То был человек, совсем лишившийся рассудка

06 Человеческий мозг предпочитает, чтобы всё было нормально; ему нравятся стабильность и предсказуемость. Но, парадоксально, человеческий мозг приспосабливается к изменениям легче, чем какой-либо другой элемент органической природы, так что «норма» это всего-навсего то, что длилось достаточно большой период времени. Если шок от первого удара тебя не убьет, ты просто пересмотришь свое понятие нормы. Жизнь Ричи меняется. Это очевидно. Даже если ты ничего особо не делаешь, даже если ты активно борешься с изменениями, это все равно случится. Время изменит тебя, что бы ты ни делал, и факт этих изменений – единственное, что в жизни не подлежит сомнению. Сейчас Ричи двадцать семь и он всё больше и больше походит на своего отца в том же возрасте, хотя когда он был младше, то был больше похож на мать. На лице, которое он видит в зеркале, появляются тени, которые он раньше не видел, его лицо отмечено следами неизвестных ему забот. Какие тревоги вызвали появление этих морщин? Что заставило его кости выступить еще чётче, а плоть – усохнуть? Может быть, просто возраст наконец стирает с его лица юношескую припухлость; ну, это должно было когда-нибудь случиться. Плохой рабочий график и научная работа означают, что он питается не так хорошо, как следовало бы, и от этого только сильнее усыхает. Одежда начинает плохо сидеть на нем, но нет времени купить новую. Хорошо хоть, сейчас зима, так что он может спокойно закутаться в несколько слоев одежды. Приближается его двадцать восьмой день рождения, и он думает об этом факте со всепоглощающим ужасом беспомощности. Куда успело уйти время? В его кости. В лицо, которое он едва узнает, когда видит в зеркале. Но это стало нормальным. И он благодарен за это. У него никогда не получалось хорошо справляться с потрясениями, а любое изменение в определенной степени – потрясение. Даже те изменения, к которым ты стремишься. Хоть ты и не знаешь, почему. Каждый раз после визита Джона Константина во всем доме ощущалось его присутствие. Так что даже после того, как Джон уезжал, казалось, что он всё еще здесь. Как будто Ричи жил с призраком. Только вот сейчас он действительно живет с призраком. Потому что Джон Константин мертв. Телефонный звонок раздается в четыре утра. Позже Ричи с отвращением подумает, насколько это клишировано, как будто из мелодрамы. Когда он спрашивает «алло?», ему отвечает женский голос. - Вы – Ричи? - Да. Кто это? – а думает он: «Раз она звонит в такое время, лучше чтоб уж повод был весомый ». - Меня зовут Шарлотта. Мы как-то встречались, несколько лет назад. «Несколько лет» - звучит, будто прошли уже десятилетия, хотя это всего лишь три года. - Да, - сердце тяжело стучит в груди. - У нас был общий друг, Джон Константин. - Да. - Мне очень жаль, но он мертв. - Хорошо… - выдыхает Ричи. – То есть, не «хорошо», но… как это случилось? - Я не знаю точно. Мне позвонил его друг из Нью-Йорка. Был несчастный случай… - Что за друг? - Чез Чендлер. Вы знаете его? - Да… ну, не совсем. Я знаю о нем, но не встречал лично. У вас нет его телефона? - Эм… я… да, секунду… Ричи слышит возню и негромкий разговор, затем Шарлотта снова берет трубку и диктует ему номер Чеза. - Правда, не думаю, что он сможет рассказать вам больше, чем я. Ну, это же Джон, - она смеется, - Всё всегда не так, как кажется на первый взгляд . - Да, - говорит Ричи тихо, - Вы правы на этот счет. Мне очень жаль. Она снова смеется, чистым и переливчатым смехом. - Ох, раз уж на то пошло, я на самом деле не настолько хорошо его знала, - признается она с легкомысленной мягкостью. – Даже спустя шесть лет, он оставался скорее знакомым, чем другом, но… с ним было так интересно. Когда бываешь с ним, это почти как приключение. И, ну, ты будто бы платишь за это осознанием того, что ближе он к себе не подпустит. Поэтому я удивилась, когда он к вам так быстро привязался. У него было много друзей, но мне кажется, именно вам он действительно доверял. Ну вот, теперь я сама себя расстраиваю, - правда ее голос звучит все так же ровно и спокойно. - Берегите себя, - говорит Ричи, это одновременно и пожелание и просьба завершить разговор. - О, да, вы тоже. Если узнаете что-нибудь, позвоните мне, хорошо? - Позвоню, - нет, он этого не сделает. Она кладет трубку, Ричи – следом. Затем он звонит Чезу – первый в череде множества звонков – с которым он не знаком, но которого знает с чужих слов, как книжного персонажа, и постепенно начинает собирать фрагменты всей этой отвратительной истории, столько, сколько получится. К моменту смерти Джона, они с Ричи были знакомы почти три года. В тот первый свой приезд Джон после отъезда Шарлотты поселился у Ричи. Джон как будто совершенно естественно переместился к нему – и Ричи не так уж сильно был против, ну, не настолько, чтобы его выгнать. Это было изменение, достаточно странное, но когда первое неприятное ощущение прошло, Ричи понял, что Джон очень легко вписался в его жизнь. Днем, когда Ричи работал или писал или встречался с научным руководителем, Джон был предоставлен сам себе: спал или читал что-нибудь из библиотеки Ричи или смотрел телевизор. Когда развеялось первое впечатление, Джон показал и другую свою сторону, оказавшись тихим и самодостаточным; Ричи подумал, что если Джона иногда оставлять в покое, так будет лучше как для самого Джона, так и для окружающих. Визит Джона походил на отдых в санатории. Он прожил у Ричи три недели. Каким-то образом, даже вдали от дома, он умудрялся зарабатывать и компенсировать расходы на хозяйство. Поначалу Ричи чувствовал себя владельцем отеля: таким был обмен благ и услуг. Чувство ослабело, но никогда так и не исчезло окончательно. Однажды Джон объявил, что возвращается в Нью-Йорк и Ричи ответил «Хорошо». Раз в месяц Джон звонил ему, и Ричи нарушал привычный распорядок дня и допоздна разговаривал с ним на всё более эзотерические темы. Спустя несколько месяцев, когда Джон сказал, что хотел бы вернуться, он не спрашивал – он просто объявил свое желание, точно бросил вызов и ждал от Ричи возражений, а Ричи опять сказал: «Хорошо». Ричи с удивлением понял, что не так уж плохо было жить с кем-то вместе, если они многого не просят. Ну и это же было временно. А потом Джон снова уехал в Нью-Йорк. Спустя какое-то время, раньше чем он ожидал, Ричи услышал всё то же заявление: «Я возвращаюсь» - на этот раз прозвучавшее напряженно. Ричи снова ответил: «Хорошо». Джон Константин, который, спотыкаясь, вышел ему навстречу из зала выдачи багажа, был помятым и осунувшимся, с совершенно пустым взглядом. Ричи пробрал холод: Джон походил на призрака, на живой труп. Случилось нечто необратимое, Джон умер, каким-то образом был воскрешен и бежал в спасительные объятия иного города. Но от него исходило тепло. Ричи почувствовал это, когда Джон, чуть наклонившись, пьяно сгреб его в охапку, смеясь и обдавая его лицо крепким запахом алкоголя. В этот раз он остался на пять недель. Ричи словно женился. На целых несколько недель Они работали вместе. Если Джон думал, что он ворвется в жизнь Ричи со своим презрением к правилам и грубой силой природного таланта в магии, и перевернет весь порядок вещей, который Ричи так тщательно выстраивал, он скоро был вынужден признать, что ошибался. Если Ричи думал, что научит Джона ценить обдуманные изыскания и целеустремленность, ну, вскоре и он тоже был вынужден признать, что ошибался. Они были до смешного несовместимы, тем не менее, всё было хорошо. Со временем непосредственно совместных затей они осуществляли всё меньше, вместо этого стали сотрудничать, делясь советами и поддерживая друг друга. Ричи делил с Джоном свое свободное время и знания, а Джон за это отдавал Ричи самое неуловимое, самое иллюзорное, что только может быть – энергию. Энергию молодости – про себя говорил Ричи, хотя он не был стариком в двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь. Впрочем, с молодостью у этого не было ничего общего. У этой энергии, которая переполняла и поддерживала. Проще говоря – Джон был похож на волшебную батарейку. Заклятия, которые высасывали из Ричи силы, вызывая недомогание, на Джона никак не действовали. На самом деле, они, кажется, даже укрепляли его. Чем больше он отдавал, тем больше магия возвращала ему. Ричи бы позавидовал, если бы не подозревал, что для Джона существует какая-то другая плата за это, истинная плата. Все знают, что нельзя получать что-то, ничего при этом не отдавая взамен. Они ссорились. Джон приводил домой людей. Достаточно часто, чтобы это начало раздражать. Шаркая, вел их через первый этаж к лестнице на второй, а затем в гостевую спальню. К своему ужасу, Ричи понимал, что знает многих из них в лицо. Студенты, которые опустошали его запасы выпивки, использовали его стиральную машинку и сушилку. Преподаватели, которые ворошили его бумаги, рылись в аптечке и холодильнике. Просто кто-то из города – они сами приносили c собой всякую наркоту. Иногда раздавались крики – возбуждения или злости или ужаса – Ричи не знал, да ему и без разницы было. Он просто ждал, когда неизбежный панический вопль заставит его наконец вызвать скорую помощь. Но этого не случалось, и Ричи спал дальше. Стоны было достаточно легко игнорировать, они спокойно вписались в звуки ночи. А к тому моменту, как Ричи просыпался, чужаков уже не было. Каждый раз, как такое происходило, следующим утром Ричи, крича, вытаскивал Джона из кровати и заставлял убирать за собой и гостями. Как бы это ни было неприятно, Ричи поражало то, что это превращалось в обязательный элемент: всё это походило на ритуал, на некую очищающую психодраму. Ричи думал, странно ли от того, что он устраивает Джону выволочку, ощущать то же удовлетворение, какое, должно быть, испытывает от своих кутежей Джон. Однажды Ричи решил пустить всё на самотек и дождаться, пока Джон проснется. Однако когда тот пошел сам искать Ричи, в воздухе витало ощущение странной неправильности: что-то нарушилось в привычном порядке вещей. На следующий раз после того, как Джон привел в дом своих шумных друзей, Ричи разбудил его еще раньше, и всё опять пришло в норму. Джон пил. Они оба выпивали, но когда Джон пил, это было более… - что бы он там в тот момент ни чувствовал. Он допоздна где-то шатался и толком не возвращался домой. Он расходовал запасы еды и забывал либо пополнить их самостоятельно, либо напомнить об этом Ричи . Он начинал споры на пустом месте и уходил прямо посреди разговора. Джон дулся, когда всё шло не так, как ему хотелось. Он раздражался. Он был упрям. Он намеренно притворялся тупым. Он одновременно был пассивно и активно агрессивным. Он был провокатором. Он жалел сам себя, сам себя ненавидел, был склонен к театральности. В некоторых его чертах Ричи видел отражение себя. Его собственное молчание. Его собственное отрицание. Его самоуверенность. Его пламенеющий гнев и льдистое безразличие. Это было поучительно, но и приводило в замешательство. К тому моменту как Джон решил, что ему пора закончить отпуск, Ричи был рад его отъезду. Иногда он надеялся, что надоест Джону; что Джону станет скучно – думал Ричи с тем же чувством жалости к себе, комически раздутое отражение которого видел в Джоне. Они мирились. Тот вечер в конце лета был невыносимо жарким. Сама идея выйти на улицу в это пекло приводила в ужас даже Джона, который провел август в Бруклине. Лишенный возможности хоть как-то развлечься за пределами дома, он скучал, и его скука была заразительной. Если бы Ричи был один, всё было бы нормально. В обществе самого себя он никогда не впадал в такое состояние. Как он предположил, это связано с беспокойством от того, что необходимо мириться с чьей-то еще скукой. Он советовал Джону книги, сам пытался читать, но надолго это его не отвлекло. Они немного посмотрели телевизор, но это было даже хуже, чем сама скука. Ричи решил, что на сегодня хватит – он пойдет спать, надеясь проснуться в лучшем расположении духа. Он пожелал Джону спокойной ночи, оставив его сидеть на диване, листать каналы на телевизоре и хмуриться, а сам пошел на второй этаж, в свою спальню. Он улегся. Даже поспал немного. Затем проснулся и понял, что не может снова заснуть. Из-за кондиционера дома было прохладно, даже холодно, но в неподвижном воздухе витал летний запах гниения. Всё молчало, окутанное сгустившейся тишиной, пока Ричи не спустился в гостиную и не обнаружил там Джона, который всё еще сидел на диване перед неразборчиво бормочущим телевизором. Он уже собирался сказать Джону, что не смог уснуть, когда Джон сам объявляет: «Не смог заснуть», - как будто эта реплика полагалась только ему. Свет выключен, так что комнату освещает только телевизор. Тени плоские, всё мрачное и навевает клаустрофобию, напоминая Ричи о том, как он в детстве оставался в гостях у друзей и просыпался в незнакомом месте, чувствуя, как мир вокруг рушится. Все друзья жили в обычных пригородных домах, очень похожих на тот, где жил Ричи, с похожей планировкой и уставленных похожей мебелью, но это не был его дом. Этот дом пах иначе. Наполнение дома было другим. Дом… если бы это был человек, Ричи бы сказал, что у него иная аура, но у предметов и мест не может быть ауры, так ведь? Каждый раз как он оказывался в доме, так похожем и одновременно не похожем на его собственный, у него появлялось кружащее голову ощущение, что он перенесся в зазеркалье. Не встретит ли его собственное отражение, блуждающее по темным коридорам? Когда свет был включен, он еще мог справиться с этими мыслями – пока никто еще не ложился спать, пока весь мир еще бодрствовал, это было, в действительности, забавно, но… Но когда дом полностью окутывала ночь, всё и вся уже засыпало, Ричи накрывало ужасное ощущение неизбежности. Стараясь никого не разбудить, он спускался на первый этаж и включал телевизор, спасаясь и от одиночества и от тьмы. Утром тот, кто просыпался первым, находил его уснувшим в гостиной. Постепенно его перестали приглашать в гости. Затем он, разумеется, стал старше, и неожиданно появились хорошие способы избавиться от этого аморфного, поглощающего ужаса. Выпивка и наркотики. Панк-рок. Квантовая физика. Таинственный театр 3000 года . Липкие, жадные объятия в темноте. Первого ему не хочется, а для всего остального он слишком устал. Ну, может, кроме последнего. Для этого он слишком не хочет спать. Это не из-за скуки. И не из-за грохочущего ужаса, который пытал его раньше. Но в доме темно, если не считать вуали слабого света от телевизора, и неожиданно холодно, и он целует Джона, а Джон отвечает. Обо всем этом он думает, сжимая в руке телефон и собираясь с духом, чтобы набрать номер Чеза. Думает о мутном сероватом свете и холодном воздухе, которые превращали летнюю ночь в зимнее утро. Он снова целует Джона, его руки забираются под его рубашку, ощущая ровное тепло кожи, напряжение мускулов. Они поднимаются на второй этаж. Какая же странная вещь – секс, да как и всё, что связано с человеческим телом, если подумать. Нервы искрятся синими вспышками в темноте, и ты истолковываешь это как ощущение удовольствия. Это то же электричество, которое помогает готовить завтрак – и оно заставит тебя влюбиться. Или подумать, что ты влюбился. Без него нельзя жить – сила, от которой работает тостер, является разницей между живым и мертвым. И когда она исчезнет, вернуть ее нельзя. Можно, разумеется, попробовать, но то, что ты силой вернешь к жизни, уже не будет тем, что ты потерял. Душа Джона, как и его тело, зависят от нескольких электронов, которые бесконечно гоняются друг за другом по кругу. Но у Джона больше нет тела. Или у тела Джона больше нет его. - Ало? – бормочет Чез, и Ричи вспоминает, что сейчас четыре утра. - Чез? - Слушаю. - Джон умер? - Кто это? – в голосе чувствуется тревога. - Это Ричи Симпсон. Не знаю, упоминал ли меня когда-либо Джон. - Упоминал. - Он умер? - Да. - Что случилось? - Откуда ты узнал? - Мне позвонила Шарлотта. Сказала, ты ей сообщил. - Да, это так. - Как это случилось? - Был пожар. - Пожар? Но как? Чез вздыхает. - Я не всё знаю. Он был на вечеринке, произошел несчастный случай… - Похороны будут? - Его тело еще не выдали, потому что обстоятельства смерти подозрительные. Но, полагаю, да. Я не думал… - Я могу помочь? - Не знаю… я перезвоню завтра? - Сейчас уже «завтра». В ответ на это он получает призрак смеха, сухой и выцветший. - Я хотел сказать – сегодня, но попозже. - Окей. Пожалуйста, перезвони. - Хорошо. Позволят ли им увидеть тело? Об этом думает Ричи, когда сбрасывает вызов. Хотя зачем это ему? Всё – от медицины до религии – всё говорит о том, что это больше не Джон. При этом многие задаются вопросом: а что такое человек, если не его тело? Ответ на этот вопрос должно быть легко найти. Человечество пытается это сделать на протяжении всего-навсего всей своей истории. Кто-то уже должен был разгадать эту загадку. Устраивают похороны. Ричи летит в Нью-Йорк. Ему нравятся аэропорты, но он терпеть не может садиться на самолет. Эта разница между тем, что ты всё еще дома, среди сплетения вещей и дел, которые тебе так же хорошо знакомы, как и собственное тело, и чудесной, прекрасной возможностью от этого избавиться. Избавиться, оказавшись где-то еще. В другом месте, в другом… теле, которое тебе не знакомо, которое не было сделано для тебя. На языке снов вокзалы и аэропорты символизируют переход к жизни после смерти. В некотором роде, Ричи туда и направляется – к жизни, в которой нет Джона. К Шарлотте, которая выглядит изможденной, точно туго натянутая светящаяся нить, струна из кошачьих кишок. Неуверенно стоящая на ногах, в узком черном платье и огромной черной шляпе, в какой-то момент она снимает темные очки, чтобы промокнуть глаза салфеткой и Ричи видит на ее щеке опухший лиловый синяк, который не получилось скрыть слоем пудры. К Чезу, который невероятно высокий. Ричи кажется, что этого достаточно, чтобы описать его. Чез высокий точно незыблемая крепость с прочным фундаментом. Он надежен и дружелюбен, и Ричи рад тому, что Чез здесь. Ко всем друзьям Джона, имен которых Ричи не знает и лица которых, едва ли его интересуют. Мистики. Панки. Несомненно богатые. Потрясающе красивые. Пьяные или под наркотой. Косой срез всех слоев общества, и Ричи не может смотреть в толпу без легкого ощущения головокружения. К высокому, плотно сложенному молодому человеку с темными волосами и пристальным взглядом. Остальные отшатываются от него как одинаково заряженные частицы. Ричи тоже чувствует отвращение, точно тяжелый ком ворочающееся где-то внутри. Кажется, что вокруг этого мужчины сам воздух становится гуще, защищая его от любых прикосновений. Близко смеет подойти только Шарлотта, но и она старается держаться на расстоянии вытянутой руки. Ричи никогда не видел, чтобы на похоронах кто-то улыбался. - Кто это? – спрашивает он у Чеза. Пусть они и не знакомы толком, Ричи кажется, что не будет ничего страшного, если он будет держаться поблизости, так, ему кажется, безопаснее. - Понятия не имею, - отвечает Чез таким голосом, что Ричи становится ясно: да, он в принципе догадывается, кто это, но кто бы то ни был, у Чеза есть хорошие основания испытывать к нему неприязнь. В тот день на его вопросы не находится ответов. Ричи оставляет Чезу чек – за издержки на похороны, и уезжает. Возвращается домой. Снова погружается в трясину своей жизни. От возвращения к обыденности, восхитительной банальности он ощущает сначала облегчение, затем счастье. Спустя несколько месяцев Ричи сидит в приемной стоматолога. Ему стоило взять с собой книгу. Почему он забыл захватить книгу? Он хмурится, вороша стопку журналов, и растирает щеку, стараясь унять боль. Он берет первый попавшийся журнал, откидывается на спинку стула и начинает бесцельно его листать. Так, стоп! Шарлотта на благотворительном вечере где-то на Манхэттене. Ричи рефлексивно улыбается, отвечая на ее улыбку. Хотя он замечает, что ее улыбка не затрагивается глаз, и хмурится. Вместе с ней на том вечере тот мужчина, что тоже был на похоронах, на его лице – та же мрачная улыбка, что была в тот момент, когда гроб с телом Джона опускали в могилу. «Стэнли Уэйн Мэнор» шепотом читает Ричи. А затем, зажмуриваясь от боли, прижимает ладонь к челюсти. Беспокоивший его зуб безнадежно испорчен. Приходится удалить. - Кто такой Стэнли Уэйн Мэнор? - А это кто? - О, извини, это Ричи. Ричи Симпсон. - А, да, - Ричи слышит в голосе Чеза улыбку, - Как ты? - Нормально. Кто такой Стэнли Уэйн Мэнор? - Я не знаю. Кто это? - Он был на похоронах с Шарлоттой. Высокий, волосы темные, глаза тоже. Он всё время улыбался. - Окей. - Не знаешь, кто он? Чез вздыхает. - Не думаю, чтобы Джон хотел, чтобы я тебе рассказывал. - Джон умер. - Это да… - Расскажу, что знаю, - говорит Ричи, - Он очень богат. Из семьи промышленников с серьезными политическими амбициями, которые он, судя по всему, унаследовал. Его родители погибли много лет назад. Он знает Шарлотту, и он знал Джона. Почему-то он не был особенно огорчен смертью Джона. Пожалуйста, расскажи, что знаешь ты. - У Джона было много знакомых. Он мне особенно много не рассказывал. - Но со Стэнли он все-таки был знаком. - «С. У.» Только Джону дозволялось называть его «Стэнли». Да, Джон вёл с ним дела. Думаю, Джон обманул его или что-то у него украл, и ему пришлось покинуть город. Но прежде чем он успел, это и случилось. - Думаешь, Стэнли его убил. - Не знаю. Хотя меня бы не удивило. - У тебя есть улики? - Нет, - смеется Чез. – Да даже если были, что бы я с ними делал? - Отнес в полицию? - И конечно полицейские поверят слову таксиста против слова человека, который контролирует полгорода. Да может быть это с ним совсем не связано. Я же говорю – у Джона было много знакомых, и не все из них отличались почтением перед законом. Джон мертв, Ричи. Было ли это убийство или несчастный случай – уже не важно. Он по-прежнему мертв. Пусть покоится с миром. Пока что Чез говорит вежливым тоном. Просит, чтобы Ричи иногда звонил, рассказывал, как у него дела. Он настолько добрый, что от этого больно, так что Ричи не может не послушать его. Он желает Чезу спокойной ночи, и Джон, наконец, обретает покой. До тех пор пока… 11 В дверь стучат. - Иду, - отзывается Ричи. Какого черта, люди начинают звонить или стучать в дверь, стоит ему только зайти в ванную? Как они выгадывают момент? – Иду, - повторяет он, перекрывая шум бегущей воды. – Иду, - бормочет, спускаясь по лестнице. Он не теряет сознания. Лучше было бы, если бы он хлопнулся в обморок. Или закричал. Или бросился Джону на шею и поцеловал его . Сначала, он вовсе не узнает этого человека. В последний раз, когда он видел Джона, волосы у того были почти оранжевые от перекиси, а в футболке блестели английские булавки. А сейчас – несмотря на погоду, на нем костюм и тренчкот. Он одет как ребенок, играющийся во взрослого . - Здравствуй, Ричи, - лучезарно улыбается Джон. - Привет. Зайдешь? - Да. Спасибо. - У меня еще остался тот чай, который тебе нравился, - говорит Ричи, уже направляясь на кухню. - А покрепче ничего не найдется? Ричи закатывает глаза и показывает на бар. - Ты знаешь, где всё хранится. Возвращается он с двумя стаканами. Джон наливает им выпить. - Ну, чем занимался последние пять лет? – спрашивает Ричи, затем делает глоток. - Да ничем особо. Вернулся в Лондон, - пожимает плечами Джон. – А ты? - Со мной все так же, как было, когда ты уехал, - Ричи наливает себе еще и быстро осушает стакан. – Так что стряслось? Не поладил с законом? Задолжал кому-нибудь? С.У. Мэнор тебя преследовал? - Похоже, ты сам практически всё выяснил, - холодно отвечает Джон. - В истории по-прежнему недостает фрагментов. Например, почему? Что такого ужасного случилось, что тебе пришлось инсценировать собственную смерть? - Как я уже сказал: ты сам практически всё уже выяснил. Нет, правда, чем меньше знаешь, тем лучше. - Кто он? – продолжает Ричи, как будто и не слышал слов Джона, и снова делает глоток. – Ты с ним трахался? Из-за этого всё? - Ревнуешь? – усмехается Джон, но затем так же холодно продолжает: - Пробелов не так много, как тебе кажется, и не такая уж это и интересная история. - Зачем ты вернулся? – спрашивает Ричи, чувствуя себя беспомощным. – Опасность не могла исчезнуть. С.У. Мэнор всё еще жив. Я его каждую неделю вижу в чертовом «Нью-Йорк Таймс». Джон снова улыбается, криво и вовсе не так лучезарно, но эта улыбка Ричи уже больше знакома. Он вспоминал эту улыбку практически каждый день. - Да скучал я по жизни тут, в штатах. Ричи смеется. - Сейчас ты еще скажешь, что по мне скучал. - А если скажу? - Ты по-прежнему врешь как двадцатилетний юнец. С чего ты взял, что я вообще захочу тебя видеть? - Думаю, тебе меня тоже не хватало. Снова смеясь, Ричи качает головой. - Я скучал по мертвецу. Тебе наверняка будет сложно тягаться с собственным призраком. - Ну, в некоторых отношениях я получше призрака буду. И Ричи просто должен спросить: - Каких, например? Это верх грубости, но он не позволит Джону сделать полагающийся ему в этом спектакле ход. Ричи делает этот ход вместо него. Если Ричи и беспокоился, что Джон может действительно быть мертв, тепло его губ рассеивает этот страх. Он обнимает Джона, снимает с него этот абсурдный плащ, затем смехотворный пиджак, затем – нелепый галстук. Живое, горячее дыхание обжигает его щеку, шею, и Джон говорит такие нелепые вещи, что Ричи едва их терпит, настолько они изумительно лживы. Я должен был вернуться. Я не мог жить без тебя. Потом, когда они оказываются у подножия лестницы, Ричи позволяет Джону опуститься перед ним на колени. В некотором роде искупить свою вину. Когда они, наконец, поднимаются на второй этаж, в спальню, Ричи объясняет Джону, насколько искренне простил его. Джон как обычно остается у него на месяц и возвращается в Нью-Йорк. Так просто жить, будто ничего не случилось. На самом-то деле ничего и не произошло. Джон был мертв, а сейчас – жив, но как бы то ни было, это ничего особенного в жизни Ричи не изменилось. Он был на похоронах. Он вернулся домой. Он искал причины, по которым это могло произойти. Он пытался вести расследование, натыкался на тупики, запутался и был вынужден сдаться. Он рыдал. Он пил. И дальше рыдал. Он забыл оформить пособие на лекарства и до постыдного обрадовался, когда оказалось, что срок сдачи документов перенесли на конец семестра. Он целый год звонил Чезу раз в неделю, а затем – только раз в месяц. Он съездил в Нью-Йорк, забронировав номер в гостинице, но в итоге поселился у Чеза и спал в той же комнате, где раньше жил Джон. Он жутко напился и поцеловал Чеза, который грустно улыбнулся, отвел Ричи в комнату и уложил спать. Следующим утром он извинился, услышав в ответ, что извинения не нужны. Остаток своего визита он вел себя прилично и получил приглашение в следующий раз так же остановиться у Чеза. Через два года он вернулся и держал руки при себе, чему помогал факт того, что Чез женился на Рене, и теперь в их новой квартире не было свободной спальни. Он спал на гостиничной койке, чувствуя пульсирующую боль от потери той комнаты. Он вернулся домой. Началась работа. Теперь он был приглашенным профессором. Он уходил в университет и возвращался. Он закрутил интрижку с аптекарем. Всё исчезло само по себе, как разлагающийся в компостной куче огрызок. Он звонил друзьям, с которыми не общался годами. Он осторожно избегал вопросов о личной жизни. Он редактировал рукописи и публиковался в журналах. Много читал. Пробовал разные мелкие заклятья, просто чтобы проверить, не разучился ли. Если переставить порядок событий история, по сути, не изменится. Есть Джон или его нет, жив он или мертв, жизнь Ричи такова. В жизни меняются времена года: отношения и события развиваются, расцветают и увядают. На месте ушедшего всегда появляется что-то новое. Но это мирное, цикличное существование не может длиться вечно. Потом Ричи не без любопытства будет думать, а не полетело ли всё под откос именно после возвращения Джона? Смерть не любит, когда ее дурачат: есть время жить и время умирать, это порядок вещей. Конечно, Джон в действительности не был мертв, но, тем не менее, он изгнал себя из мира живых. Он перешел в некий другой мир и, наверняка, ему не следовало возвращаться. Ричи неосознанно ожидал, что скоро случится что-то еще, что бы логично всё завершило. Когда это, наконец, происходит, в Ньюкасле, то, несмотря на весь ужас и всю боль, позднее он, с холодящими душу стыдом и чувством вины признает, что это было облегчением. Наконец, он разделил судьбу Джона, и наконец его настигло наказание. Такое уж общее дело: тебе принадлежит половина долгов, равно как и половина прибыли. Но это не совсем так. Со временем он не без горечи понял, что таковы условия дружбы с Джоном Константином: он что-то забирает у всех своих друзей и что-то возвращает в ответ. У него предостаточно сюрпризов. Тебе просто может не понравиться его подарок. 05 - Ты ведь у нас типа ученый, да? - Можно и так сказать, - отвечает Ричи с раздражением в голосе. Джон не питает особого уважения к его дипломам и званиям, иного Ричи от него и не ожидает, но все равно это неприятно. Восхищение – дело обычное и для Ричи ничего не значит, но пренебрежение и отсутствие интереса ему не по нраву. Это как будто умаляет важность времени и усилий, которые он потратил на свою работу. - Ну, значит ты знаешь Распутина. - Моя специализация – теория информации и ее применение, в частности в отношении к семиотике и психолингвистике, но да, Джон, я еще не забыл уроки истории в старшей школе. Что тебя интересует? - Да я всякие мелочи знаю только. Что он был типа волшебником, что он умудрился очаровать императрицу России, что этого ублюдка практически нереально было убить. А еще говорят, что у него хер был с тридцать сантиметров. - Спасибо, представил. - Всегда пожалуйста. Мне интересно вот что – ты слышал о каких-либо связанных с ним артефактах? - Нет. Но могу поискать. Каких именно артефактах? - Ну, это часы. - Часы. Фигня какая-то. Считалось, что ему силу даровали духи, но наверняка он просто был хорошим гипнотизером, который умел использовать эмоциональные слабости жертв. - Не думаю, что часы обладают какой-то силой… это просто часы, - Джон вздыхает, - Думаю, это скорее предмет нематериальной ценности. - Для кого? - Не скажу. Клиент, - как будто небрежно бросает Джон. Если Джон хочет играть в шпионов, пусть будет как он хочет. - Я посмотрю, что получится найти. Ему удается обнаружить только тот факт, что о часах, кроме Джона, слышали только два человека: клиент Джона и какой-то пользователь на форуме часовых дел под ником «С.У.М.» - «Самый Умный Мужик?» - хмыкает Ричи, поднимая бровь. Последний раз часы видели где-то в Восточной Европе в сороковых годах прошлого века. С.У.М., кажется, полагает, что они в итоге оказались в Германии. «Что такого важного в часах?» - спрашивает его Ричи. «Ты разве не знаешь?» - спрашивает в ответ С.У.М. «Да как-то нет. Я интересуюсь всякими артефактами из России двадцатого века, а друг мне рассказал о часах, будто байка такая ходит» Следует долгая пауза, а затем: «Ты веришь в то, что предметы могут сохранять ауру владельца?» «Не особо» «Представь, если бы это было возможно. Представь, каково это – владеть чем-то, что принадлежало одному из самых важных людей в истории. Представь, что ты разделишь вместе с предметом часть исторической важности фигуры его бывшего владельца» «Например, если у тебя будет нечто, принадлежавшее кому-то очень могущественному, ты получишь часть его силы?» «Если ты так себе это представляешь, пусть будет так. Но это сложнее. Это как будто прикоснуться к судьбе, к фатуму» «Да это же просто часы» После такого заявления С.У.М. прекращает отвечать, хотя Ричи это не огорчает. Он уже собрался сказать Джону, что не смог найти ничего полезного, когда Джон сообщает ему, что у него всё уже схвачено. Он сам всё нашел.