Чайник

Дима Карпов недовольно бурчит себе под нос, перехватывая увесистый пакет с продуктами поудобнее и проклиная ещё один чёртов лестничный пролёт. Ступенька, ступенька… Тук, тук, тук… Сегодня он проснулся уставшим, и весь последовавший день был чем-то средним между «пиздец» и «обожекакзаебалоёбвашуналево». Неделя хорроров вышла, конечно, удачной, но последствия понесла видимые, ведь он не высыпался, не жрал, не ходил толком в душ, успевая после трансляции только дотащиться до постели и рухнуть лицом в подушку. Общение утомляет. Быть вечно развлекающим — тоже. Неудивительно, что ему раз двести сказали, что он злой! Как не быть злым, когда в чате одни дауны? Ещё и Дима, зная, какой он замученный, оставил список покупок на столе и ушёл на работу! Дикость! А ему не осталось ничего, кроме как послушно выйти из дому. Сделал он это, безусловно, не сразу, а поваландавшись в кровати и поваляв как следует дурака, и шёл в магазин без сорока минут семь, спохватившись. Сейчас уже девятнадцать ноль-ноль. Дима, по идее, скоро придёт, и он, Джесус, успевает сворганить что-нибудь на скорую руку. Связка звенит по лестничной площадке. Он торопливо просовывает ключ в замок, отпирает дверь и шагает внутрь квартиры, про себя радуясь долгожданному теплу и тому, как он хорошо успел до прихода мужчины. Однако радоваться он прекращает, в буквальном смысле наткнувшись на ботинки Куплинова. Чёрт. Не успел. Ну, не судьба значит… — Привет, — доносится из зала, и что-то в тоне шатена напрягает Карпова. Какой-то не такой, как обычно… — Привет, — отвечает он тем не менее, по-быстрому сбрасывая кроссовки. — Как на работе? Устал? — Как обычно. Тут выдался свободный часик на обеде… — голос Куплинова приближается к прихожей, и Дима притормаживает снимать куртку: может, очкастый злится на него? Хотя, почему… Он же понимает, что он тот ещё разгильдяй… А может, он его отвлёк от записи? Если так, то самое время драпать. Он не любит монтировать… Джес медленно спускает собачку молнии, а шаги Куплинова между тем раздаются у порога закрытой двери. Через мгновение ручка опускается, и привычный, одетый в домашнее Дима встречает его ничего не предвещающим взглядом, не скрытым очками. — Здорово… — Джесус опускает глаза и стаскивает куртку с плеч. — Удалось узнать пароль от сбербанковского вай-фая, зашёл в контакт, — неторопливо рассказывает Куплинов, прослеживая каждое движение обливающегося потом парня. — Думаю, ну загляну в паблик, посмотрю предложку… — Интересно, — Дима заправляет опавшие на лицо волосы за ухо. - И? — Ничего особенного, — Куплинов подхватывает с пола мешок и направляется в кухню, — рассуждал я, как тут увидал одно занятное видео. Подняло настроение. Карпов, незаметно для мужчины, облегчённо вздыхает. Дима не злится, нет. Странно только, что не садится записывать: времени-то уже достаточно много, а у него расписание. Разговор продолжается на кухне, когда Джес вымыл руки и кое-как расфасовал купленное по полкам. Юноша задумчиво ставит чайник на подставку и думает, что есть что-то загадочное в элементарном ритуале распития чая. Лёгкий пар, тонкий запах трав, ложка мёда, растворяющаяся в кипятке, приятное послевкусие после глотка и невесомый ожог на кончике языка… Своеобразное шаманство, не иначе. — О чём видео? — беззаботно интересуется он, облакачиваясь на гарнитур спиной. — «Даблдима». Холодная испарина неожиданно проступает на лбу летсплейщика. Чёртовы фантазии их зрителей. Понятно, почему шатен такой странный, — читать о своих отношениях в настолько подробной форме понравится лишь идиоту. Или Диме Карпову. Да, он порой заглядывал почитать нечто эдакое, но выходило так отчасти со скуки и одиночества, нежели желания пощекотать самолюбие. Одного он не понимал: как они, авторы, додумываются до таких идей? Как, к примеру, можно было озариться написать рассказ, где он и Куплинов угодили в Пиццерию Фрэдди? Или что он, Джес, стал инвалидом и Куплинов с ним нянчился? Уму не постижимо, но в долбанных фанфиках они и не такое понаписали! Читать чужие мысли по поводу их с мужчиной жизней вошло в обыкновение — Куплинов пропадал на работе, делать было нечего, писать видео не хотелось, а Книга Фанфиков, по счастью, почти всегда в доступе. Иногда Джесус любил даже подшутить над подписчиками: то скажет что-нибудь наводящее, то намекнёт на какую-нибудь слэшную работу. Забавно потом, дня через два-три, отыскать новую писанину, основанную на его вымыслах. Становится порой страшно, как он способен влиять на людей. И знали бы эти люди о том, что их выдумки процентов на восемьдесят правдивы… — Да? — нервно «удивляется» юноша. — И что там? Вопрос на миллион. Ох, дурак… Знал же, знал, что «куплинята» наябеднячают на него своему папочке! Ну наговорил на стриме лишнего, ну пооткровенничал, и что? Джеса начинает пугать не собственная глупость, а реакция Димы. Подумаешь, твой парень чутка попалил твою с ним жизнь, всё равно можно прикрыться шуткой… — Хорошо у тебя получилось, однако, — внезапно растягивается в улыбке Куплинов, откидываясь на стуле. — Здорово же ты неделю провёл, молодец! Стримы просто заебись… — Ты что, злишься? — Нет… — врать у мужчины в этот раз выходит из рук вон плохо. — Что такого в том, что ты выложил всю правду-матку и о том, что мы живём вместе, и о том, что… — Да они же не поверили! Я шутил! «У Куплинова паранойя? Докатились…» — Пошутил он! — улыбка мужчины тянется непозволительно долго, а чертята в глазах вызывают у Джеса едва ощутимую дрожь в груди. — А то, что у нас, как бы сказать, подписчики могут негативно отреагировать, ты естественно не подумал! Спасибо ещё, что твои стримы мало кто из моих смотрит, а то обвал подписок был бы капитальным! — Ты дебил? — Дима, — Куплинов улыбается теперь уже одним углом рта, — видишь ли, я ясно показал им свою позицию по отношению к «гомикам», и они заняли её, не думая, — к ужасу Джеса, мужчина встаёт из-за стола и неторопливо делает пару шагов к нему. — Дети, Дима, дети! Ютуб — сборище школьников, и если тебе это до сих пор не понятно, то знай! И что теперь? Тихий, но уверенный голос. Диме становится худо. — Ты ведёшь себя, как грёбанная истеричка, прекрати, — осознавая, что пути побега отрезаны, а пятиться некуда, Карпов напускает на себя невозмутимый вид и серьёзно смотрит в глаза другу. Тот напирает, и Джесусу хуже с каждым уходящим миллиметром. Ладони вспотели. Поперёк горла встаёт ком. Он, не выдавая себя, стойко смотрит, как мужчина оказывается напротив него. И тишина будто сгущается… И часы не идут. Куплинов неожиданно наклоняется к его уху — покрасневшему, горящему, — и негромко проговаривает: — Тебе не повезло, потому что я вчера как знал и записал несколько видео вперёд. Сегодняшний вечер у меня свободен. Пойман в тиски. Спасения ждать неоткуда, а голубые голодные глаза так и сжирают заживо. Боже… Чем же он провинился, как можно из-за такой херни… — И ночь. «Спасибо за конкретизацию!» — Дима чувствует, что столешница впивается в его поясницу уж слишком больно. А между тем рука Куплинова впечатывается в бок. — Что ты там про вечную дружбу говорил? — его голос низкий, клокочащий. Внутри у Карпова щемит. Его разворачивают настолько резко и быстро, что в первую секунду ему становится невообразимо страшно. За себя. За психическое состояние Куплинова. За несчастную кухню, в конце концов. — На века, нет предательства, что ещё? — воркует у уха, практически в шею. Внезапный удар по ягодице. Джес вздрагивает, вцепляясь в гарнитур. — Ты, кажется, пообещал что-то… — продолжает полушёпотом. «Мстительная тварь…» — проносится в голове. Дима жмурится. По заднице прилетает во второй раз. Тихий вскрик, но не от боли. — Т-ш-ш… Рука плавно, можно сказать, мягко скользит выше, замирает у края джинс, перебирает пальцами ремень, решая, пойти дальше или расстегнуть его. Джесус прогибается, встречаясь с пахом мужчины, однако тот бездействует, всё также медленно, невесомо касаясь ремня. — Чёрт… — парень кладёт голову на сжатые кулаки. — Чёрт, чего ты ждёшь? Третий удар — хлёстче. Диму подбрасывает. Как? Как он?! Зачем… Над ухом усмехаются, и от смешка по шее и ниже расходятся мурашки. Джинсовая ткань жёсткая — теперь это чувствуется особенно сильно. — Мудак… — Карпов шипит в запястья. Ситуация принимает жестокий поворот: ему уже дурно от реакции собственного тела, а Куплинов — он не знает, каким бы словом пообидней его назвать, — издевается, не делая ровным счётом ничего. Джес чересчур перевозбуждён, чтобы нормально просить или действовать. До определённого момента. Он абсолютно не жалеет, что позволил себе наплести всякой всячины на стриме, что не одёрнул себя при просмотре рисунков и не прекратил в свободное время упоминать Дмитрия. Боль не отпускает, но ощущение заполненности и возбуждения удачно перекрывают её. Куплинов всё же знает меру — начал нерасторопно, осторожно, видимо, не желая выслушивать нытьё парня в последующие дни. — Блядь, — выдыхает Дима и прогибается. Боль постепенно стихает… — Чёрт, да… — Чёрт, чёрт, чёрт! — кричит он в тот момент, когда Куплинов решает, что пора, и ускоряется. Жёстче! Абсолютно не карает себя, потому что, чёрт возьми, как же хорошо... — Да, да, да, да, — точно заведённый, заладил он спустя первые две минуты. До всего по барабану, лишь этот чёртов мудак продолжал заполнять его раз за разом, не оставляя и миллиметра между ними, лишь бы не сломать ёбанный гарнитур… — Господи, — шепчет он, чувствуя горячее и отрывистое дыхание на своей спине. Мужчина прижимается лицом к его лопаткам, на миг останавливаясь, и решается наконец сделать желанное. Стягивает толстовку через голову — быстрее, не теряя времени. Вновь приникает к теперь оголённой спине — остро, зубами. — Твою ма-а… — Дима не заканчивает, потому что толчки возобновились, став гораздо грубее. Его отрывают от столешницы и прижимают к себе — чувственно, самозабвенно, кажется, позабыв о плане мести, и он чувствует жар положенной поперёк груди ладони, жар внутри, жар дыхания на своей шее, чёртов жар в раскачивающейся и оставленной без должного внимания плоти. — А как ты стонал? — выдавливает Куплинов в паузах. — Развратник… — Дима! — Джеса передёргивает. Дрожь пробивает тело. — Повторить? — хрипит мужчина. — Ди-ма… Выдохи и вдохи множатся, взлетая под потолок. Между этими двумя уже стёрты секреты, недоверие, страх… У одного из них из головы напрочь исчезла мысль о забавной проверке реакции другого, а тот самый другой, расхристанный под ним на кухонной столешнице, забыл и про причину происходящего, и про то, о чём он там не жалел, и про… Чайник, который давно вскипел и стоит, остывает, в то время как дела до него никому нет.