он на замок Брана против воли графа Ранульфа, как было ранее доложено Его Величеству. Причем свидетельств было много – от уцелевших солдат до обозных слуг, а самым неприятным было свидетельство графа Глостера о том, что девушка, которую Честер выдавал за свою дочь, вовсе не была его дочерью, а была подослана враждебными валлийскими правителями. И откуда только Глостер об этом узнал? Хотя старик обычно знал гораздо больше, чем могло показаться. - С каких это пор королева занимается политикой? – пробурчал Джон, зная, что этого хитрого аббата можно не стесняться. Ценный человек – без предрассудков. - Ее Величество в тревоге, - почтительно склонил голову аббат де Рено. В тревоге – еще бы! Королева взяла за обыкновение поставлять ему строго отобранных сучек и не желает отдавать ему привилегию выбора. А еще она ни с того, ни с сего упомянула о прекрасной соколиной охоте на землях графа Честера. Король прищурился: если чем его можно было отвлечь от сладострастных мечтаний, то только перспективой перетасовки своего ближайшего окружения. Тех, кто посильнее, тех, кто побогаче. Бароны, замышляющие ограничить королевскую власть, но главное – Ранульф де Блондевиль, граф Честер. Что ж, можно взяться за Честера – тем более, что осложнений, вроде напряжения между ним и королевой это не предвещало. И повод может даже плавно перерасти в причину – неблагонадежность это уже причина Конечно, королеве и Глостеру тоже хочется по кусочку валлийских владений сэра Ранульфа – но тут король усмехнулся. Нет уж, отказ от рыжей красотки должен быть чем-то оплачен. С сожалением полюбовавшись на красивую печать, король швырнул свиток в угли высокой жаровни-треножника и долго смотрел, как он потрескивает и корчится, сгорая. - Пиши!- повернулся он к почтительно склонившемуся за маленьким столиком писцу *** Незаметно сгущались серые сумерки – почти без страха, почти без боли. Чуть кружится голова. Марион открыла глаза и столкнулась со взглядом Гая – и снова, в который раз, отметила, что ей еще никогда не удавалось застать его спящим, кроме тех ночей в монастыре, когда он растворялся в пламени лихорадки. Он плохо умел расслабляться, он всегда был начеку и просыпался от малейшего движения. Мой солдат, подумала она с горечью, мой любимый стойкий солдат! Но сейчас в его уж слишком влажно блестевших глазах была тревога, и чуть шевельнулись мокрые потемневшие стрелы ресниц. - Что с тобой? - Так, дурные сны. Ты меня тогда жутко напугала, пока я тебя вез, - попытался Гай улыбнуться. - Не делай так больше… пожалуйста. Это был первый раз за всю неделю, что они жили в замке Честера, когда Гай рассказал о своем страхе. В это время откуда-то снизу раздался приглушенные толстыми стенами крики, затем грохот и звон. - Что там? – спросила Марион, приподнявшись. Звуки не оставляли места для других толкований – внизу шла драка. Гай потянул к себе пояс с мечом и, на ходу застегиваясь, пошел к двери. На полдороги он с беспокойством обернулся. - Никуда не выходи, ладно? Внизу он увидел сгрудившихся в углу служанок графа Честера, де Рено, пытающегося остановить Роберта Хантингдона и сквайров де Бурга, повисших на плечах хозяина. Сам Честер, скрестив руки на груди, с усмешкой наблюдал за происходящим. - Прекратите, Роберт! Роберт! – умолял де Рено. - Что происходит, милорд? – постарался Гай перекричать гам и стук. - Граф Роберт решил вызвать на поединок вашего дядю, - с усмешкой поведал Честер. - Могу я узнать, что они не поделили? - Да еврейку! Де Бург хотел показать нам, как он с ней развлекается… пока нет дам, - Честер брезгливо поморщился. Братец никак не может преодолеть свою тягу спасать несчастных, усмехнулся Гай. - Вон, привязал ее к держателям для факела – сказал, что ему ваш о… сэр Эдмунд этот способ показал, - продолжил Честер. Гай повернул голову и увидел белую тонкую фигурку с поднятыми вверх и в стороны, растянутыми между двух держателей руками. И разом пропали веселые, украшенные гобеленами стены замка Честер… Он зажмурился, пытаясь отогнать то, что предстало сейчас перед его взором – свинцово-серые камни свода, нависшие над головой, деревянные, потемневшие от времени, источенные жучками перекрытия башни. Свинцовая тяжесть во всем теле, так хочется расслабить мышцы и просто повиснуть - но стоило только повисеть подольше, как переставало хватать воздуха, сдавливало грудь и начинало темнеть в глазах. И каждый раз он, ненавидя свою слабость, снова вздергивался вверх, и беспомощное одиночество и тяжесть собственного тела, грозящая задушить, была намного страшнее плетей… Он медленно поднял голову, находя взглядом Роберта. Тот уже спокойно стоял перед сэром Эдельбертом. - Я вызываю вас на поединок чести, граф Хантингдон, - раздался дрожавший от ярости голос де Бурга. - Завтра, во дворе замка. Дождавшись кивка Роберта, сэр Эдельберт подошел к Гаю. - Я надеюсь, моим ассистентом в этом поединке будете… - Предупреждаю вас, что в случае поражения моего брата («Брата»? Он, он назвал так Роберта?) вам или вашему ассистенту придется скрестить меч со мной, сэр Эдельберт де Бург! - перебил его Гай. Он чувствовал, как яростное и веселое пламя заполняет его голову – и оттого было сумасшедше легко. Видно, Локсли поделился с ним огоньком. Бледный Роберт уже отвязывал дрожащими руками руку девушки и вздрогнул, когда подошедший Гай, достав кинжал, просто перерезал веревки на запястье ее второй руки. Сара смотрела прямо перед собой невидящими глазами. Гай задержал взгляд на ее руках – да, именно танец тонких рук над свечами и тихое тепло дома захватило его тогда. - Боюсь, она потеряла рассудок, - заглянув в черные остановившиеся глаза, тихо сказал Роберт. Гай ничего не ответил, но подумал, что это к лучшему. Ее отец умер, а единоверцы, как подозревал Гай, не захотят принять еврейку, побывавшую наложницей рыцаря. Вдвоем они отнесли Сару к людской и попросили служанок позаботиться о ней – хозяин был занят разговором с Эдельбертом и де Рено. - Тебе придется постараться, братец, - заговорщически ухмыльнулся Гай. - Сэр Эдельберт очень хорошо владеет мечом. Роберт ничего не сказал. Он еще не мог до конца осознать, что Гай – Гай, его заклятый враг, привычно прозвучало в голове… стой, а может, уже вовсе не такой заклятый..? - Спасибо, что стал моим ассистентом, - неожиданно для себя сказал он. Гай вдруг, словно спохватившись, ощетинился. - Я просто не люблю должать. Это за то, что ты помог Марион. - Как она? – миролюбиво спросил Роберт. - Уже получше. *** Жара. Лица… лица – их много. Вот Мария, их служанка – что тебе, Мария? Свечи, зажечь? Ты снова пришла ко мне – со своим вытекшим глазом и лицом в лиловых разводах. С порванной юбкой – как же ты не берегла такую красивую ткань! - и красной от крови грудью. Тебя убили? Но ведь ты христианка! Я не бросала тебя, нет!!! Я просто хотела скорее уйти, я просто не думала, не знала… Я думала об отце, сестре и брате. Я… уйти! «ибо развратился народ твой, который ты вывел из земли Египетской...» Уйти? Девушка готовит вино с травами – такие у нее золотистые волосы, такие… солнце в волосах. Льдистые вспышки голубого… голубым по золоту.. золото в лазури… «Мы все это поправим, когда я женюсь на тебе» «И сказал Господь Моисею: Я вижу народ сей, и вот, народ он — жестоковыйный»… жестоковыйный… Неужели мы жестоки – мы? Нет, это они, они заставили нас, они принудили! Почему ты не смотришь на меня? Почему смотришь мимо, сквозь – я вот она, я твоя смерть… твоя смерть, филистимлянин, бойся меня! Тебя сейчас повесят, филистимлянин… Она насыпает смерть в вино – здесь все пахнет смертью… Только тихонько, чтобы не почуяли крылья демонов – а то не пустят… Как сладко! « …скоро уклонились они от пути, который Я заповедал им: сделали себе литого тельца и поклонились ему, и принесли ему жертвы» Жертвы… *** - У нас сегодня ужин под знаком благородного защитника дам, - де Рено со злой насмешкой посмотрел на Роберта, тотчас же уткнувшегося в тарелку. Леди Клеманс и Элиза непонимающе переглянулись, а сэр Эдельберт хмыкнул. - По этому поводу позвольте рассказать одну историю, - продолжил де Рено, в упор глядя на сидевшего напротив Роберта, – о благородном рыцаре и прекрасной сарацинке. Марион, еще бледная, в платье, подаренном леди Клеманс, сидела рядом с Гаем и почувствовала, как чуть дрогнул его локоть. - Жил когда-то один молодой пылкий рыцарь – имени его история нам не оставила, - начал де Рено. - И вот отправился он в поход в Святую Землю. И в одном городе его владетельный сеньор вознамерился изничтожить некое зловредное сарацинское семейство – не важно, по какой причине. Однако благородный, но не слишком умный рыцарь, которому запала в душу прекрасная сарацинка, дочь того семейства, предупредил их. Они бежали, а рыцарь последовал за ними. В дороге их встретили некие люди, вдруг проникшиеся сочувствием к сарацинскому семейству. - Тоже сарацины? – послышался голос Элизы, слушавшей рассказ, по-детски подперев кулаком скулу. - Ну… назовем их просто разбойниками, - осклабился де Рено. Марион вслушивалась в его рассказ с непонятной тревогой. Она только в общих чертах знала о происшествии – Гай рассказал лишь, что он будет ассистентом на поединке Роберта за честь одной девушки. Рассказ отдавался каким-то довольно давним воспоминанием – еще из тех времен, когда она жила в Шервуде с Робином Локсли. - И вот разбойники, давно точившие на рыцаря зуб, связали его и спросили у сарацин, кто его обвиняет. И что бы вы думали, господа мои? Де Рено сейчас смотрел в упор на Роберта, сидевшего прямо перед ним. Тот, притихший и подавленный, во все глаза глядел на бывшего шерифа, стараясь понять, что скрывается за его притчей. - Девица-сарацинка вышла вперед и своим серебристым нежным голоском потребовала для рыцаря казни – повешения. За то, что он участвовал в крестовом походе и истреблял сарацин. И красивые глаза ее горели желанием увидеть, как он будет задыхаться в петле. Так что – поосторожнее с сарацинками, господа мои! - Какая прекрасная притча! – воскликнул сэр Эдельберт и несколько раз ударил ладонью о ладонь. - И какая коварная сарацинка! – с улыбкой проговорила леди Клеманс. – Поистине только нехристь может требовать смерти своего спасителя. - А девушка знала, что это… тот рыцарь предупредил ее семейство? – вырвалось вдруг у Марион. - Конечно, знала, - неожиданно ответил за де Рено Гай. - Рыцарь признался ей в своих чувствах и предлагал выйти за него замуж. Я тоже слышал эту историю от… кого-то из тамплиеров, - добавил он, спохватившись. - Господин! Милорд! – вбежали в зал две молоденькие служанки. - Еврейка – она… она мертва! - Она умерла! – запричитала высокая блондинка с двумя толстыми золотыми косами. – Тебя, Джейн попросили присмотреть за ней, а она умерла. - Это Милизинда наливала вино в тот кубок! Это она готовила укрепляющее питье для леди Марион! – выбежала вперед темненькая вертлявая девушка. - Глупые куры, что раскудахтались? – накинулся на них сквайр графа Честера. - Пошли вон! - Милизинда! – вскочила Элиза. - Готовила питье для леди Марион? – она посмотрела на мать. Та хотела что-то сказать, но девушка, глядя в глаза отцу, твердо произнесла: - Я никогда не буду с королем, слышите? Никогда! С этими словами она стремительно выбежала из зала, а граф и графиня Честер бросились за ней. Сэр Эдельберт, помедлив, скользнул куда-то в сторону людской. *** Оставшиеся без хозяев гости постарались сделать вид, что ничего не произошло. Но фраза Элизы про питье для леди Марион и странный внезапный переход к наложнице короля поразил и встревожил всех. Всех, кроме де Рено, пребывавшего в состоянии мрачной задумчивости. - Король… леди Марион, питье, - проговорил, наконец, Роберт. - Меня предупредила юная леди Элиза, - тихо сказала Марион, - чтоб я не принимала пищу из рук той служанки, белокурой. - Что тут понимать? – пренебрежительно протянул де Рено, - всем известно, что королевские фаворитки, хоть и меняются часто, все же пользуются определенным влиянием. Вот граф и вознамерился пристроить свою дочку. А для этого, видимо, решил сперва устранить конкурентку – вас, леди Марион. Мы ведь все знаем, - тут он пристально посмотрел на Роберта, - какую смуту вы внесли некогда в сердце Его Величества. - Надо уезжать! – поднялся Гай. - А как же поединок? – вскинулся Роберт. - Это бесчестно – бежать! Гай чуть прищурился. И переглянулся с уже поднявшимся де Рено. - Поединок, скорее всего, состоится прямо сейчас. Они потихоньку вышли во двор. Слуги Честера, занятые своими делами, не обратили внимания на Роберта, проскользнувшего в конюшню. Встретившемуся там конюху он не допускающим возражения тоном отдал приказ помочь ему вывести коней. - Мы хотим поехать на прогулку. Де Рено и Марион уже выехали за приоткрытую калитку, ведя всех коней, когда во дворе раздались крики: - Задержите их! Гай и Роберт увидели человек десять людей Честера, бегущих к ним, а следом за ними сэра Эдельберта. Не сговариваясь, оба обнажили мечи и встали у опускающейся решетки ворот – спина к спине.