Зараза

Не открывая глаз, Фрэнк вздохнул и ударил себя по руке. Комар, который кружил над ним, пробиваясь в сон тонким, назойливым пищанием, вызывающим зуд в голове, смешался с кровью на покрытой летней испариной коже. Лето было настолько знойным, что кондиционеры сулили только простуду даже самым стойким организмам. Ночами становилось легче, и можно было открыть окно, чтобы в комнате температура понизилась хотя бы до 25 градусов. Это было слишком для привыкших к прохладе ребят из Нью-Джерси, и работа над альбомом, которая должна была идти вовсю, ползла медленней слизня, ссоря и нагнетая уныние, выгибая, скручивая и сталкивая в пропасть депрессии и прострации, на грани разложения. Они ежедневно старались выдавить из себя хотя бы несколько часов репетиций, но только успевали хватать друг друга и себя за поводки, чтобы бешеными собаками не сцепиться в клубок, разрывающий на атомы доверенные уголки души. Они сжимали себя в кулак и хрипели, брызжа слюной в микрофоны, вымещая злобу на струнах. И винили в этом жару, исключительно ее. Ничто другое не могло пойти не так в команде, которая знала, чего хочет. Фрэнк потянулся за полуторалитровой бутылкой, оставленной на полу у дивана, на котором он крутился в попытках уснуть. Студийная гостиная, не приспособленная для ночевок, вдохновляла только окнами на северо-запад, дающими поспать дольше, чем в спальне, если тебе, конечно, удается уснуть на впивающихся в спину пружинах и полуободранной обивке. Набрав в рот воды, Айеро фонтаном окатил свой торс, надеясь на временное облегчение для изнемогающей от жары плоти. Тело ныло от неудобной позы и неровной поверхности, и душная комната ощущалась до самых костей, которые, казалось, достигли температуры тления. Влага, впитавшись в обивку, нагрелась от тепла тела, превращая диван в частичку ночного ада. Шанса заснуть не было, и расплавленный, высушенный мозг пытался найти себе занятие. Фрэнк решил предпринять отчаянную попытку убить двух зайцев, включил кондиционер и вышел из комнаты. Поправляя слетающие треники и оставляя на заметно ушедшем животе красные полосы от ногтей, он направился в ванную. Холодный душ покрыл кожу мурашками, и гитарист блаженно зажмурился, ощущая эйфористическое облегчение. Обливаясь с ног до головы, он не мог насытиться сладостью прохлады. Он замер, ожидая, когда замерзнет. Он хотел продрогнуть так, чтобы губы посинели, а кончики пальцев онемели. Но здравый смысл говорил слишком требовательно, чтобы Фрэнк не выключил воду. Трясясь всем телом, он выскочил из ванной, впервые за пару недель радуясь жаре. Фрэнк натянул на высыхающее тело шорты и вышел в коридор. В комнате для записи, пока он охлаждал кожу, зажегся свет. Айеро сочувственно улыбнулся, понимая, что в таких условиях тяжело заснуть даже на удобной кровати. На цыпочках, даже зная, что комната звукоизолирована, он подступил к двери и заглянул внутрь. Джерард сидел на полу с гитарой Фрэнка на бедрах. Грязные волосы сосульками закрывали лицо вокалиста, рассматривавшего дрожащие руки. Он с трудом поднялся и по стенке дошел до журнального столика. Потянулся за блокнотом, и, прихватив ручку, сел на пол, не возвращаясь на прежнее место. Он прислонился спиной к стене и откинул голову назад. Грудь поднималась медленно, и резко опадала, когда легкие выталкивали из себя воздух. Пыльная, непроветриваемая комната записи была не лучшим местом для коротания времени при такой аномальной даже для Лос-Анджелеса температуре. А он в этой духоте еще и напился, по крайней мере, так решил для себя Фрэнк. Джерард снова уткнулся в струны, прерываясь на пометки в блокноте. Лучшие вещи у него получались, когда он был в худшем состоянии. По возможности тихо, чтобы не напугать друга, Айеро приоткрыл дверь. Джерард терзал струны, грязно переставляя пальцы, смазывая звуки и ошибаясь в переборах. И он не пел. Он выл. Он подвывал и хныкал, подъезжая к звукам и катастрофически промахиваясь в обертонах. Фрэнк зажмурился. Он ненавидел, когда Джерард был в таком состоянии. Больше всего на свете. Беспомощность, отчаяние и ненависть трясли его тело, и выход находился только в ударах кулаками по стене, и тогда уже Уэй, еле очухиваясь от криков, приползал остановить уничтожающего себя друга. — Джи, эй? – откашлялся Фрэнк, входя в комнату и прикрывая дверь, хотя кроме них в студии не остался никто. – Ты чего? Вокалист поднял затуманенные глаза, откинув волосы, пропитанные испариной. — Я в порядке, просто… утомлен жарой. Не могу спать. Все хорошо. Он поднялся на ноги, всем телом наваливаясь на стену и гитару. Неверной походкой прошаркал к фортепиано, которое было его главным инструментом, и упал на крышку, покрытую тканью. Футболка была покрыта пятнами пота, а штаны покрылись складками, закрепленными влагой. Не зная, куда себя деть, он подскочил, направляясь к бас-гитаре. Дернув пару раз струны, даже не вынув ее из подставки, прислонился к стене, расчесывая живот. Дыхание участилось настолько, что не было понятно, попадает ли воздух в легкие перед тем, как выйти через рот. Фрэнк предчувствовал в Джерарде истерику, и подошел ближе, готовый подхватить падающего в его руки друга в любой момент. Слезы тонкими, торопливыми дорожками покатились по подбородку. — Фрэнкиии, - протяжный, отчаянный вой, и тело вокалиста упало в распахнутые перед ним руки. – Мне так плохо… я не понимаю… я не пил… плохо… - он плакал всем телом, в голос, вцепившись в футболку гитариста, притягивая его к тебе, будто он хотел вырваться. Фрэнк обнимал его, удерживая на ногах, отчаянно соображая, как помочь пробиваемому крупной дрожью другу. Уэй, просунув руку между их животами, снова отчаянно чесался. — Тебя искусали что-ли? – Айеро решил воспользоваться этим неосознанным жестом для отвлечения внимания от концентрированной истерики. — Не знаю… нет… Джерард наваливался на Фрэнка все сильнее, и тот уже не мог удерживать его. — Давай-ка сядем, Джи… ты не можешь стоять. — Фрэнкииии, - сильнее взвыл Уэй, оседая вслед за другом. Они сидели в обнимку, сплетаясь руками и ногами, и Джерард успокаивался, отпуская Фрэнка из удушающих объятий. Его все так же трясло, и тело горело сильнее, чем полчаса назад. Он снова потянулся к животу, но Фрэнк мягко отстранил его руку, аккуратно берясь за край мокрой футболки. — Ну-ка, что там у тебя. Дай посмотреть. Можно? Джерард согласно кивнул, убирая руку и доверительно смотря в глаза. Фрэнк приподнял ткань и уставился на несколько маленькие красных пятнышек и содранных волдырей. Пятна горели на бледной коже, разъедаемые потом. Уэй тревожно обвел глазами комнату и снова жадно уставился на друга: — Это аллергия, да? — Нет, Джи, маленький ты мой, - с облегчением улыбнулся Фрэнк. – Это ветрянка. Где ты ее только подхватил? Фрэнк, конечно, догадывался. Две недели назад они отлично провели время в детском доме, раздавая ребятам подарки в честь дня независимости. — Я не знаю... Ты уверен? – он не понимал, чему так улыбается гитарист. — О да, вполне уверен. Теперь да. Не переживай, через неделю вернешься в строй. — Но… — Все в порядке, альбом подождет. Ты не сможешь с вертянкой записываться. Да и мало ли, вдруг не все ребята переболели. Фрэнк только улыбнулся, набирая СМСки остальным участникам записи. Если повезло, что все остальные уже переболели и никто больше не будет страдать от невозможности почесаться и вымыться в такую жару.

***

Фрэнк вернулся в студию с большим пакетом еды и чуть поменьше – лекарств. Лежа на полу, Джерард лениво перевернулся на живот и записал удачную строчку в блокнот. — Ну, ничего себе, наборчик! И это все мне? – он высыпал рядом с собой пакет с медикаментами, читая названия, которые почему-то казались очень смешными. Фрэнк уселся рядом с ним на пол, макая ватную палочку в зеленку. — Ну-ка, давай татушки буду тебе рисовать, - он веселился, предвкушая все те вещи, которые он нарисует на теле друга. – Или созвездия. Хочешь, объединю болячки в созвездия? — Я тебе отомщу за это, - хихикнул Джи, пытавшийся не ерзать от щекотки. — О, да! Ты мне отомстишь за мои художества на тебе. Даже не представляешь, насколько скоро. Джерард вопросительно поднял бровь, а Фрэнк засмеялся от души, поднимая свою футболку и показывая несколько красных пятнышек на животе. — Да неет, - взвыл от ужаса и детского восторга Джерард, осознавая увиденное. — Так что тебе придется еще и лекарствами со мной делиться. И ухаживать за мной, когда я буду валяться и истерить на смертном одре, как ты пару дней назад. — Почему ты тогда не ушел, когда понял, чем я заболел? Ты же знал! — Ну, не мог же я лишить себя удовольствия разрисовать тебя. Да и я уже был уверен, что тоже инфицирован. Так что не дергайся, пожалуйста. Ай! Джерард вырвал из расслабленных пальцев ватную палочку и ткнул ей в красную болячку на животе друга. Смеясь, Айеро навалился на друга, сжимая в объятиях и наводя бардак в и без того растрепанных волосах. Болезнь бывает веселой, если разделить ее на двоих.