***
Нейтан прижался лбом к белой современной выдвижной двери и опустил пальцы на глянцевую поверхность. Его отражение странно размывалось и искажало лицо волнами. Часть дома, например, центральная, где часто появлялись гости или приходили на встречи отцовские партнеры, была оставлена в том историческом виде, каким было давно построено поместье Прескоттов. Зато новые пристройки, оформленные не так давно, были исключительно в современном стиле — минимум деталей, зато много контрастного пространства. Нейтану нравилась современная часть дома, в ней легче жилось и дышалось, не надо было трястись за обивку дивана девятнадцатого века или за пепельницу какого-нибудь графа. В такой современной обстановке жил и Марк. Нейтан обреченно смотрел на себя и свои покрасневшие глаза. Почему-то всегда, когда он нервничал, а случалось это часто, его лицо — нос, щеки, подбородок и веки — становились розовато-красными, как от мороза. Отец всегда угадывал его эмоции, потому что такое «наследство» досталось от него. Нейтан вздохнул – сколько можно было мяться у порога, как девчонка – и постучался. – Марк, можно мне войти? – он спросил это неуверенно, словно хотел услышать отказ или узнать, что Марк где-то в глубине дома. Но, напротив, внутри рядом с дверью раздался радостный ответ. – Конечно! Заходи, Нейтан. Он приложил электронный ключ к замку двери и отпер западное крыло, в которое можно было пройти через комнату, где находился Марк. Первым, что заметил Нейтан, были капли крови на полу, тянувшиеся в глубину комнаты. Он поднял глаза и увидел, что Марк сидит напротив зеркала, а вся его шея, белая рубашка и руки в крови. У парня моментально закружилась голова, он ухватился за дверной косяк и почувствовал, как жар поднялся к голове. Не успел отец его оставить, как все пошло дерьмово в первый же день? – Господи, – Нейтан подбежал и засуетился, – господи, что случилось? Отец же пару часов назад уехал! Я позову Бениту, подожди… – Нет-нет-нет, – Марк неожиданно перехватил его за запястье влажной от крови рукой и остановил, – ты посмотри. Нейтан какое-то время боялся повернуться и посмотреть, куда указывает его больной родственничек, но когда он нашел в себе силы и проследил за его движениями, заметил, что в покрасневшем ухе Марка красуется сережка. Обычная, черная сережка, похожая на туннель. У Нейтана чуть челюсть не отвалилась. – Ты сам себе ухо проколол? – Тебе нравится? Я немного промахнулся, пока прокалывал, очень неудобно делать это на себе… Но заживет, не страшно. Я обработал разрыв. – Но зачем? Нейтан посмотрел на себя, бледно-красного в зеркале, и на улыбающееся лицо Марка, который тоже наблюдал за ним через отражение. Его глаза под очками чуть сощурились, придавая его лицу дружеское и даже какое-то солнечное выражение. В сочетании с залитой кровью рубашкой и распухшим красным ухом с сережкой смотрелось убойно. Нейтан криво-косо растянул губы в улыбке, на самом деле готовый упасть в обморок. Он знал, слышал по историям, что Марк примерно также улыбался, когда его застали на месте… Словом, примерно в такой же ситуации, только кровь была не его. – Могу я хоть немного побыть старым хипстером? Я очень рад тебя видеть, все хотел сказать, что ты так сильно вырос, изменился в лучшую сторону, – Нейтан только сейчас заметил, что Марк до сих пор держит его запястье. Не болезненно, но уверенно и мягко. – Шон говорил, что ты был очень занят последнее время. – Да, – Прескотт-младший выдохнул чуть спокойнее, – у меня в следующем году экзамены в Академии, нужно быть готовым. По крайней мере, так считает папа. Марк усмехнулся, поднялся со стула и внимательно осмотрел Нейтана. Тому стало как-то не по себе, поэтому он неловко улыбнулся и машинально почесал свой затылок. – Хорошо, что он уехал, да? Хотя бы на две недели. Твой отец всегда был повернут на имидже, – голос Марка был глубокий, успокаивающий, что Нейтан удивился, почему он нервничает. Поэтому он и не заметил, как в мгновение оказался стиснут в крепкие объятия, почувствовал теплые руки у себя на лопатках и пояснице. Слишком близко прижат. Чувствует щетину Марка у своей щеки, запах его дорогого одеколона, как подымается чужая грудь от дыхания. Марк немного выше, но недостаточно, чтобы нагибаться. Но Нейтан вынесет — это терпимо. – Нейт, у меня такое ощущение, что я не видел тебя лет десять, с самого твоего детства. Я скучал. Шон был против, чтобы я к тебе приходил, поэтому прости. Мне жаль, что так получилось. Нейтан затрясся, как осенний лист, сам себя попрекая за это. Просто папин дальний родственник давно его не видел и решил обнять. Что такого, в конце концов? Ну, пусть, он в крови, это же его кровь. Из проколотого уха. Самая обычная ситуация. Он несмело положил руки Марку на плечи, слегка похлопав по ним. – Ничего страшного, – его же голос так и норовил сорваться в писк, – мне тоже жаль. Отец мне не оставил выбора… – Знаю-знаю, – Марк прервал его и выпустил из объятий, – Шон всегда был властным. Против него даже я не попру, что уж говорить о тебе, – он вдруг засмеялся, – теперь ты тут главный почти на две недели, достояние Прескоттов. Какие ощущения? Нейтан нахмурился, но Марк, похоже, не шутил. Несмотря на смех, его взгляд был вполне серьезный, а в интонации не было ни намека на сарказм. – Как бремя, – неожиданно честно брякнул Нейтан, пожав плечами, – хотя, я думаю, папа оставил Бените все указания, вплоть до того, когда и сколько чистить унитазы. Власть над тем, что я не контролирую… даже не знаю, когда медаль забирать. Он решил тактично не добавлять, что его до усрачки пугала идея сидеть с больным на голову родственником, когда Нейтан и сам нестабилен, и что от Марка его бросает то в холод, то в жар, и что он понятия не имеет, как пытаться контролировать человека, который сильнее и старше тебя. И, что более важно, как он на самом деле боится стать таким же. – Узнаю Нейтана, – Марк одобрительно кивнул и хотел было что-то добавить, но в эту же минуту в дверь постучались и голос Бениты с акцентом громко проговорил: – Мистер Прескотт, вы попросили подать ужин в комнату. Нейтан на минуту завис, пытаясь понять, что от него хочет прислуга. – Да, – он уж и забыл про этот треклятый ужин, – точно. Марк, не хочешь поужинать вместе? Марк еще шире заулыбался и кивнул, поправив и разгладив красный воротничок так, словно собирался на важную встречу.***
Вечер выдался прохладный и влажный. Нейтан нервно курил, стоя на лоджии и смотря на Аркадию Бэй с высоты птичьего полета. Городок был хоть и небольшой, но светился едва ли не также ярко, как мегаполис. Люди попрятались по домам, а поместье Прескоттов находилось в горах, прямо над городом, откуда можно было увидеть все, как на ладони. По вечерам мало кто гулял или ходил, но машины иногда проезжали, освещая дороги, лениво намекая, что жизнь тут все же есть. Нейтан поежился и вмял со всего размаху сигарету в пепельницу, разломав ее на пополам. Рядом с поломанной сигаретой лежали еще восемь таких. Он нахмурился, смотря на эту братскую могилу недокуренных окурков, и не мог понять: выглядит это жалко или не очень? Неожиданно дверь лоджии за его спиной открылась, отчего он опять подскочил на месте и схватился за сердце. – Бля, Бенита, я же просил не входить без… – Нейтан уж было приготовился отчитать женщину, как осекся, увидев вышедший в темноту лоджии мужской силуэт, освещенный за спиной ярким светом ламп из его комнаты. – Марк. – Констатировал он сразу же, что не принесло ему никакого облегчения, – извини, я не подумал, что это ты. Что ты делаешь здесь? Я же закрыл дверь. Ночной гость, постояв у входа, передвинулся к Нейтану и облокотился на перила лоджии. Марк был без очков, что показалось Прескотту-младшему странным. Он нечасто видел его без очков. Так он был… ну, более близким, что ли? Без преграды в виде стекол и этой цветной оправы. – Я уж думал, не услышу, что ты материшься, – тихо сказал Марк, проигнорировав его вопросы. Нейтан удивленно приподнял брови: – Ты хотел услышать, как я матерюсь? Это случайность, я наоборот стараюсь… – Дома казаться лучше, чем ты есть, такие правила. Да, я понял. Я просто думал, что ты мне будешь доверять больше, чем своим родителям. Такое признание несколько шокировало Прескотта-младшего. Он молча посмотрел на Марка, не понимая. Тот взглянул ему в глаза и пожал плечами. – С чего бы, да? Но ты не настоящий со своими родителями, я же вижу. Мы не пересекаемся с тобой в доме, а твой отец думает, что я не вижу тебя и не знаю о твоей крови. Но я знаю, какой ты на самом деле, – Нейтан, сам того не осознавая, на шаг отступил, почему-то испугавшись серьезности такого настроя. Ворвался к нему в комнату, хотя ничего не предвещало беды, заговорил о нем настоящем. Напомнил про наследственность. Это странно, он никогда так не делал. Тяжело принять. Марк заметил замешательство и примирительно помахал рукой. – Не бойся, я лишь про то, что тебе не надо передо мной чиниться и рисоваться, как перед отцом. Я не буду бить тебя линейкой по губам за «бля». Нейтан еле слышно выдохнул. Это приемлемо. Он может понять. – Так как ты попал сюда? – повторил он свой вопрос раздраженно. Он привык, что в его комнату мог ворваться отец, но делать это себе позволял только он. Марк выпрямился напротив Нейтана. Они были довольно близко, инстинктивно Прескотт-младший вытянулся, стараясь казаться выше, задрал нос и подбородок вверх. Впрочем, все равно не помогло, зато насмешило Марка. – Я не уверен, что ты меня перерастешь. Хотя все в твоих руках. И генах. Давай так, – он наклонился к уху Нейтана, положил руку на его плечо и заговорщически понизил голос, – я сохраню твои тайны, а ты сохранишь мои, что я передвигаюсь по дому свободно. Это ведь не так важно, верно? Общие тайны сближают. «Это пиздец, как важно, я же глаз не сомкну теперь, – вдруг возмутился про себя Нейтан, – а я не хочу иметь с тобой ничего общего». Вместо этого он поежился и отвернулся от Марка, скрестив руки на груди. – Я могу и не говорить отцу, если ты пообещаешь не врываться так в мои комнаты, – довольно резко согласился он, несмотря на то, что понимал, что, заключая такую сделку, он проложит первый мостик между ними. Но Марка, похоже, это устроило. – Как скажешь. В следующий раз обязательно постучусь. Но ты ведь, и так, наверное, не услышал бы? – Не услышал бы? – повторил за ним Нейтан, как на незнакомом для него языке. – Ты нервничаешь. Сильно. Вряд ли ты обратил бы внимание на стук. У тебя даже сейчас трясутся руки. Нейтан покосился на свои покрасневшие трясущиеся пальцы и фыркнул. – Мне холодно. – Одолжить свитер? – Обойдусь. Марк вопросительно наклонил голову к плечу и показал пальцем на пепельницу с «жертвами» сигарет. – А папироски ты тоже поэтому раздавил? Нейтан опять поднял подборок вверх. – Мне не нравится фильтр. – Нейтан, ты сегодня за ужином шесть раз посолил мясо. Прескотт-младший аж рот открыл от удивления. Против этого у него не было аргументов. – Ты следил за мной? – возмутился он. – Нет, просто ты шесть раз попросил у меня солонку, которая стояла прямо перед тобой, – Марк хитро улыбался, словно поймал его с сундуком краденного золота. Нейтану вдруг захотелось прыгнуть вниз с открытой лоджии прямо вниз на Аркадию Бэй. Будет дорогая прескоттская лепешка. Репортеры будут в восторге. – Нейтан, я даже в темноте вижу, как ты краснеешь. – Ладно! Ладно! Я нервничал, – наконец признался он, перейдя на повышенные тона, всплеснул руками, – все иногда нервничают, последнее время мне тяжело. Прекрати анализировать меня! – Идем в дом, становится и правда холоднее, – Марк усмехнулся и сменил тему, взяв его за плечо и утягивая в комнату. Нейтан сначала хотел отстраниться, но потом подумал, что глупо будет оставаться на лоджии – откуда и уйти-то некуда. Только вниз головой. И руки на самом деле замерзли. Они зашли в комнату, Марк закрыл дверь на лоджию, прошел к рабочему столу и присел на край. Нейтан только сейчас заметил, что он был в обычном домашнем свитере – темно коричневый, вязаный, под которым, похоже, или ничего не было, или ему не было видно. Сам он остался стоять неподалеку от стола, напряженный, как струна, нервный и по-прежнему скрестив руки на груди. Время было далеко за двенадцать, по-хорошему, им надо было обоим идти спать. А тут Марк неожиданно на ночь глядя ворвался в его комнату, хотя никогда этого не делал. – Тайны не сближают, – нарушил первым молчание Нейтан, – мне за них обычно влетает по первое число. А я не хочу проблем с отцом из-за тебя. Он решил бить не в бровь, а в глаз. Нейтан вообще не слишком задумывался о том, что он говорит, его вспыльчивость уже давала о себе знать в полной мере. Марк задумчиво потрогал бородку. – Прозвучало как-то резко, ты не находишь? – обратил он внимание, но продолжил, – тебе стоит поучиться у меня, как бороться с этим. Мне это знакомо. Иногда, в некоторых делах очень нужно спокойствие и хладнокровие. Но это потом. Почему ты думаешь, что из-за меня у тебя обязательно будут неприятности? – Может, потому что ты всегда доставляешь семье неприятности своим присутствием? – вдруг сорвался Нейтан, но потом сжал руки в кулаки и задумался над тем, что только что сказал Марк. Ему нужно научиться контролировать себя. Он не должен облажаться перед отцом. – Извини, – выдохнул он, не прошло и минуты, – я хотел сказать… Блин, – ему даже выговорить это тяжело было, – тебя столько времени не было после того, что случилось. Когда ты вернулся в наш дом, я был очень удивлен. Отец мне так и ничего не рассказал, ну, кроме того… – … что было всем известно. Ага, – закончил за него Марк. Он не выглядел разозленным или озлобленным, – а ты поверил слухам? Нейтан вздохнул и закрыл руками лицо, покачивая головой. Раз уж сказал «а», изволь говорить дальше. Что он хочет от него услышать? Вскрыть сразу же все нарывы, которые так долго не были озвучены? – Что где-то за городом нашли каких-то порезанных девок, а улики, гребанные скандальные селфи с трупами, странным образом привели к Марку Прескотту, наделав шуму на весь город? – Нейтан сделал несколько шагов на встречу Марку, будто угрожал ему, но остановился, встретив спокойный взгляд, – ну, да, знаешь, мне хоть и было всего четырнадцать, но голова на плечах у меня уже была. Отец всегда говорил мне, чтобы я держался от тебя подальше, ничего не объясняя, а тут слухи поползли среди всех. Хорошо, что до Академии это дошло только как слухи, это никак не повлияло на Циклон. Нейтан осекся, поняв, что устроенная им сцена действует не по плану. Марк смотрел на него как-то сочувственно, открытым понимающим взглядом, как бы говорящим: «глупенький, во все-то ты веришь». В нем тонули эмоции, он принимал их такими, как они есть, не осуждая и не реагируя на них так, как отреагировал бы, скажем, отец. Тот наверняка уже несколько раз заткнул Нейтана за то, что тот затрагивает «грязные» семейные темы. – А потом ты пропал, – как-то обреченно продолжил Нейтан, опустив глаза в пол, – родители сказали, что тебе надо «подлечиться». Я не видел тебя почти полтора года. Где ты был? Марк сначала помолчал, словно не хотел отвечать, а потом осторожно заговорил: – Твои родители почти не соврали, я был в больнице. Едва ли мне там помогли, – Нейтан заметил, что его настроение как-то поменялось, ему стало неловко. Но раз уж он устроил разбор полетов – он доведет это до конца. Это слишком долго копилось у него внутри, а теперь, кажется, у него есть возможность узнать правду, а не попытку контроля. Нейтан поднял глаза и подошел близко к Марку, показывая, что все-таки хочет услышать ответ. Его брови были сильно нахмурены, а светлые глаза сузились. – Как это связано со мной? – шепотом спросил он, – мне запрещали тебя видеть, отец неоднократно упоминал, что у меня твоя кровь. Заставлял меня бояться тебя в детстве, а потом все смешалось. Эти слухи были правдой? Марк выдержал его взгляд и заулыбался. Нейтан почувствовал, как он снова взял его за руку. Словно хотел поддержать больного или напуганного ребенка. Возмутительно. Но это мелочи. – Это целых два серьезных вопроса, Нейт, – ответил он, нажимая пальцами на его ладонь, – у нас с тобой много общего, да. Еще когда ты был маленький, твои врачи и няньки замечали кое-что, м-м-м… Необычное. Но ты не подумай, я не осуждаю, – сразу же спохватился Марк, – это семейная проблема, с которой одна часть Прескоттов усиленно борется, а вторая принимает, как особое… – он сделал паузу, заостряя внимание, – виденье. Как дар. У нас с тобой – ты и я – есть это виденье. Примерно в таком же возрасте его нашли у меня, что и у тебя. Твой отец не понимает и никогда по-настоящему не поймет. Как и общество... Остальные слова Марка пролетели мимо Нейтана, потерялись, как в тумане. Вот, это оно. Самое живое подтверждение его опасений. Его родственник на самом деле убийца, а Нейтан страдает от той же болезни, что и он. Вопросы, висевшие в воздухе, перестали звенеть и сотрясать пространство. Нейтан уставился куда-то ему за спину и сглотнул ком в горле. Отчего-то на душе стало еще гаже, чем было прежде. Прескотт-младший – достояние семьи, гордость и отрада родителей, наследник по мужской линии. И плохая кровь, общая дурная наследственность, пятно на репутации. Почему он? Почему не его сестра, которая сейчас была на другом конце мира? Поэтому отец ведет себя так всю его жизнь – он просто считает, что Нейтан с рождения испорченный? Нейтан посмотрел остекленевшими глазами на Марка, который привлек его внимание, положив руку ему на голову и запустив пальцы в волосы. Неприемлемо. Почти не выносимо. Нейтан уже слишком близко приблизился к тому, к чему нельзя. – Но ты ведь это все знаешь, Нейтан, – голос Марка теплый, но не оставляет выбора, – не мог не знать. Я не сказал тебе ничего нового. Просто я честнее с тобой, чем твой отец.***
– Мистер Прескотт, хотите свежий омлет? Он еще не потерял форму, – Бенита, несмотря на вопросительные интонации, не дождавшись ответа, просто плюхнула на тарелку белоснежный омлет с кусочками стручковой фасоли и петрушкой. Нейтан уже привык, что ей отказывать бесполезно – она все равно накормит, даже если засунешь в рот гранату и выдернешь чеку. Успеет напоследок затолкать что-нибудь. – Спасибо, Бенита, просто класс, – мрачно поблагодарил он ее. Мексиканка с лицом, полным достоинства от выполненного священного долга, прошествовала вперед, таща за собой тележку для сбора посуды. Она поставила перед Марком кофейник и откинула крышку, отчего по комнате сразу разнесся запах черного крепкого кофе. Нейтан поморщился. Он не любил крепкий кофе – от него он становился еще более нервным, чем обычно, а сердце бешено билось. Но Марк, похоже, регулярно его пил, судя по привычным выверенным движениям Бениты. Она выставила на стол несколько корзинок со свежей выпечкой, фрукты и вкусно пахнущий бекон. Нейтан сглотнул слюну – уж больно богатыми стали завтраки, когда они были разделены на двоих. – Спасибо, – ровно и буднично отозвался Марк, не отрываясь от газеты. Когда Бенита ушла вместе с тележкой, он отложил чтиво и налил себе кофе, такими же спокойными и уверенными движениями, будто ничего необычного не происходило. Все утро он был молчалив и игнорировал Нейтана, при чем, довольно явно и открыто. Сначала он как-то смазано поздоровался, потом не отреагировал на вопрос, можно ли включить плазму. Нейтан чувствовал себя неловко и даже засомневался, так ли ему нужна на самом деле компания. Спал он, к слову, отвратительно – осознание того, что Марк курсировал по дому все это время, как ему захочется, долго не давало ему успокоиться. Нейтан всю ночь прислушивался к шорохам и стукам, перенервничал и до утра не сомкнул глаза. – Так, значит, – Марк наконец решил нарушить тишину, отпив глоток кофе, – что именно такое, этот Циклон? Ни здравствуйте, ни до свидания. Наконец соизволил обратить внимание? Нейтан с силой ковырнул омлет, что аж фарфоровая тарелка скрипнула, закинул кусочек тоста в рот и пробубнил: – А что? – Мне интересно, чем ты занят в Академии. Мне показалось вчера, что Циклон для тебя что-то значит. Нейтан устало выдохнул и задумчиво посмотрел на Марка. Тот то ли пытался наладить за много лет захереную коммуникацию, то ли откровенно скучал. То ли издевался, только на каком-то очень извращенном ментальном уровне. Однако, Нейтан мог поклясться, что слышал в его голосе странные напряженные нотки. Ревность? Да нет, глупости. С чего бы ему ревновать? Ему ведь всегда было наплевать на Прескотта-младшего, пока он там занимался непонятно чем, а потом валялся по больничкам. Но терять было нечего, в конце концов, Циклон – не тайная организация. – Это мой клуб. Вернее, я член этого клуба, значимый, ребята прислушиваются ко мне, – он старался звучать как можно бесстрастнее, – и мы не принимаем лузеров и фриков. У нас своя тусовка, свои вечеринки. Такого рода. – А-а, – понимающе протянул Марк и как бы между делом добавил: – и много у вас там наркоты передается между студентами? Нейтан поперхнулся своим омлетом и закашлялся. Приступ клешнями вцепился ему в глотку, и, когда Прескотт-младший смог отдышаться, взглянул на Марка заслезившимися глазами. Тот совершенно серьезно смотрел на него в ответ, выглядывая над кружкой с кофе и паром. Такой невинное лицо, будто он спросил, не хочет ли Нейтан булочкой угоститься. – С чего ты вообще взял, что мы употребляем? – Не смеши меня, Нейт, – хмыкнул Марк, – во-первых, что еще в этом вашем «элитном» клубе вы можете делать, если вы пускаете туда только своих? «Лузеры» и «фрики» давно навредили бы кому-нибудь, настучав на вас, потому что они не употребляют на душу ничего подобного. Во-вторых, я сам когда-то был студентом, таким же, как и ты. Тебе, может, и сложно это представить, поэтому придется поверить старому динозавру на слово. Ну, и, наконец, у меня есть некоторый… опыт. В воздействии веществ на организм человека, в реакциях на них. Ты давно принимал? Нейтан опешил, не ожидая такой прямой вопрос в лоб. На секунду ему захотелось так и ответить: «несколько дней не принимаю, у меня гребанная ломка, доволен, урод?». Но в этом отношении он уже научился вести себя более осторожно и разумно – никогда не знаешь, где тебя могут подстеречь с покупкой товара – поэтому быстро взял себя в руки. Не должен налажать, нельзя совершать ошибок. Он поднял салфетку, вытер губы и бросил ее на недоеденный завтрак. – Я не понимаю, о чем ты говоришь. Мне пора на встречу, – кратко ответил он и, даже не посмотрев на Марка, поднялся из-за стола и вышел из западного крыла дома.***
– Они прекрасные. Ты уже отправил их в тот журнал? – Нет. Пока. – Что? Но ты же сказал, что они сами предложили разместить тебя на развороте. Ты хочешь отказаться от затеи? – Ни за что. Отправлю позже. – Нейтан, ты уверен, что с тобой все хорошо? – Виктория была накрашена сегодня больше, чем обычно, а на ее аккуратных пальчиках было целых три новых тонких колечка, которые она не уставала ненавязчиво показывать. И выглядела она просто прекрасно: светилась от счастья, то и дело касалась его руки, перегибаясь через весь столик, болтала о какой-то чуши. Нейтана все раздражало. Он и сам не знал, почему Виктория на него начала так воздействовать – обычно ее присутствие влияло на него прямо наоборот. Его единственный по-настоящему верный друг, человек, который понимал Нейтана и перед которым он не боялся быть самим собой. Сегодня любой ее вдох казался ему последней каплей. Хорошо, что они встретились в кафе, где было полно народу, и сорваться с катушек просто так он не мог. – Да, – он потер переносицу пальцами, – да, детка, порядок. Не смог заснуть прошлой ночью. Давно не оттягивали, меня ломает. Виктория смекнула, отложила конверт с новыми фотографиями Нейтана и заискивающе пошевелила бровями. – Может, тогда собрать Циклон на выходных? – предложила она. Нейтан пожал плечами и уставился в окно. Снаружи было пасмурно, повсюду беспокойно летали оторванные листья деревьев, а на море бушевал не сильный, но все же неприятный шторм, из-за чего в кафе набилось много людей. Улицы Аркадии Бэй опустели, никто не хотел попасть под ливень. А на небе клубились круглые, пухлые тучи. Нейтану показалось, что он пару раз слышал раскаты грома где-то вдалеке, несмотря на громкую музыку из старого проигрывателя. – Не знаю. Спроси, кто сейчас из наших в городе, – негромко ответил он, покусывая губы, и продолжил невпопад: – Отец уехал позавчера вместе с мамой. Это так странно, что они сорвались и все оставили на меня. Виктория постучала ногтями по столику и задумчиво повозила ложкой в мороженом. – Почему бы и нет? Может, они хотели показать, что доверяют тебе? В конце концов, тебе уже девятнадцать в следующем году. Ты всегда ожидаешь от них подставы, но, может, тебе надо взглянуть на все это с другой стороны. Я уверена, что они в тебя верят и хотят верить. Нейтан неприятно сморщился, будто его щипнули, и покачал головой. – Да нет, тут дело не в этом – они и издалека могут держать руку на пульсе. У меня дома… – он осекся, не решаясь, рассказывать ему или нет. С одной стороны, Виктория была на самом деле ему дорога, она знала о нем столько, что страшно подумать, никогда не пыталась его контролировать или давить на него. Она могла выслушать, посочувствовать, подстроиться под его бушующие эмоции. Но, с другой стороны, такой сор из его дома никто еще не выносил. Виктория перестала мельтешить, сложив руки на столе, и внимательно исподлобья на него посмотрела. – Так-так, ну, – приглашающе сказала она, – давай рассказывай, что там у тебя, что ты уже несколько дней дергаешься, как эпилептик. Нейтан усмехнулся. – Я точно именно за это тебя люблю. Я не говорил тебе, но, в общем, вся проблема в том, что дома со мной уже несколько месяцев живет один родственник… – Это тот самый? – непонятно было, откуда она догадалась, но девушка блеснула глазами, жадными до историй, - ну, который из Флориды? Ты показывал, с известными фотографиями? Нейтан напрягся, силясь вспомнить, что он там успел напоказывать. Но логическая цепочка привела его к выводу, что явно не те фотографии. Скорее всего, те, которые были сделаны, когда Марк был еще неприлично популярным фотографом, и засветился на всех обложках журналов во Флориде и Сиетле. До обнаружения улик. – Да, – выдохнул он, – он меня напрягает. Виктория наклонилась вперед и покивала. Он приблизился к ее лицу и понизил голос, чтобы их разговор не привлек внимания. По правде говоря, Нейтан только утешал себя большим количеством людей вокруг. Ему было стыдно об этом рассказывать. И говорить это шепотом как-то… Смиряло его со стыдом. – Долгое время я не видел его, – начал он, – но я с детства помню почти все, что с ним было связано. Это обведено в моих мозгах гребаным маркером, с пометкой «тут творилась какая-то херня, разберись, Нейтан». Например, как родители… – Прескотта понесло в дебри прошлого, его взросления, как родители запрещали ему и Марку видеться, и что отец сам с ним общался и вечно напускал страху. Он рассказывал и рассказывал, выплескивая накопившееся напряжение. Разумеется, опустив все самые грязные и темные факты. Нейтан не заметил, как его шепот перешел в громкие возмущенные восклицания и махание руками за столом. Люди вокруг, впрочем, были слишком заняты своими разговорами, чтобы обращать внимание на какого-то экспрессивного подростка. – Марк пугает меня, – твердо сказал он, смотря внимающей Виктории в глаза, – он пугает меня, бля, до чертиков. Недавно он ворвался ко мне ночью в комнату, понимаешь? Он странный, а еще постоянно делает какие-то непонятные намеки, - Нейтан замолчал на секунду, анализируя, все ли он вывалил на бедную Викторию, а потом решил, что была не была, он все равно скажет это: – а еще, я забыл тебе сказать кое-что о нем. Ты будешь в шоке. Он набрал в грудь воздуха, а у Виктории еще больше распахнулись глаза в предвкушении скандала, но в следующую же секунду они оба шарахнулись в сторону и едва не выпали в приоткрытое окно рядом со столиком. – Да, Нейтан, поведай нам, впечатли меня, – прямо перед ними, непонятно откуда, появился Марк, скрестил руки на груди и посмотрел сверху вниз на воркующую парочку. Без шума и предупреждений, как из-под земли вырос. На самом интересном месте. – Твою ж, – Нейтан так прижался к стене и схватился за нее руками, что создавалось впечатление, что он сейчас просочится через нее на улицу. Марк же, напротив, только выгнул брови и смерил его взглядом. – Куда-то твое красноречие подевалось, Нейт? – сочувственно осведомился он, чуть склонив голову вниз. Нейтан так вылупился на него, забившись в угол сидения, будто увидел трехголовое чудовище в стрингах, внезапно спикировавшее на кафе. Он моментально побледнел, а под ложечкой нехорошо засосало. Если бы он был не так ошарашен, то заметил бы, что у него затряслись руки. Не заподозрить что-то плохое невозможно. – Какого хрена? – охрипшим голосом выдавил Нейтан из себя, но тут ситуацию перехватила Виктория. Пусть и не очень элегантно, но она подскочила на сидении, спрятав руки за спину, и улыбнулась по-тихому взбешенному Марку. – Ох, так вы – мистер Прескотт! – она сказала это излишне радостно, но это возымело свой эффект – он повернул голову в ее сторону и перестал проецировать все давление на Нейтана, – очень приятно с вами познакомиться. Меня зовут Виктория Чейз. Я столько слышала о вашем успехе во Флориде. Марк растерянно приподнял брови. – О моем… успехе? – осторожно переспросил он. – Да, – живо подхватила она, – те снимки, что были на развороте осеннего журнала. Нейтан показывал, что вас печатали. Мне очень понравилось, в ваших фото столько жизни, прекрасное виденье женской красоты, – разошлась она в комплиментах, заваливая его какой-то пустой речью. Марк явно не ожидал такого напора и молча ее слушал, иногда слабо улыбаясь и кивая. Виктория была мастером по заговариванию зубов в светских разговорах. Нейтан же никак не мог прийти в себя. «Господи, поверить не могу, он слышал все, что я про него сказал? Он слышал!», бешено крутилось у него в голове. Ощущение, что его поймали с поличным, обрушилось на него снежной лавиной. Прямо как в детстве. У него загорелось лицо, от гнева и стыда, он слабо поднял руки и приложил их к щекам. Его движения были рваными, а кожа оказалась холодной, несмотря на то, что под ней все горело пламенем. Услышал все, что Нейтан думал о нем. Услышал вообще все, что никогда бы не было произнесено вслух, если бы глупый, неопытный Нейтан не был таким эмоциональным. Если бы послушался совета и сначала думал головой. Облажался, точно обалажался, не справился. Отец убьет, когда приедет. Лично задушит. Раз-два-три. Дыши, Нейтан, вдох-выдох. Впрочем, не только стыд от поимки с поличным пытался его задушить. Неужели Марк следил за ним? Как он оказался в кафе, когда они сидели тут не первый час? Неужели он с самого начала разговора стоял у Нейтана за спиной? Он не мог просто так уехать из дома и совершенно случайно проезжать мимо именно этого кафе, этого окна, с этой стороны здания. Его появление здесь – вот что на самом деле было пугающим и невозможно странным. Раз-два-три. Должен двигаться. Нейтан поднялся, словно в тумане, пока Виктория оживленно трещала, отвлекая внимание, и, опираясь руками о столешницу, вышел из-за стола и остановился рядом с Марком. При ближнем рассмотрении он случайно заметил бумажник и край какого-то снимка в кармане его пиджака. На Марке опять чувствовался тот же дорогой одеколон, Нейтан уже запомнил этот запах. Он сделал неуверенный шаг в сторону, прекрасно понимая, что без внимания это не останется. Но почему-то внутренние инстинкты подсказывали ему бежать и бежать быстрее, поэтому действовал он совершенно бездумно. – Далеко собрался, Нейт? – прилетел ему в спину вопрос. Виктория замолчала. Нейтан, не оборачиваясь, уставился на дверь – выход из кафе. И подумал, что он бы все отдал, чтобы заранее сесть лицом к проходу и увидеть опасность, когда она только появилась в дверях. Но он не мог щелкнуть пальцами и отмотать время обратно. – Мне кажется, нам нужно поговорить. За его спиной прозвучали шаги и прямо над ухом раздались тихие настойчивые указания: – Возьми себя в руки и попрощайся со своей девушкой, Нейтан, – Марк взял его за локоть и несильно надавил, – все нормально. Постарайся сделать это так, чтобы она поверила тебе, ладно? Если ты потеряешь сознание сейчас, прямо здесь, на месте, это добавит вопросов и проблем нам обоим, а нам ведь не нужны проблемы, да? Нейтан, наверное, разрыдался бы, будь он лет на двенадцать помладше. Как это всегда случалось, когда отец отдавал ему указания, а за неповиновение следовала боль. Ослепляющая, как белое яркое пятно, которые он не мог восстановить. Память вычеркнула эти моменты из мозга, но не смогла вычеркнуть эмоции. Нейтан не мог перешагнуть через себя, через маленького Нейтана, который помнил и знал, что указаниям нужно следовать, иначе будет плохо. Он сглотнул и еле заметно кивнул. Впрочем, тот, кому был предназначен этот кивок, все заметил и отпустил. – Порядок. Но мне пора, – Прескотт-младший подошел к Виктории и попытался сделать очень уставший и скучающий вид. Только вот страх, плескающийся в светлых больших глазах, никуда не девался, что, разумеется, было заметно, – прости, что так вышло. Я тебе перезвоню вечером, окей? Не забывай спросить, кто из наших в городе. Виктория молча протянула ему конверт с его фотографиями, который он оставил на столе. Нейтан посмотрел на него так, словно видит первый раз в жизни. – О, точно. Спасибо. Он рассеяно приобнял Викторию, а она поцеловала его в щеку – обычный, казалось бы, обмен вежливостями. Хорошо, что Виктория в этот момент не смотрела на лицо Марка, выражающее смесь отвращения и ненависти, изменившееся до неузнаваемости из доброжелательно-приветливого. – Конечно, – напоследок улыбнувшись, попрощалась она, – удачной дороги. Приятно было с Вами познакомиться, мистер Прескотт, – добавила Виктория. Марк медленно кивнул и выдавил из себя дежурную улыбку. Дождавшись, пока Нейтан пройдет мимо него к выходу, он в последний раз посмотрел на девушку – достаточно внимательным и долгим взглядом – а затем вышел следом.***
Первая, вторая, третья передача. Нейтану не надо было смотреть на ручник, чтобы чувствовать, как дорога ускорялась с одной передачи на другую. Марк отлично вел: машина под ним не дергалась, без рывков увеличивала ход, не подскакивала на ухабах. Поразительная тонкость, уверенная выдержка, холодное спокойствие. Сам Нейтан давно получил права – не без помощи денег – и умел водить довольно неплохо, безопасно, но все же не настолько красиво. Ему зачастую не хватало этого клинического профессионализма. Нейтан не сразу понял, что городской пейзаж Аркадии Бэй сменился загородным, при чем, не тот, который он обычно видел, когда выезжал из города в поместье Прескоттов. Он оторвался от окна, поняв, что они пересекают какую-то лесную зону, и посмотрел на Марка. Тот напряженно следил за дорогой, поджав губы, и молчал. Старательно избегая Нейтана, будто боялся сорваться. Прескотт-младший узнавал эти чувства, понимал их без слов. Его отец такой же, а он всегда был рядом с ним. Здесь никогда не угадаешь, как себя повести. Неожиданно в кармане Нейтана завибрировал телефон. Он достал трубку и увидел пять сообщений в Вайбере от Виктории. «Эй, ты как там? Твой дядя тебя еще не убил?» «Нейтан, ты пугаешь меня своим молчанием.» «Я клянусь, что не видела его! Я понятия не имею, когда он зашел в кафе, да я ведь и не видела его прежде, поэтому не знала, как он выглядит… Может я его просто не заметила? Прости! <3» «Вру. Я тут поняла, что где-то видела твоего Марка. Но я не помню точно, может, его печатали в тех журналах? В любом случае, это было давно.» «Нейтан, я приеду в поместье, если ты мне не ответишь.» Нейтан наскоро настрочил ей ответ: «Все ок. Не надо ехать, не беспокойся. Что он может мне сделать? Отшлепает? Не смеши меня. P.S.: формально, Марк мне не дядя. Дальний родственник с отцовской стороны. Долго объяснять. Напишу, когда буду свободен.» Боковым зрением Нейтан заметил, что Марк наконец повернул голову. Прескотт-младший сунул трубку обратно в карман своей оранжевой кофты и, видя, что привлек внимание, как можно спокойнее спросил: – Куда мы едем? – он старался сделать свой голос максимально будничным – Марк до сих пор был взбешен. А напряжение, висящее в воздухе, можно было ложкой жрать – и то подавишься. Снаружи по машине, тем временем, забарабанил мелкий дождь. Марк сначала отвернулся в сторону своего окна, но потом ответил: – Это зависит от тебя, Нейтан, – он чуть понизил скорость и свернул вправо. Нейтан кивнул, словно ожидал такой ответ. Он щелкнул языком и потрепал свои волосы. – Если ты собираешься скинуть меня с обрыва, то ты едешь не туда, – прозвучало дерзко, но он не мог вести себя иначе. Это было его защитной реакцией. Марк, однако, ухмыльнулся. – Нет, это, определенно, не то, что я хочу с тобой сделать. Как-нибудь в другой раз, договорились? Не обижайся, я даже куплю тебе сладкую вату или попкорн. Мы отлично проведем время, скидывая тебя с обрыва. Нейтан сжал переносицу и нервно засмеялся. Ублюдок. Марк прекрасно знал, что он чувствует, но издевался над ним. Или дрессировал – смотря как назвать. Прескотта-младшего уже тошнило от этого. Как похоже на то, что с ним делал отец. – Ну, зашибись, – ответил Нейтан и наклонился вперед, – тогда, может быть, объяснишь? Я понимаю, что ты оскорблен, наверное, до глубины души, но мы уезжаем все дальше от города и поместья, а снаружи собирается какой-то нехилый ураган. Мне бы не хотелось оказаться на дороге, когда на землю хлынет ливень, а деревья начнет срывать. Лицо Марка, хоть он и пытался сдержаться, внезапно исказилось злобной гримасой, он со всей силы стукнул руками по рулю и резко затормозил, так, что Нейтан, не ожидая, врезался лбом в панель приборов и здорово приложился. – Еба-а-ать, – застонал он, согнувшись пополам, и положил лоб на колени, держа место удара руками. Боль была резкая, стреляющая, у него зазвенело под черепушкой и заныли зубы. А перед заслезившимися глазами заплясали белые мушки. Марк будто не заметил этого и повысил голос: – Оскорблен до глубины души, Нейт? Ты, бля, серьезно? – он то ли игнорировал, что рядом с ним пострадавший, то ли сделал это нарочно, – вместо того, чтобы рассказать мне все то, что ты там наговорил своей шлюхе, – Марк вдруг глупо осекся, собираясь с мыслями. Видимо, сквозь гнев, осознал, что уже не лезет за словом в карман. – Мы друзья, а ее зовут Виктория, – промычал в колени Нейтан, пытаясь отделить свою звенящую боль от ора Марка. Получалось паршиво. – Извини, да, это было грубо. Кем бы она тебе ни была, вместо того, чтобы поделиться со мной своими страхами по поводу меня же, ты пошел к ней. Ты чуть не растрепал ей все, что твой отец с таким трудом пытался укрыть! Годами Шон бегал за журналистами и СМИ, пока скандал не улегся на дно. Чтобы не запятнать Прескоттов, кстати, ты тоже часть этой семьи. Подумать только можно, как только над младшим Прескоттом пропал контроль, он решил поделиться со всеми нашими семейными тайнами. Может, Шон не зря так на тебя давит? – Ты, – Нейтан приподнялся с колен и повернул голову. – Это ты создавал семье проблемы, а не я! Из-за тебя все это началось, из-за тебя отцу пришлось бегать и подметать бардак. Не надо делать вид, что я один здесь виноват. «Тайны», блин. – Отлично, – Марк вдруг саркастично хохотнул, – давай. Хорошо, ты об этом уже знаешь. Давай о другом, что ты пропустил мимо ушей. Это ведь я – твой ночной кошмар, из-за которого ты спать не можешь, но почему-то побоялся прийти с этим всем ко мне, как взрослый человек. Для чего причин, кстати, не было и нет. – Блять, да! – Нейтан резко выпрямился, отчего у него в глазах потемнело. Он зашипел и завалился на дверь машины, закрывая глаза ладонями. – Я боюсь тебя. Доволен? Я сказал это. Папа всегда носился с тобой, как с писанной торбой. Он за всю свою жизнь со мной столько времени не проводил, сколько возился с тобой и твоим наследственным «виденьем». А тут он взял и оставил свое драгоценное сокровище на меня, адьос, Нейтан, разбирайся с ним как хочешь, но пылинки чтобы сдувал каждый день. Нытик. Последнее само вырвалось из него. Он не представлял, как это все вдруг так четко и ясно возникло у него в голове, будто он годами искал ответы, а тут они сами собой пришли. Без всяких психоаналитиков и кучи бабла, которое было потрачено на них. И все же, Нейтан плохо соображал после встряски, да тут еще Марк надавил на больную мозоль. Сам виноват. Только спустя минуты две он заметил, что Марк молчит. Нейтан отнял руки от лица и увидел, что тот смотрит на него со смесью искреннего удивления и жалости, а весь его гнев, словно по взмаху палочки, куда-то испарился. – Так, ты с такой стороны это все видишь, – как-то печально сказал он. А потом откинулся на спинку сидения и снял очки, чтобы потереть глаза. Он долго задумчиво вертел оправу в руках, а потом снова заговорил: – Нейт, дай мне обещание. Ты больше не будешь от меня ничего скрывать, каким бы тебе абсурдным это не казалось. Мне нужно твое доверие. – Иначе что? – вспышка ответной ярости у него прошла ровно в тот же момент, что и у Марка. Нейтан всегда был отходчив на эмоции, несмотря на стихийные вспышки агрессии, они проходили довольно быстро, а после того, как он «очищался», его воинственный дух куда-то исчезал и вместо него приходила усталость. – Ну, про обрыв ты уже знаешь, – примирительно начал Марк, но потом со всей серьезностью сказал: – но иначе я не смогу тебе помочь. Ты видишь все не с той стороны, с какой можешь увидеть. Тебя долго держали в неведении. Мне нужно знать, что происходит в твоей голове. Дай мне возможность войти и показать. «Ага, – подумал Прескотт-младший про себя, – чтобы ты просочился в мою голову, а потом остался в ней навсегда?». Это звучало не только как угроза, но и слабое ощущение, что Нейтан уже попал на крючок, не оставляло его, а теперь усилилось. Он не стал отвечать, а неоднозначно покивал головой. Какой аттракцион невиданной щедрости. – Я тебе ведь все равно не нужен, – выдавил он из себя довольно спокойно, констатируя факт. Но в его взгляде и без того был океан боли и одиночества, – как и всем Прескоттам, которые растят себе приемников. Смысл так стараться? Марк огорченно посмотрел на него, а потом перехватил ладонь Нейтана, лежащую на колене, и сжал в своей руке. – Я не имею ничего общего с твоим отцом, – искренне сказал он, заглядывая ему в глаза, – ты нужен мне, Нейт. Я никогда не одобрял того, чем занимается Шон. И извини, что я так долго не участвовал в твоей жизни. Ты был очень маленький, а потом у меня начались проблемы. Нейтан закусил губу, стараясь не смотреть на Марка. Хотелось выйти из машины и убежать куда-нибудь, где он никогда его не увидит больше, но, с другой стороны, хотелось поверить его словам. Он почувствовал, как Марк переплел его пальцы со своими, крепко прижимая к своей ладони, и подумал, не выдернуть ли ему руку. Но оставил все как есть и решил, что молчание затянулось. – А ты не думаешь, как это со стороны звучит? И что этим ты можешь перекрыть мое желание говорить правду? – Нейтан был всегда прямым, если его выводили на свет. Если его спрашивали. Пожалуй, для человека, семья которого владеет таким количеством денег, иметь подобное качество катастрофически опасно. – Думаю, – вот так просто признал Марк, а потом резко сменил тему: – покажи мне свои фотографии. Нейтан удивленно открыл рот. – Что? – Фотографии. Которые ты приносил сегодня Виктории. Прескотт-младший уже и думать забыл про несчастные снимки. Он разорвал пожатие и похлопал себя по карманам, вытаскивая оттуда конверт. Он погладил его пальцами, а потом нерешительно протянул. Марк достал содержимое и медленно, одну за другой, рассматривал фотографии, наклоняя их в разные стороны и вынося в более светлое место, а потом в более темное. Нейтан передернул плечами – ему было неловко, что профессионал вдруг уделил столько внимания его работам. Он знал, что Марк хорош в своем деле. По правде говоря, Марк был для него чем-то вроде идеала, на который стоит равняться, необходимой планкой. Только в этом Нейтан и себе бы ни за что не признался, не то что ему. – Ты так молчишь, будто увидел кучу моих селфи в ванне или с надутыми губами, – проворчал он. Марк пожал плечами. – Ну, если они у тебя есть… Селфи, к слову, довольно старый и неплохой прием в фотографии, несмотря на это идиотское название, которое мне не нравится, и клише, которое появилось из-за неправильного использования. Впрочем, твой уровень точно выше, чем селфи, – он вздохнул, отдал снимки Нейтану обратно и уставился на дорогу. Постучав пальцами по рулю, он включил первую передачу. – Я хочу тебе кое-что показать. Ты спрашивал, куда мы едем. Путь не очень близкий, поэтому можешь пока расслабиться.***
– Нет, подожди, – Нейтан собрался выйти из машины после долгой дороги и наконец размять ноги, но Марк его остановил, – возьми мой зонт из бардачка. Ты промокнешь, а мне нужна помощь. Нейтан пожал плечами и послушно потянулся к бардачку. Внутри него лежал большой черный и тяжелый зонт, карта дорог и аптечка, а еще он с удивлением обнаружил несколько шприцов. Они были в упаковках, еще не использованные, с довольно тонкими иглами. Нейтан завис на них взглядом, гадая, для чего Марку такое количество иголок с собой в машине, но решил оставить это на потом. Слишком много странного произошло за этот день, о шприцах он подумает как-нибудь позже. Он вышел из машины, спасаясь от ливня зонтиком, и зябко поежился. Погода окончательно испортилась, пока они ехали, Нейтан гадал, в каком состоянии сейчас Аркадия Бэй, если далеко за городом ливень стоял стеной. Впрочем, Марк привез его на какую-то лесную опушку, куда не доходили сильные ветра, а вокруг громко шумели деревья, сгибаясь под стихией. Нейтан заметил впереди какой-то деревянный не слишком целый сарай и обреченно вздохнул. Куда его еще занесет? Он обошел машину и помог Марку выйти, держа над его головой зонт. Они прошли вперед и остановились у огромной амбарной двери, на которой висел внушительный кодовый замок. Марк достал из кармана фонарик и посветил, чтобы набрать код. – По-моему, в этот сарай можно зайти, просто выбив любую деревяшку из стены, – мрачно заметил Нейтан, – толку от этого замка? Марк укоризненно покачал головой. – Тебе бы все ломать, вандал малолетний, тяга к разрушению губительна, – скорее для приличия пожурил он его и, сняв замок, потянул на себя тяжелую деревянную дверь. Со скрипом она приоткрылась, Нейтан отдал зонт и протиснулся внутрь. Несмотря на то, что сарай был хилым снаружи, внутрь почти не попадал дождь, было вполне сухо, было слышно совиное уханье и сильно пахло сеном. Следом протиснулся Марк. Когда он включил свет, уханье прекратилось, а Нейтан смог разглядеть все эти черные тени в углах: старый трактор, не один стог сена, балки, деревяшки, какое-то подобие второго этажа, стол, сундук, старые вещи и хозяйственные полки. Сарай был довольно большим, не очень приметным и каким-то даже устрашающим в своей обычности. В нем будто застряло время когда-то очень давно и с тех пор не менялось. А сверху на опорах Нейтан заметил висящие огромные хозяйственные крюки. Прям как в Пятнице 13-го. Он передернул плечами и почувствовал, как у него побежали мурашки. – Что это за место? Выглядит как для фермера-убийцы. Если ты собрался закопать мой труп здесь, то ты выбрал идеальное место, – нервно посмеиваясь, заметил он. Марк вдруг хитро улыбнулся и подвигал бровями. Нейтану почти стало плохо, но тот, заметив, сразу же отмахнулся: – Это место наши предки построили, было бы кощунством закопать тебя здесь. Я бы выбрал что-нибудь другое, более изящное. – Оу, ну, спасибо. Предки. Мне полегчало. – Не за что. – Лаконично ответил Марк. Он подошел к старому обшарпанному столу в левом углу сарая и поманил Прескотта-младшего к себе. Нейтан никогда бы не подумал всерьез, что эту развалюху когда-то построила его семья, несмотря на то, что знал, что Прескотты довольно давно поселились на этих землях и то тут, то там, везде были разбросаны куски их имущества в виде зданий или территорий. Подходя, он заметил на столе хозяйственные пилы, ножницы, секаторы и другие инструменты устрашающего вида. А на поверхности высохшего дерева были затертые красные пятна, когда-то, видимо, давно растекшиеся по столу и оставившие следы. Он сглотнул. Марк же не обращал внимания на эти присохшие в дереве пятна, а достал с полок над столом небольшую железную коробку, судя по всему, в ней когда-то лежал сахар или заварка – Нейтан видел на коробке какие-то завитушки и потершуюся надпись «чай». Явно фирма, торговавшая этим товаром, давно ушла с рынка. Он подошел поближе и заглянул внутрь. Марк поднял со дна коробки пожелтевшие фотографии и показал ему одну, на которой был изображен молодой мужчина. С острыми чертами лица, тонким носом и красивой ровной формы губами, явно светлыми волосами – возможно, рыжий – и почти прозрачными глазами, наличие радужки которых выдавалось только черным ободком. Особенности старых фотографий. Нейтан выжидающе развел руками и покачал головой, не понимая: «ну и че?» – На кого, по-твоему, он похож? – задал наводящий вопрос Марк. Нейтан поморщился. – На кого? Марк закатил глаза с коротким выдохом. – Разве не очевидно? Ты не узнаешь? Нейт, он похож на тебя как две капли воды, – он всучил Прескотту-младшему фотографию в руки и перевернул обратной стороной. На ней была карандашная поплывшая подпись: Гарри Аарон Прескотт. Нейтан нахмурился. – Это тот, из тех, кто первым приехал сюда, переселенец? В Аркадию Бэй? Я слышал истории о нем, но никогда не видел фотографий. Нейтан с первого взгляда не захотел признать их схожесть, но спустя пару секунд смог разглядеть свои черты в предке: тот же оттенок кожи, волос, светлые глаза широкой формы, губы и форма лица… Если бы Нейтан одевался также, как несколько десятков лет назад, и был на несколько лет постарше, пожалуй, их было бы не отличить. Шон был похож куда меньше на Гарри Прескотта, как ни странно. Марк присел на стол, приглашая его сделать тоже самое, пряча остальные фотографии к себе передней стороной. Нейтан сначала заколебался, не желая садиться на место, где, по его самым страшным предположениям, высохла чья-то кровь, но все же устроился рядом. Скорее их тех самых соображений, что он -- не ссыкло, и не струсит из-за какого-то пятнышка. Марк издал еле слышный смешок и проговорил: – Потому что Шон не разрешил забирать эти фотографии в дом. Семья, ожидаемо, закрыла глаза, но я был против. Шон никогда не поймет. Я почему-то уверен, что тебе рассказывали про Гарри Прескотта еще меньше, чем про меня, – юноша кивнул, – как обидно. Шон задолжал мне твои восемнадцать лет жизни. И про то, что Гарри владел нашим… виденьем, ты тоже не знаешь? Нейтан напрягся, уже понимая, что разговор свернул куда-то не туда. Только не снова об этом «виденье». Он отвернулся, машинально взлохматив волосы. От Марка никуда не уйдешь. – Нет, не знаю, – признал он со вздохом, – и почему-то думаю, что не хочу. – В этом нет ничего такого, что ты не смог бы выдержать, – Марк улыбнулся и приобнял его за плечо, притягивая к себе, – я думаю, это не случайность, что ты так на него похож. По крайней мере, надеюсь на то, что ты унаследовал не только внешность. У меня есть предчувствие, что именно это в тебе есть, а я редко ошибаюсь. Нейтан почувствовал, как внизу живота у него что-то неприятно потянуло, когда он оказался прижатым так близко к Марку. Это был страх или восторг? Радость от того, что его заметили, или его воспаленный мозг, который кричал: «беги»? Он не мог понять свои эмоции, но знал, что в его голове что-то взрывается каждый раз, когда Марк к нему прикасается. Он был живой, настоящий, пожалуй, более реальный, чем его отец. Шон никогда не был участлив с ним, с отцом Нейтан не испытывал подобных ощущений и, отчасти, пытался найти баланс в тонкой пленке между реальностью происходящего и невозможностью. – Я просто хочу помочь тебе узнать, кто ты и на что способен. Ты талантлив, это видно по твоим фотографиям. Хорошая работа с тенью, на каждом снимке я заметил сюжет, у тебя есть свой стиль, – продолжил Марк тише, наклонившись почти к голове Нейтана, – но тебе не хватает того, что было у нас, что сделало бы твой дар уникальным. Тебе нужно кое-что сильнее: вдохновение, своя ниша. Инстинкт самосохранения. Там, за дверями сарая – свобода, его отец, его будущее, его жизнь. Но почему-то Нейтан чувствовал себя именно сейчас так, словно он стал оголенным нервом, к которому прикасался человек, но не отдергивал руку, потому что ему не было больно. Почти невозможно вынести. Даже глубокий вдох не помогает унять сердцебиение. Такое случается перед неврозами. Он поднял голову и посмотрел на Марка. В его лице были какие-то не читаемые эмоции, давящие на Нейтана и одновременно притягивающие к себе. Как насекомое на свет. Неожиданно снаружи раздался гром где-то рядом с ними, Прескотт-младший дернулся в сторону от неожиданности, но Марк удержал его рядом и указал взглядом на снимки. – Наш предок тоже делал фотографии, когда это только становилось искусством, – осторожно начал он, а Нейтан почувствовал, как хватка вокруг его плеч и шеи стала крепче и сильнее, – в каком-то смысле, его тоже хорошо знали в Аркадии Бэй за эти снимки, он работал с ними очень долго. Марк перевернул одну из карточек, которые держал в руках, и показал ее. Нейтан почувствовал, как внутри него что-то резко надломилось, и ошеломленно выдохнул, хоть и подозревал до этого где-то в глубине души, что именно он может увидеть. Он отвернулся от изображения и сделал рваный вдох. Ему показалось, что он слышит пение китов где-то поблизости, похожее на плач. Оно было уже не таким успокаивающим, как в проигрывателе в его комнате, оно было похоже на призыв о помощи. Или на крик отчаянья, когда Нейтан почувствовал, как Марк притянул его за подбородок. Нейтан не хотел этого знать о Гарри Прескотте, а дальше – о себе. На первом из снимков была изображена убитая свинья, ее часть: голова, насаженная на какое-то деревко, похожее на копье. Животное явно было убито довольно давно, половина морды была уже съедена мухами и наплодившимися насекомыми, разорванная и подгнившая, но небольшая сторона была еще целой, например, часть нижней челюсти, вываливающаяся вперед, а с ней уродливый распухший почерневший язык. На заднем плане, где явно находилась какая-то стена, было криво мелом написано “DEATH”, а рядом «WAR”. Свинья была знаком – предупреждением о чем-то не человечески жестоком, предзнаменованием грядущего разложения и смерти. «Обесценивание жизни, безразличие, равнодушие» На следующем снимке был Гарри Прескотт, находящийся близко от камеры и заглядывающий в объектив. Он улыбался и держал за волосы какую-то несчастную женщину, по одеждам напоминающую выходца из индейцев: на ее голове были перья, а одежда украшена треугольными и разноцветными вышивными узорами. Нейтан заметил на ее лице ссадины и синяки, она плакала, стоя на коленях и притянув худые смуглые руки к волосам, а лицо было искажено страхом. Нейтан закрыл рот ладонью, едва дыша, он никогда еще не сталкивался так близко с болью. «Два разных мира, много непонимания, нежелание увидеть, обезличивание» Дальше – в кадр опять попадает Гарри Прескотт. Он держит на руках ребенка, еще совсем маленького, скорее всего, своего сына, судя по подписи «рождение» внизу. Он завернут в белую кружевную пеленку и подвязан атласным бантом. Гарри рад: он улыбается и смотрит на дитя с нежностью, обнимает его руками и поправляет ткань. Казалось, он не обращает внимания на камеру, а снимок случайный, если бы не нижняя его часть. Под ногами Прескотта полусидит женщина, скорее всего, служанка, судя по ее форме, но одежда частично сорвана, оставшиеся кружевные лямки и подол говорят о том, что она прислуга. Женщина явно белая, того же рода, что и сам Гарри. Она закрывает лицо руками, но по небольшому кусочку видно, что у нее полуоткрыт рот, а губы наверняка дрожат. На служанке нет следов насилия, ей просто очень больно. «Страдание, жадность, надломленность души, отсутствие надежды» На следующем снимке все пространство заполняет огромный стенд, на котором расклеены бумаги и написаны военные и политические призывы. Нейтан замечает слова: «не дать уйти», «встать на защиту», «искоренить», «грязь». Некоторые слова и надписи невозможно различить. Напротив бесчисленных плакатов спиной к фотографу стоит мальчик. Ему лет пять, судя по его фигуре – он очень худой, болезненно тощий, а одежда на нем висит грубым мешком. Из-под рукавов вытягиваются тонкие руки-ветки, на шее проступают позвонки, а короткие штаны не скрывают острые колени и обтянутые кожей ноги. Его волосы грязные, такое ощущение, что на них копоть или пепел. «Ошибки, агрессия, быстрое понимание и сожаление» Фотография сменяется другой, на следующем изображении снимок побоища в какой-то лесной чаще. Кадр сфокусирован на пустом, оголенном клочке земли, где лежат мертвые тела. Их слишком много, так, что некоторые сливаются в темные неясные пятна. Друг на друге, лицами вниз, вверх и на боку покоятся люди. По их внешности видно, что они все – индейцы, в типичных рубахах и ноговицах. Некоторые из них лежат с разбитыми висками, их глаза застилает засохшие коросты и отеки, некоторые погибли из-за вспоротой чем-то тяжелым и тупым шеи, откуда беспрестанно била кровь, поэтому их светлая одежда вся в подтеках, а шейная гортань неестественно вывернута. И в углу старой фотографии – еще живой индеец, он стоит на коленях, воздевая руки вверх и кричит. Он кричит по своим выжженным глазам, которые больше ничего не увидят, на его щеках текут кровавые слезы. «Боль, пустота, смерть» Нейтан очнулся и понял, что его трясет, когда на фотографию упала капля. Он вздрогнул и протянул пальцы к глазам – оказывается, он плакал. Он не знал, когда он начал, но это будто помогло ему выйти из транса, в который он погрузился. Ужас и паника нахлынули на него почти сразу же. Нейтан резко оттолкнул снимки в сторону, отчего они разлетелись по полу, и рваным движением вырвался из рук Марка, который все это время крепко держал его рядом и не давал пошевелиться, чуть не споткнувшись и шарахнувшись от него на несколько широких шагов. Его не просто трясло – ноги не слушались, а руки ходили ходуном. Он посмотрел на лицо Марка. Тот спокойно улыбался, наклонил голову к плечу и скрестил руки на груди. В его глазах был интерес, неподдельный и настоящий, он так внимательно всматривался в лицо Нейтана, будто хотел сфотографировать его и оставить у себя в памяти навсегда. – Вот это, – теперь Нейтан по-настоящему сорвался в истерику, неподдельную, с яркими вспышками и криком, – это… Он осекся, не зная, о чем ему сказать. Что это было слишком жестоко? Да, было, на фотографиях были запечатлены самые тяжелые и страшные моменты той жизни. Что снимки были дерьмовые? Нет, они были великолепны, даже в таком состоянии Нейтан прекрасно это понимал. В снимках было больше эмоций и истории, чем в книгах, они были настолько заполнены этим, что пробивали временную ткань. Кричать о том, что Нейтана это сломало? Да, сломало, но он не мог не чувствовать уважения и связи с Гарри Прескоттом. Его выворачивало наизнанку, будто он видел все это в реальной жизни перед собой, но он не мог отрицать, что его предок, который делал эти фотографии, который показывал мир таким, каким он его видит. Нейтан слышал в своей голове вой китов, усилившийся в несколько раз. Он обхватил голову руками и закричал. Так громко, как смог, зная, что его шум никому не будет слышно, ведь вокруг на мили и мили их окружает только лес. Когда-то один из психоаналитиков ему говорил, что крик помогает. Он освобождает. Но Нейтан только терял силы в этот раз. В конце концов, он опустился на колени и обхватил себя руками. Все, от чего его когда-либо прятали его родители, вырывалось наружу и само находило Нейтана. Он услышал, как Марк подошел сзади и опустился за ним на деревянный пол сарая. Он обвил руки вокруг Нейтана и прижался к его спине. – Я так и не ответил на твой вопрос, Нейт, – сказал он и положил подбородок ему на плечо, – тогда, во Флориде, моя карьера не только успешно началась, но и закончилась так, что это было сравнимо только со стихийным взрывом. Знаешь, такое бывает, как у актеров: один фильм с удачной ролью – ты звезда. Голос Марка был негромким и каким-то гипнотизирующим, отчего Нейтан еще чаще сухо всхлипывал и хватал воздух как выброшенная на берег рыба. Он хотел остановиться, но не мог, потому что понял, что ему уже никуда не сбежать. Он сдался в объятия Марка и слушал. – Снимки девушек на обложки журналов Флориды… – тот вздохнул, – были хорошим началом. Очень заметным, мне тогда повезло с моделями, оставалось только приложить ум, силы и талант, желание показать в них что-то живое. А потом, – Марк чуть повернул голову к Нейтану, отчего тот почувствовал теплое дыхание, – я решил, что пора заняться чем-то стоящим, чтобы продолжить настоящее дело Прескоттов. Ты слышал о снимках с мертвыми девушками. Они умирали быстро. Я делал все, чтобы запечатлеть каждый момент между их жизнью и смертью. Они были искренними, невинными, чистыми, несли с собой светлую ауру. Их эмоции перед смертью были хрустальными, не запачканными, такими, какие ты видел сейчас на снимках Гарри. Они реальны, Нейтан? Ты ведь увидел их, почувствовал их, понял? Нейтан зажмурился, отрицательно качая головой, и закусил губы. Марк усмехнулся. – Не ври мне. Ты видел все эти эмоции, я понял это по твоим глазам, – он уткнулся носом в волосы Нейтана и глубоко втянул воздух, – теперь твоя очередь сделать и показать мир таким, чтобы он сохранил свою изначальную полноту. Искренность в жестокости, равнодушии, во всех тех чувствах, которыми мы окружены. Нейтан готов был поклясться, что слышал пение китов. Они пели о скорой погибели.