Элизабет, просто Элизабет (рабочее название).

Очередной, ничем не примечательный день моей жизни подходил к своему завершению. Как это частенько бывает, прохладный летний вечер (впервые такая приятная погода для отдыха на свежем воздухе) промчался с невероятной стремительностью. Я сладко зевнула, потирая глаз кулачком. Последние полчаса буквы были почти не видны из-за отсутствия солнечного света, но я на чистом упрямстве дочитала главу до конца. Ну почему Надежда Кузьмина так круто пишет? Сколько дней и ночей ярые фанаты просидели за печатными и электронными изданиями, с головой погружаясь в безумные приключения принцессы Бель и вникая в сложности характера Тимиредис? А я именно такая любительница её творчества! Конечно, все её книги чудо как хороши, но мир Гелиана — это просто что-то невероятное! Я немного повертелась в мягком кресле-качалке, поставленном в уголочке крылечка частного дома, в котором я провела всю свою сознательную жизни. Перед глазами, повинуясь дуновению ветра, прогибались ветви старой яблони, которая последние несколько лет яблок не даёт, но укрывает густой тенью обеденный стол, за которым мы дружной семьёй и близкими друзьями любили отмечать праздники. Я так погрузилась в свои воспоминания о семейных гуляньях, что не услышала приближающегося ко мне звука шагов. — Лизка, так вот ты где? Спинку моего персонального насеста резко потянулись назад. Я не ожидала от судьбы такой подлянки и совсем по-детски завизжала, пытаясь руками ухватиться за воздух. Понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что я никуда не падаю, и пришло время ругаться с тем не хорошим человеком, который посмел нарушить мой покой. — Ты очень-очень нехороший человек! — сказала я предельно спокойным голосом, все ещё пытаясь справиться со своим накатившим страхом и всеми его последствиями. — И в очередной раз прошу вас, Михал Михалыч, не называть меня этим плебейским именем! Тёплые и такие родные руки притянули меня в сильные объятия, разом разогнав все возмущения. Папа Миша всегда знал, что я его очень люблю, но иногда он такой вредина! — И чем тебя не нравится это имя? У меня язык сломается каждый раз называть мою любимую дочку Элизабет, — все тем же веселым голосом сказал папа Миша, целуя мою буйную (по его мнению) голову. — Тогда можешь просто всегда называть меня любимой дочкой и точно не ошибешься, — моё настроение окончательно поднялось и, чмокнув подставленную специально для этого поцелуя щеку, выбралась из капкана сильных рук. — А чего ты вообще искал? — Подумал, что если тебе не напомнить, то ты так от книжки и не оторвешься, совсем забыв об ужине. Тебя же скоро ветром сносить будет! — Это мамина фраза, не воруй её причины поворчать, — я схватила родителя за руку и потащила его на кухню, но на полпути вспомнила об оставленной на улице любимой книге. — Я сейчас, — сказала и побежала в сторону входной двери. Но на моём пути неожиданно оказалось препятствие. Споткнувшись о рыжего безобразника, по ошибке природы ставшего котом Васей, я отправилась в недолгий полёт, приземлившись точненько на деревянный порожек несчастными коленками. — Лизка! — звук нелюбимого с раннего детства имени мне нанес на порядок больше боли, чем очередной ушиб. — Ты самый неуклюжий на свете ребёнок! Опять по дому бегала? А я ведь тебя предупреждала! Девочка должна ходить медленно и плавно, с высоко поднятой головой… — моя мамулек хотела сказать ещё что-то, но я решила свернуть эту лекцию по этикету. — Да-да, чтобы споткнуться и упасть в объятия прекрасного принца. Только вот почему-то принцы вокруг меня толпами не вьются, но падать очень больно, — мамулек сжала губы и посмотрела на меня убийственным взглядом, но я уже знала, что это знак нового витка лекций по нравственности, и заговорила раньше: — Да-да, я тоже тебя очень сильно люблю, но я сейчас и так немного инвалид, так что прошу — не нагнетай. Эти слова были моей стратегической ошибкой, мамулек осознала, что её единственная дочь в «ужасной» беде и совсем не женственно побежала к аптечке, что-то вещая о перекиси водорода и бинтах. — Нечего издеваться над моей дочулей! — словно чёрт из табакерки, появился мой второй родитель в коридоре. — Сейчас подорожник сорву, помою, на коленку прилеплю, и будет снова бегать. — Я не позволю в моем доме таким варварским методом лечить мою кровиночку! — Она такая же твоя дочь, как и моя! В этом извечном споре я была абсолютно бессильна. Он зарождался каждый раз, когда я имела неаккуратность куда-нибудь влезть. Болела я редко, но в дни редких простуд или разбитых от очередных забегов коленок, моё здоровье становилось платформой для родительских дебатов. Папа —приверженец народной медицины, а мама всеми конечностями за достижения современной медицины. В общем, зная, что ничего нового не услышу, я направилась в душ, а из него в кровать. Подумаешь, синяки набила, даже не поцарапалась, а они уже начинают спорить, как меня лечить будут. Но вот последние слова отца растеребили старые раны. От меня, собственно, никогда не скрывали, что они мне не родные, и любила я от этого ни на грамм не меньше, чем могла бы, но… все-таки не люблю я об этом вспоминать. Сразу же всплывают в памяти редкие серьёзные разговоры о моём происхождение, а в ладонь неосознанно скользит маленькая овальная подвеска, в которую обычно вставляют фотографии. Это единственная ниточка, соединяющая с моей кровной семьёй, с моей родной матерью, оставившую в корзинке с крошечной мной, записку: «Её зовут Элизабет». На глаза навернулись слёзы. Не хочу об этом думать! У меня есть самые лучшие родители и, возможно, я когда-нибудь озадачусь поиском своей настоящей родни, но это будет не сейчас. Уже укутавшись в, одеяло и удобно устроившись на постели, я вспомнила, что так и не забрала книгу. Но папа обязательно отнесет её в дом сам. Именно с мыслью о любимой книге я и погрузилась в сон…