Blind Jealousy

Веснина была рада, что позвонила Карине и сообщила о своём визите заранее. Конечно, больше половины разговора, который длился меньше минуты, она просто молчала и тяжело вздыхала, продолжая терзаться чувством вины, но всё же под конец смогла выдавить из себя пару слов о том, что заскочит к Давыдовой через пару часов после художественной школы. К удивлению брюнетки Карина отреагировала более чем спокойно, даже как-то радостно (возможно, Соне показалось), словно сама уже долгое время ждала звонка своей подруги. Даже в мыслях Соня никогда не называла Карину бывшей подругой, надеясь, что это клеймо никогда не будет относиться к ним. Рыжая впустила Соню в квартиру, поприветствовав её осторожным кивком. К слову, после неприятного инцидента она оправилась достаточно быстро. Первые пару дней она оплакивала предательство собственной подруги и Матвея, но спустя ещё несколько суток снова всецело принадлежала своей яркой влюблённости, которая длилась уже порядочное количество времени. О том, что предметом её воздыхания вот уже второй год является их классный руководитель – Дмитрий Алексеевич Воронов, девчонка рассказала только Матвею, совсем недавно, когда они вместе выгуливали Сэма и просто разговаривали по душам. Карина была уверена, что они останутся друзьями, просто потому что… они, кажется, всегда ими были, просто решили временно поиграть в чувства, хотя сама Карина назвала бы это взаимовыгодным сотрудничеством. Давыдова отвлекалась от Дмитрия. Матвей пробовал становиться серьёзным. А еще они поддерживали физическое здоровье друг друга, но этот момент может быть упущен, потому что, кажется, рыжая уже давно не желала видеть Матвея в своей постели, так же как и он её. Вся эта история выглядела со стороны отвратительно. Быть её участником было и того хуже. Но как бы мерзко ни поступила с Кариной Соня, какой бы дикой ни казалась измена Матвея, терять этих людей, которые уже стали неотъемлемой частью её жизни, рыжая не хотела. Она была рада, что с Кругловым они поговорили и пришли к общему мнению о том, что их отношения явно изжили себя. С каким-то внутренним упрёком Карина поняла, что всегда знала о том, что не влюблена в Матвея, в отличие от него самого. О том, что та страсть, которая, было, накрыла их обоих в своё время, далека от чего-то действительно трепетного и настоящего, он не знал, и лишь влюбившись в Соню и сравнив для себя эти чувства, Круглов мог с уверенностью сказать, что любил он лишь однажды. И Карина искренне надеялась, что глагол «любить» никогда не будет использован в сторону Весниной в прошедшем времени. Матвей, рыжая была убеждена, искренне любил Соню – это можно было видеть в его глазах. Он любит её, кажется, с каждой минутой всё сильнее, потому что теперь на уроках даже не отвлекается на замечания своего друга, лишь смотрит на темноволосую малышку: Карина заметила. Давыдова знала, Круглов будет любить её ещё больше, потому что этот человек способен испытывать сумасшедшие эмоции и отдаваться без остатка. И в этом Веснина была ему под стать. Они оба на публике были не самими собой. Образ холодного принца прочно был закреплён за Матвеем, а то, что маленькая брюнетка ужасная хохотушка и порой просто сумасшедшая девчонка, мало кто знал. В последнее время вечно улыбающаяся Соня стала просто олицетворением вселенской печали. Она погрузилась с головой в учебники, не позволяла себе ни с кем разговаривать, отталкивала Круглова и даже не поднимала глаз на рыжую (это она, к слову, тоже заметила), словно наказывая себя таким образом за совершенный проступок. Давыдова была чертовски счастлива оттого, что Веснина всё же переборола себя и пришла. Им нужен был этот разговор. Обеим. – Я не знаю, с чего начать, – совсем тихо прощебетала брюнетка, присаживаясь на краешек кровати в комнате Карины. Для Сони то, что Давыдова привела ее сразу в комнату, на свою личную территорию, а не пожелала разговаривать в просторной гостиной или на кухне, уже многое значило. – Я так виновата перед тобой, что мне даже стыдно смотреть тебе в глаза сейчас. – Не смотри, – с улыбкой ответила рыжая и села рядом со своей подругой, принявшись рассматривать её профиль и чуть вздёрнутый нос. – Хотя стыдиться тебе нечего, скорее наоборот. Ты должна гордиться собой: я знаю, тебе не просто было решиться на этот разговор. Похоже, девушке, которая со средней школы серьёзно влюблена в парня подруги, но всё равно продолжает молчать о своих чувствах, вообще сложно принимать серьёзные решения. – Когда я влюбилась в него, он еще не был твоим молодым человеком, – осторожно возразила Веснина, разглядывая собственные ногти. – Я знаю. Просто не понимаю, почему ты никогда мне не говорила об этом. Мы ведь почти всем друг с другом делимся, странно, что это ты от меня утаила, – Карина осеклась, потому что именно такую же информацию утаивала от Сони, сама не зная причины. Просто в собственном коконе иногда переживать некоторые вещи проще, чем выслушивать советы от других. Но рыжая из этого кокона уже выбралась, поговорив с Кругловым. А вот Весниной это пока тяжело давалось. – До старшей школы это просто казалось мне детской глупостью, если честно. Я, конечно, всё время мечтала о нём, но ты в то время начинала гулять с мальчишками и хотела свести меня с кем-нибудь. Я не хотела подругу-сводницу, потому скрывала. А когда мы выросли, Матвей казался мне не по уровню. Он весь такой из себя идеальный, и тут я рядом, словно замарашка какая-то. Я даже рада была, когда вы начали встречаться, потому что ты яркая и красивая. Вы хорошо смотритесь вместе… – Не так хорошо как вы, – немного лукаво ответила рыжая, встретившись взглядом с Соней. Впервые за их разговор. Впрочем, малышка тут же опустила глаза. – Перестань, Сонь, правда. Я не злюсь на тебя. Ты виновата передо мной лишь за то, что не призналась сразу. Всё остальное я могу понять, я клянусь. Он так смотрит на тебя, а ты так светишься рядом с ним, что у меня у самой на душе теплее становится. К тому же, я вовсе не люблю Матвея, во всяком случае, не так, как любишь его ты. И я хочу видеть вас счастливыми, правда. Просто сделайте друг друга таковыми, и… я тоже буду счастлива. Карина нахмурилась, когда увидела побежавшую по щеке подруги слезинку. Весниной было и хорошо, и чудовищно плохо одновременно. Ей стало легче от того, что Карина вовсе на неё не обижалась. Но на душе стало отвратительно оттого, что Давыдова должна была, имела право обижаться, презирать, её, Соню, но даже в этой ситуации не предала себя, оставаясь живым и светлым, понимающим человеком. – Прости меня за всё, Карин, если сможешь. Сердце глухо стучало внутри, отдаваясь в ушах – в комнате царила тишина и Карина не спешила её прерывать своим ответом. Соне казалось, что она сейчас зарыдает в голос, потому что внутри всё взрывалось. Страх перед тем, что Карина не сможет простить. Ужасное чувство вины. Волнение из-за того, что совершенно не понятно, как всё будет складываться дальше. – Я прощаю, Сонь. На то мы и лучшие подруги, верно? Давыдова не стала снова говорить о том, что не злится на неё, хоть это и было правдой. Брюнетка бы не поверила. Ей нужно было что-то конкретное. Что поставило бы точку. И сейчас эта точка была поставлена. Они обе выдохнули, и Карина даже засмеялась, когда почувствовала, как увлажнились её собственные глаза: рыжая всегда ругала Соню за излишнюю сентиментальность, а теперь сама не могла сдержать слёз, прижимая к груди свою подругу. – Мы должны отметить перемирие, малышка, – Давыдова поцеловала в лоб Веснину и утёрла пальцами разводы от туши. Рыжая не подумала о том, что для редко выпивающей Сони бутылки вина будет слишком много. Оставить ночевать её дома она не могла, в страхе перед родителями, которые могли что-то заподозрить. И спасти Веснину в этой ситуации мог лишь один человек, родители которого, насколько знала Давыдова, как раз уехали на время из города. Матвей, ты не хочешь забрать к себе на ночь свою девочку?