***
Шарфы были яркие. Аомине они не нравились. Они горели красным и жёлтым, алым и золотым. Если всматриваться долго — мешались; как знамя, орали во всю глотку, если бы шарфам давали шанс орать: эй, осень! Так что шарфы его злили, совершенно точно. И цвета эти, сильно нахрен цветные, тоже. Это наталкивало на мысль о том, что он не слишком представлял, что забыл в Гриффиндоре. — Дебил? — Кагами смотрел почти с сочувствием, пока не отвлёкся на взбрыкнувший в руках учебник. — Пятый год учишься, а всё не догоняешь. Аомине даже отмахиваться не стал — увалился щекой на столешницу. Дайки регулярно проделывал подобный трюк с кофейным столиком, сидя на диване и складываясь почти пополам. У камина веяло теплом, сладким, как зефир, на костре запечённый, вязким, топким. Кагами возился с одичавшей книгой, Куроко цедил тыквенный сок из большущей красной чашки (опять стащил у Кагами — Дайки хмыкнул), подобрав под себя ноги и утопая в кресле. Вот она, ещё одна отвратительная новость сезона: в половину блюд начали пихать гребаную тыкву. Не то чтобы Аомине имел что-то против… просто бесило. Они втроём торчали в факультетской гостиной, и заняться было решительно нечем. По крайней мере, Аомине был в этом уверен. — Скучно. Аомине ныл много и часто, когда у него случалось плохое настроение, тем более, если это приходилось на канун Квидичча. Он хотел играть против Кагами, бороться с ним за снитч, например, или долбиться друг другу в плечо в борьбе за квоффл, или запускать бладжеры в затылок. Вот что было бы реально круто. Не то, чтобы ему совсем не было весело так, как обстояли дела… просто бесило. — Да что с тобой? Ты невыносимей обычного, — кривится Кагами. Аомине хочет съездить ему по лицу, но если их поймают, матча не видеть ни одному. Да и лень, признаваясь начистоту. — Кагами прав, Аомине, — замечает Куроко, утирая губы салфеткой. — Тебе тоже стоило бы прочитать пятый параграф. Или сходить проветриться.***
— Ну, я и слинял, — пожал плечами Дайки. С его слов побег в Хогсмид выглядел чем-то самим собой разумеющимся. Если и было что-то, что могло взбесить Кагами больше, нагнавшего его только на площади, то на ум всё равно ничего не приходило. — Идиот! — рявкнул Тайга, отвесив оплеуху. Аомине в долгу не остался — пнул в плечо, почти скучая. Кагами скривился, но не отступил. — Ты тупой? — поинтересовался Кагами, на что Аомине нахмурился и уставился на него предупреждающим взглядом. — Да что с тобой не так! Нас отстранят от турнира! Нас отчислят к хренам драконьим! Дайки фыркнул, отряхивая рукав, который Кагами успел от души потормошить. — Типа такое случалось. И кстати, я не умолял тебя тащиться за мной. Сидел бы дома, как примерный мальчик. Ты почти приручил книгу, ковбой, я почти начал тебя бояться. Кагами зарычал, сжимая кулаки. Ничего хорошего это не предвещало, но пока они торчали в одном из застойных углов «Три метлы», можно было рассчитывать на то, что он постарается держать себя в руках. Лишнего внимания совершенно точно не хотелось. — Аомине, — прошипел Кагами в лицо Дайки, ухватив того за отворот. — Че? — Ты! Кусок драконьего дерьма! Они оказались под столом. Как они туда скатились, Аомине представлял смутно, зато сколько пыли они там собрали и сколько синяков поставили, наминая друг другу бока, он догадывался. Кагами, навалившийся сверху, пыхтел не то от злости, не то от рвения. Всё, за что ни брался, этот олух делал с таким старанием — Дайки откровенно веселился. Пялиться на озадаченную морду Кагами не надоедало никогда. — Эй! — послышалось откуда-то со стороны и сверху. — Что это вы тут устроили? Аомине виднелась только столешница, мрачная, нависающая тяжёлым монолитом, взлохмаченная макушка Кагами, дырка на рукаве и чьи-то ноги в сальных исцарапанных ботинках. Из бара их, конечно же, вышвырнули. Аомине матерился, не пытаясь приглушить голос. Потому что какого гоблина! Он просто хотел сливочного пива, блин. Отлично. Парни вывалились из бара, пихаясь и рыча. Улица смахнула с курток затхлый налёт, встряхнула за плечи. Пахло сырой пылью. Отряхиваясь и втягивая носом режущую изморозь, Аомине понял: ноябрь накинулся со спины. Застал неготовым. Осень прокралась за ворот рубахи, распахнутой на верхние пуговицы. Он видел холод прямо перед собой, в воздухе — тот красил его в сизый, зябкий; обмакивал в чернила, стыдясь. Пар изо рта срывался поперёк крупе. Сверху сыпало белое, полупрозрачное от влаги — остро вниз, вгрызалось в асфальт, захиревший, болезненно-серый. То, что он видел, не радовало. Аомине поёжился, нахмуриваясь, и запихал ладони в карман. Он просто хотел выпить пива, чёрт подери. Момент безнадёжно упущен. Дайки обернулся к Кагами. — Доволен? Кагами сопел под нос, натягивая на плечо мятую куртку. Уколол взглядом. Дайки молча наблюдал, как Тайга, отвернувшись, встряхивает ладонью волосы — с прядей сыпалась пыль, и мелкий мусор, и какие-то крошки. Довольным придурок Кагами не выглядел. Аомине вздохнул. Вот так всегда. С ним почему-то по-другому не получалось.***
Матч с Хаффлпафф Гриффиндор выиграл. Конечно. — Они бесполезны, — фыркнул Дайки, отставляя метлу, но его голос утонул в ликовании команды. Аомине завалился на скамью, раскидывая ноги в стороны — пробраться в тесном проходе между лавками, не зацепив его ботинка, оказывается невозможным. Никто и не спешил. Шумная процессия с улюлюканьем и хлопками проплыла к выходу из раздевалки, раскачивая вратаря. Аомине устроился удобней (насколько это возможно, лёжа на твёрдой доске, но ему не привыкать); запрокинул ладонь под затылок, другую устраивая на животе. Он, кажется, так и успел задремать, как был: в форме для Квидичча, скинув только перчатки, когда какой-то ублюдок всё-таки умудрился толкнуть его. — Эй! — рявкнул Аомине, удержавшись от падения. Он запрокинул взгляд, раздражённый, натыкаясь на Кагами. — А. Это ты. Хмурая физиономия Тайги успокоила. Лучше ругаться с ним, чем терпеть настырность зевак. — Все уже ушли, — доверительно сообщил Тайга, глядя в глаза. Аомине зевнул и отвернулся на бок (улечься на узкой скамье почти в любой позе — один из его талантов). — Я заметил. Пока ты не притащился. Даже с закрытыми глазами Дайки готов был поспорить: Кагами поджал губы и увёл взгляд в сторону. Может, принялся чесать затылок. Ну, точно — пока думал, что бы такого ляпнуть. И как он не старался, всегда получалось невпопад (Аомине тихо усмехнулся). — Ты словил его за девять минут. — Да, сегодня было скучно. — Аомине! — рявкнул Кагами (терпение у него испаряется слишком быстро, когда дело касается Дайки — забавно). — Аомине, не будь засранцем! Пошли в гостиную, все уже празднуют. Аомине хмыкнул. Круто им — тем, кому есть что праздновать. Аомине наблюдал за этим, сколько себя помнил. Все эти олухи гонялись по полю, плечом к плечу, следовали стратегиям. Кагами и Куроко стукались кулаками, работали в паре, вместе боролись за квоффлы и были отличной, самой настоящей командой. Пока Аомине, как в зад ужаленный, носился за снитчем. Один. — Ты обижаешься? — Кагами нахмурился. — На меня? Он знал, что сам виноват. Но вряд ли теперь он о чём-то жалел — смысла не было. Праздновать ему было нечего. Вообще последнее время праздновать нечего. Аомине сорвался на ноги, прежде чем Тайга начал бы докапываться. Пнув скамейку, Дайки подхватил свою метлу и перчатки. — Иди нахер, Кагами. От раздевалки до общежития — шагов тысячу, не меньше (если выбирать виляющую тропу, которой Аомине шарится из раза в раз). К счастью, Кагами хватило мозгов не увязаться следом.***
Рождество наступило резко, однозначно и прямо на Аомине. Хоть до двадцать пятого декабря оставалось ещё полторы недели суеты, шума и сборов, Рождество — это целый период, когда всех вокруг охватывает предпраздничная лихорадка; это почти отдельная эпоха, вовсе не один крошечный день. Она начинается и заканчивается по-разному, но каждый раз почти одинаковый: эпидемия поражает одного человека, и всё начинается с него, с того первого, кто подхватывает вирус — замечает первый снег, притаскивает полосатые леденцы. Эти дурацкие бело-красные леденцы, вытянутые длинным изгибом, упакованные в отдельные хрустящие пакетики и украшенные дурацкими ленточками. Такое быстро на нет не сходит. Даже после, когда ученики возвращаются в Хогвартс с каникул, в коридорах всё ещё пахнет праздниками, приторно, душно, как когда воздух полнится подгоревшей выпечкой. Проходит не меньше недели занятий (не меньше одного — у Снейпа, и хоть где-то он оказывается полезен), прежде чем тухнет последняя мечтательная улыбка. Но до этого ещё далеко. — Мистер Аомине. Мистер Аомине! Уронив голову с кулака, подпирающего щёку, Аомине бестолково оглядывается (к счастью, он не Безголовый Ник, так что за головой гоняться не приходится). Утерев губы, он, заспанный, обратился взглядом к преподавателю. Профессор замерла в проходе между рядами, как раз рядом с его, Дайки, местом. — Мистер Аомине, Вы спали на моём уроке, — мрачно заметила Макгонагалл. — Опять. Аомине отвёл взгляд, почёсывая отдавленный локоть. На первой парте шушукались девчонки из Слизерин, рассматривая под партой журналы — даже с соседнего ряда Дайки прекрасно мог рассмотреть пестрящие фотографии подарочных обёрток. Он скривился, пытаясь прикрыться плечом. Желание зевнуть было чудовищным, но декан вряд ли это оценила бы. — Что вы скажете в своё оправдание? — настаивала Макгонагалл, вздёрнув подбородок и заложив за спину руки. За ними лениво наблюдал весь поток. Кагами и Куроко, сидевшие неподалёку спереди — особенно. Аомине невпопад усмехнулся, делая вид, что не замечает. — Я выиграл в Квиддич. Минерва вздохнула, глядя на Дайки сверху вниз. — Я так и думала. Макгонагалл отвернулась, проходя к доске, исписанной замысловатыми формулами, оставляя за собой шлейф лавандовых духов, которые совсем ей не шли. — Что ж, мистер Аомине, — задумчиво проговорила она, — я полагаю, вы достаточно отоспались на моих занятиях, чтобы на каникулах заниматься подготовкой доклада к нашему следующему семестру. — Минерва обернулась, стукнув палочкой по стопке толстенных ветхих книг, сложенных на углу стола. — Подойдёте ко мне после урока, я составлю вам список литературы. А теперь, если вы не возражаете, возвращаемся к странице четыреста… Дальше Дайки не слушал. Он тёр заспанные глаза, откинувшись на спинку, и пытался понять, что не так с его сраной удачей. — Охереть, — рявкнул он. Какой-то хаффлпаффовец, сидящий перед ним, вздрогнул и обернулся. Макгонагалл поправила очки, но в его сторону даже не глянула. — Вы что-то сказали, мистер Аомине? — Я крайне опечален вашими словами, профессор.***
— Старуха меня ненавидит. Впервые Аомине действительно расстраивал этот факт. Он и так был тем ещё лузером — на каникулы оставался в Хогвартсе, потому что родители едва вытягивали расходы и без тех недешёвых перелётов-переездов, которые пришлось бы вынести, чтобы добраться до Токио и обратно. Мало того, что из всей группы он один обречён торчать в общаге и в пустующей гостиной пялиться на ёлку, так тут ещё и этот чёртов доклад. Да и целые каникулы опять будет нечем заняться — все сваливают в родные пенаты, значит, Кагами тоже, значит задирать будет некого, да и тренироваться тоже не с кем. Квидичч Квидиччем, а с Кагами весело и просто швыряться квоффлом или устраивать драки на битах. — С чего бы это, — хмыкнул Тайга, когда Дайки уже забыл, с чего начал. Кагами уселся на скамейку рядом, загораживая рябящую ёлочными игрушками и огнями ель. Аомине ни за что бы ни признался, но огромное хвойное дерево, устанавливаемое в Зале каждый год, чем-то его завораживало. И угнетало одновременно, потому что через три дня он будет пялиться на него в одиночку. Чтобы как-то отвлечь себя от невесёлых мыслей, Аомине, прилипший щекой к лощёной столешнице, выпрямился в спине и, потянувшись, закинул руку Кагами на плечо. Он позволял себе это время от времени, потому что от Кагами всегда веяло теплом, а зимой ещё и хвоей, и мятными конфетами. — Так с чего, умник? — вкрадчиво поинтересовался Дайки. Кагами хмыкнул, не растерявшись, и обернулся к Аомине. Куроко отстранённо наблюдал за ними, не вмешиваясь, сидя за столом напротив и бесшумно поглощая гороховый суп. — Ты устроил пожар в её кабинете. — О да ладно, — Аомине закатил глаза, — это было кучу лет назад. — Ага, — усмехнулся Тайга, — а ты все такой же придурок. — Кагами-и-и! — Аомине, — вмешался Куроко, — профессор Макгонагалл тебя не ненавидит. Она просто хотела бы, чтобы ты вёл себя более ответственно. Кагами, ты тоже. Смеющийся Кагами задохнулся возмущением. На победоносное «ха!» Аомине он раздражённо прицыкнул, отпихивая ехидную рожу от себя подальше. — Что я? — Тайга отодвинулся, захлопнув пресловутый учебник, в котором всё равно не разбирался ни хрена. — Из-за него мы постоянно влипаем в дерьмо. — Я не виноват, что ты таскаешь за мной по пятам. На заявление Дайки Кагами почему-то вспыхнул — Аомине готов был поклясться, что ему не показалось, потом что он вообще-то хотел сказать что-то… ну, что-то ещё точно в голове всплыло, но неровные красные пятна на лице Кагами сбили его с толку. Он всегда так прикольно краснел? — Эй, Кагами… — Отвали. Тайга встал со скамьи и ушёл, мазнув Дайки сердитым взглядом. — Аомине, — вздохнул Куроко сочувственно (он всегда вздыхал с выражением), — ты дурак. — Что? Дайки отодрал взгляд от удаляющейся фигуры Кагами, с покосившимся талмудом подмышкой, и глянул на Куроко. Тецу смотрел с укором. Даже руки на груди скрестил, мелкий засранец. — Тецу, и ты тоже? Куроко вздохнул — опять, — так многозначительно, как умеет только он. Взял свою тарелку и встал из-за стола, не уронив больше ни слова (чему Дайки был отчасти рад, потому что оно наверняка оказалось бы тяжеленным и сшибло бы в окончательный нокаут). — Зашибись, — восхитился Аомине, оставшись наедине с собой. Кажется, его забыли о чём-то предупредить.***
— Тецу! — позвал Аомине на бегу. — Подожди. Он нагнал Куроко в холле — тот замер в десяти шагах от него, обернувшись, и терпеливо ждал, меряя взглядом. Свет свечей, выхватывающих еловые ветви, и красные ленты, и пучки красной смородины, мягкий свет затопил стылое помещение до самого свода, и в желтушном мареве волосы Тецу забавно отсвечивали, подтаивая. Он походил на взъерошенного воробья с непомерно большим чемоданом, на самом деле, его невозможно было спутать с кем-нибудь другим, — в потоке счастливых фигур, стремящихся во внешний мир. Аомине не смог сдержать усмешки. Куроко каким-то загадочным образом — какой-то высший, запрещённый уровень магии, — не изменял себе ни на йоту. Даже эта его чисто японская привычка, выпадающая время от времени у них с Кагами, особенно у Кагами, — обращаться по фамилии, — так и не выветрилась с годами. — Смеешься надо мной, Аомине? — Извини, — хохотнул Дайки, пожимая плечами, — Тецу. Ты шарф забыл. Вязь тонула в ладони и покалывала пальцы, пока Дайки обматывал чужую шею. Они почти не общались последние три дня, но даже схватывая на себе укоризненные взгляды, Аомине почему-то знал, что Куроко на него не злится. Когда половина бледного лица скрылась за красно-жёлтыми полосами, на Аомине уставились огромные голубые глаза. — Аомине, — промычал Тецу в ворох шерстяных нитей, — спасибо, но это не мой. Дайки, отсмеявшись, вздёрнул брови. — В смысле «не твой»? А чей? — Мой в чемодане, — сообщил Куроко, выбираясь из мотков шарфа. — Этот, полагаю, принадлежит Кагами. — Так это придурок этот шарф забыл? — Не думаю, — отрезал Тецу. Аомине нахмурился. Складывать два и два получалось слабо, потому что больно уж подозрительным выходил ответ. Куроко уезжал с последним потоком, и если Кагами здесь не было, выходило… — Кагами остаётся, — Куроко кивнул, протягивая Аомине шарф. — «Отец всё равно в командировке», он сказал. И ещё сказал, что ты наверняка будешь все праздники сидеть с унылой мордой, в одиночестве. Извини, Аомине, это не мои слова. — Ничего, — не задумываясь, отозвался Аомине, сбитый с толку, глядя на гриффиндоровские краски в своих руках. — Как-то это… — На него не похоже? В голосе Куроко слышалась улыбка, лёгкая такая, но зазывающая. Аомине поднял голову. — Аомине, — усмехнулся Тецу самыми уголками губ, — ты, правда, дурак. — Аомине открыл было рот возразить, но Куроко продолжил. — Тебе нужно быть внимательнее к людям, которые тебя окружают. Как Кагами, например. Как Кагами — эхом отозвалось в голове. Кагами, который швыряет в Аомине учебники и тетради, и даже ручки, чтобы тот прихватил на занятия хоть что-то. Кагами, который злится на Аомине, если тот пропускает тренировки. Кагами, который всегда ошивается где-то поблизости. Кагами, который следит, чтобы Аомине не застрял в полной заднице. Который заставляет носить шарф зимой, который готовит лучший в мире горячий шоколад, с которым так клёво гонять на мётлах, который… Дайки замер на месте, как молнией поражённый. Дурак. Непроходимый идиот. — Тецу, — позвал Дайки, взлохматив голубые волосы, — с Рождеством, Тецу, — и сорвался с места так скоро, как только умел. Куроко покачал головой и потянулся приглаживать прядки. И улыбнулся вслед, конечно. Кажется, Аомине, наконец, знал, что делать.***
Когда Аомине забежал в их комнату в общаге, он уже знал, что увидит. Кровати с аккуратно расправленными покрывалами, бурая ткань балдахинов, окольцованная золотой тесьмой, пустующие стулья, не заваленные смятой одеждой, пятно ковра поверх плитки. Только его вечно разворошенная постель в углу и задница Кагами, торчащая из-под стола, привлекали внимание. Стоп. Задница Кагами? — Эй, ты что там забыл? Сначала послышался отрывистый удар — головы о стол, — и сразу после глухие ругательства. Кагами, оглянувшись, выполз из-под стола, потирая макушку и прижимая что-то к груди. — Сигма. Кот, — показал он Дайки ком меха, пялящийся узкими зрачками, став на ноги. — Родители Джейсона свалили за границу, а его отправили к бабуле. У неё аллергия на котов, так что он оставил его здесь. — Кагами замялся, глядя на полосатого зверя у себя на руках, и зачем-то добавил: — Попросил присмотреть. Меня. За тобой самим присматривать нужно, — хмыкнул про себя Аомине, но промолчал. Рановато как-то вот так — с места в карьер. Зверей приручать нужно. Хотя он Кагами, наверно, уже приручил. В том ведь и дело, да? — Чего лыбишься? — поинтересовался Кагами, резковато и с явным подозрением. — Потому что, — без стеснения заявил Дайки, продолжая нагло улыбаться, — ты в меня втюрился. Кагами покраснел. В этот раз Аомине отчётливо рассмотрел, и это точно никакой не обман зрения: Кагами покрылся алым, как железо раскаляясь. Такой чудной. Наверняка начнёт отпираться и верещать, как мандрагора. Но Кагами только опустил пригревшегося кота на пол и взгляд вздёрнул прямо глаза в глаза. Засранец. — И что? Храбрится, сразу понял Аомине. Храбрится, а сам щеку закусил и кулаки сжал. И вообще всё у него на лбу написано, — это Аомине сам дурак, что не догадался раньше прочесть. — И ничего, — хмыкнул Дайки, подступив на шаг ближе. — Будем искать омелу или так разрешишь себя поцеловать? Смельчак. Ещё одна особенность Кагами: удивляется он так открыто, так искренне и доверчиво, — ничего странного, что Аомине не выдержал (по крайней мере, он находит это весомым оправданием, и ладно). Дайки первый подаётся навстречу, а Тайга, в кои-то веке, не тормозит. Дайки неожиданно понял: хорошо, что все разъехались. Одного Кагами на праздники ему будет с головой.