И снова... ложь?

Мы собираемся напиться Вдвоём в квартире у тебя. Неделя сложных репетиций Вконец затрахала меня. Встречаешь. Крепкие объятья В руках бутылка вискаря. «Я так устал, не наливай мне…» «От виски отказался зря!» «Не хочется». И снова ложь, И твой излюбленный приём: «Что, с натуралами не пьёшь?» «Я пью. Но ты-то тут причём?» – Вернул подъёбку, осмеяв Картинный лоск твоей улыбки. Что б ты сказал, сейчас узнав: Границы дружбы очень зыбки… Не знаешь ты, что опыт мой Оценивать мне позволяет Твой шарм, изящный и живой. Не знаешь. И никто не знает. Я эту тайну схоронил, И, лишь тебя увидев в труппе, Я осознал, что поспешил Себя «нормальным» счесть. Как глупо! Я знаю: мне с тобой нельзя, Хотя никто не запрещает... Ведь мы же – лучшие друзья! И перспектива не прельщает Тебя лишиться навсегда. А ты, хоть взрослый, но наивный. Оберегать хочу тебя… Мы нажираемся в говнину – Ещё бы, столько коньяку! Там два пакета было – больше? Кино смотреть? Мерси боку. Ах, «Парфюмер»? И это можно. Но к середине фильма мне Срывает наглухо кукушку. Я помню: истина в вине. И я шепчу тебе на ушко: «Не бойся, милый мой Микель, И бровью не веди так хмуро. Сегодня я – твой парфюмер, Придётся быть моей Лаурой.» Волос твоих не трону я: В них слишком много лака, блеска. Зачем не слушался меня, Мой Моцарт? Будь на своём месте! Тебе я место укажу (Сальери, помни, враг опасный!) И, оседлавши, развяжу Платки на трепетных запястьях. Ты не сумеешь возразить Ни словом: хмель ещё не вышел. Меня ж успело растащить На атомы. Срываясь ниже, Срываю ткань одежд с тебя. Рычишь ты, в ярости прекрасный: «Ты хули делаешь?» Но я Заткну тебя внезапной лаской. «Пусти, урод!» - вдыхаешь ты, Из-под ресниц свирепо глядя. Тобой любимые платки Хватаю - будь они не ладны- И связываю руки там, Где кожа нежна вся в шрамах – Следы терзавших душу ран, Напоминания о драмах. Но драму здесь играю я, Вскрывая лезвием твой запах. По коже первая струя, И страх ползёт на липких лапах. Кричишь. «Спокойно, я сказал! Ты всё испортишь, Мике, милый…» Над раной свечку в руки взял, Чтоб запечатать парафином Края надреза. Ибо кровь Твоя должна лишь мне достаться! Молчишь. Лишь скрежетом зубов И мелкой дрожью наслаждаться Пока позволил мне. Но пусть Тебя надежда не тревожит: Это приход. Я не уймусь, Меня сомнение не гложет: Я заявлю свои права, Тебя подмяв, в ковёр впечатав, Чтоб поцелуями прервать Поток твоих отборных матов На итальянском. «Caro, да!» И вот я в рот беру покорно, Меж тем мой палец, как змея, В тебя вонзается проворно. Я буду первым. Ты шипишь. Тебя растягивать так сладко! «Ты хочешь вырваться, малыш? Попробуй. Призом – шоколадка.» Плевок – пощёчина – удар. Нет, ты меня с себя не скинешь! На пальцах кровь – особый дар… И эта боль не скоро мИнет. Дрожишь и стонешь. Я смеюсь. «Фло, сделай это!» Слишком рано! Я трахнуть Вас не тороплюсь, Мой Амадей. Дышите рвано, Вжимаясь в пол от ласк моих. «Мот, тварь, ты мне за всё ответишь!» «Отвечу.» Ты покорно стих… «Мик, будет больно…» – не заметишь, Как невесомым шёпотком, В глаза взглянув, прошу прощения. Но в перехваченных платком Руках дрожит лишь нетерпение. Я не вхожу в тебя – врываюсь, (Ты мечешься, исходишь воплем), И от восторга задыхаюсь Во взрыве ядерном коротком. Вдох – вспышка – грохот пустоты – В тебе шальное растворение. И снова тихое «Прости». И снова молча непрощение. Ты, обессиленный, упал, Солёным истекая соком. «Фло, сука, я ведь доверял!» «Да, я не стою Вас нисколько». Но к чёрту пафос, ты уснул. Я, как ребёнка поднимая, Тебя к кровати отнесу, Оставлю, пледом укрывая. Уже под утро дело, я Иду на кухню выпить чаю. Я не уйду, бросив тебя Наедине с твоим отчаяньем. *** Проснулся. Входишь в кухню и… «Я раскрошу тебе ебало!» «Давай. Я это заслужил» Шаг – взмах – «Что, сука, больно стало?» Не закрываюсь: виноват, Я признаю, прощу прощения. Ударов звуки наводнят И слух, и разум. Напряжение Тебя срывает: ты слабей, Хотя и старше. Что поделать? Садишься рядом. Ты всё злей. Но и у зла свои пределы. Помедлив, за руку берёшь: «Флоран, блядь, Мот, что это было?» Мой голос рвёт в стокатто дрожь. «Я. Не. Хотел. Чтоб. Так. Лю. Бимый» «Какого хуя ты молчал, Опездал, как мог не открыться?» Я всеми силами искал Ответ, который бы сгодился И не нашёл. Лишь прошептал: «Микеле. Солнце. Мой хороший». Ты неожиданно обнял И... "Мне понравилось, мой Флоша...»