***
Едва ли можно винить Шепард за затаенную ненависть к батарианцам. Нападение на Мендуар, когда ей было шестнадцать, в котором убили всю ее семью, а колонию разрушили работорговцы, несомненно стало определяющим в ее жизни; последующее спасение патрулем Альянса, конечно, укрепило ее стремление поступить на военную службу. — Алан Симонис, «После Первого Контакта: Борьба человечества во враждебной галактике», стр.94***
Для ленивого историка соблазн — провести прямую линию от нападения на Мендуар до действий Шепард на Торфане, но дело в том, что к 2178 году Шепард отнюдь не раз участвовала в стычках с батарианцами — и всегда выходила из боя по первому приказу. Торфан представлял собой не потерю контроля, а просчитанное решение. Если Шепард и получила особое удовольствие от его принятия, то никак этого не показала. Нападение на Торфан с самого начала задумывалось как демонстрация силы в ответ на Скиллианский блиц, и адмирал Хакет в своей речи к собравшимся пехотинцам подчеркнул необходимость заявить о силе человечества. Шепард и сама присутствовала на Скиллианском блице в качестве члена десанта, случайно оказавшись в увольнении на Элизиуме; она быстро осознала важность миссии. — Сара Яновски, «Мечи, щиты и молот: Капитан Шепард и Альянс систем», стр.90***
Поведение Шепард на Торфане не было бесконтрольным, но было бы преувеличением назвать его просчитанным. Капитан обладала замечательной способностью действовать по наитию; она не единожды слету принимала решения под давлением, часто руководствуясь причинами, ясными не сразу, но по прошествии времени — будто известными ей наперед. К тому же решения она обычно подкрепляла оружием. — Эмерсон Блэйк, «К звездам: Жизнь капитана Шепард», стр. 97***
Окончательные итоги Торфана: в наземном штурме погибло 2893 морских пехотинцев Альясна, ранены были 553 человека, что в общей сложности составило 3446 человеческих жертв, составивших больше трех четвертей от 4000 пехотинцев десанта. Считается, что при бомбардировке погибло 2000 батарианцев, 4000 — при первом штурме и еще 2500 казнили после сдачи, что вылилось в уничтожение восьмидесяти процентов десятитысячного населения. Пленных не брали. — Теодора Ринальди, «Заплатив Мяснику: Возвращение на Торфан»***
Хотя захватчиков Торфана обычно описывают как пиратов, точнее всего будет охарактеризовать их как каперов. Их финансировало батарианское правительство, и действовали они совместно с регулярной армией, иногда напрямую подчиняясь приказам сверху. Словом, они были именно такими спонсируемыми террористами и работорговцами, которые напали на Мендуар. Мендуар был не первой человеческой колонией, по которой ударили батарианцы, не стал и последней, но он положил начало концу. Они посеяли семена собственного разрушения. И именно на Торфане эти семена дали плоды. — Адина Т’Мин, «Рассвет на Кхар'шане: Последние дни Батарианской гегемонии», стр.214***
Контр-адмирал Стивен Хакет командовал экспедиционным корпусом, отрядом из Пятого флота, включавшим восемь крейсеров и сорок три фрегата, под завязку забитыми пехотинцами. Сухопутными войсками командовал майор Дэвис Кайл. Нападение на Торфан началось с воздушного боя, продлившегося шесть часов. Несмотря на превосходство в силах — три батарианских суда к одному Альянса — разномастные пиратские корабли не могли сравниться по согласованности и дисциплине с силами людей. После того, как батарианцев разгромили в воздухе, началась тяжелая бомбардировка планеты, предназначенная загнать их под землю и обеспечить безопасную посадку шаттлам. До этого момента все шло по плану. Торфан обратился кровавой бойней еще до того, как Шепард приняла командование. Инженеры Альянса, привычно рассчитав ожидаемый эффект от бомбардировки, предположили, что батарианцам придется отступить на полмили в глубину; но необыкновенно плотная горная порода Торфана означала, что инженеры серьезно переоценили глубину проникновения и от этого — сколько времени потребуется силам Альянса на посадку. Ко времени высадки батарианцы затаились в самом начале туннелей. Дождались, пока небо не заполнили шаттлы, множество которых не давало снова взлететь остальным. А потом открыли огонь. За этим для командования Альянса наступила поразительная череда неудач. Случайный выстрел вывел из строя шаттл майора Кайла, бросив на произвол судьбы без движущей силы и связи почти на весь бой; когда он приземлился на запасном челноке, пехотинцы, которыми он должен был командовать, спустились уже глубоко под землю, куда не доставала связь. Его заместителя, штабс-капитана Пратика Чодри, убили в первые минуты высадки, как и капитана Бриджитту Фонтейн, а штабс-капитан Филлис Мендоза была серьезно ранена и эвакуирована при первой же возможности. Лейтенант-капитаны Ханьё Ким, Адиса Афольян, Сабуро Такенака и Адрианна Дрессель все были убиты, либо выведены из строя. Когда рассеялся дым, командование приняла Шепард. — Шарлотта Уинтерс, «Капитан Шепард: Полная биография», стр.70***
Торфан стал началом длительного союза между Шепард и военачальником, который позже послал ее на миссию, окончившуюся разрушением ретранслятора и смертью трехсот тысяч батарианцев, а потом, в итоге, — на Цитадель активировать Горн. Адмирал Стивен Хакет обладал зорким взглядом на компетентность вне зависимости от чина, заводил тесные, долгосрочные союзы с доверенными людьми, которые в результате быстро поднимались по служебной лестнице, — такая группа включала Шепард и ее наставника, советника Дэвида Андерсона, так же как и капитана Агнес Харту с «Гонконга», капитана Мэттью Бруна и штабс-капитана Харуна Демирчи. Еще он отличался особенно редким и ценным даром в отношении тех, кто обладал властными полномочиями: способностью видеть, когда подчиненные знают, что делают, поделенной со сдержанностью, дающей им действовать по-своему. Но при всем при этом даже он не мог знать, как целиком и полностью оправдается его вера в Шепард. — Сара Яновски, «Мечи, щиты и молот: Капитан Шепард и Альянс систем», стр.98***
«Шепард поступила на службу с отличными рекомендациями. Одна из лучших в N-школе, и по меньшей мере двое ее инструкторов лично связались со мной сообщить об этом, когда ее назначили под мое командование. Я приметил ее с самого начала. А потом Торфан, что ж… к тому времени, как она вышла на связь, потери составляли процентов десять — что было не так уж много по сравнению с тем, что случилось позже, но оказалось уже выше, чем в других операциях — а она говорила спокойно как удав. Никакого страха. Я сказал: инициатива в твоих руках. Она ответила, что ситуация под контролем и она собирается наступать. В следующие два дня мы больше ничего от нее не слышали». — Адмирал Стивен Хакет, 14 июня 2190 г.***
Удивительно неинформативное интервью Хакета порождает больше вопросов, чем дает ответов. Кажется, он потрясающе беспечно относится к тому, что неопытный младший офицер командует крупной операцией в тылу врага без какого-либо руководства сверху. Какими бы предосудительными ни были решения Шепард, неудивительно, что они приняты молодым офицером в одиночку и в беспомощном положении. Вина падает не на нее, а на командующего и его необъяснимый отказ от ответственности. Ни при каких обстоятельствах решение начинать атаку не должен был принимать новоиспеченный штабс-лейтенант, как бы его ни рекомендовали. В этот момент мы видим предопределенную битву за Цитадель, когда Хакет снова оставил судьбоносное решение вступать в бой — в этот раз с тремя флотами и неизвестным врагом — на откуп Шепард, опять же вылившееся в кровавую бойню, отчего армия Альянса оказалась плохо подготовленной к нападению Жнецов. — Алан Симонис, «После Первого Контакта: Борьба человечества во враждебной галактике», стр.108***
Торфан едва ли был странностью, каковой его зачастую описывают; скорее он стал логическим завершением агрессивно-завоевательной политики Альянса. С не желающим вмешиваться Советом и батарианцами, не способными остановить человеческое вторжение, он так же ознаменовал конец какого-либо настоящего сопротивления скорой человеческой колонизации обитаемых планет в Скиллианском пределе. Стычки растянутся еще на десять лет, но для батарианцев война была проиграна на Торфане. — Адина Т’Мин, «Рассвет на Кхар'шане: Последние дни Батарианской гегемонии», стр.345***
Просто объяснить это тем, что Шепард побуждали воспоминания о нападении на Мендуар, но правда в том, что она наверняка бы питала глубокую ксенофобию, даже не случись того нападения. Ранние человеческие колонии, основанные во время Войны Первого контакта, все еще не забытой в массовом сознании, были бастионами предвзятой подозрительности, усугубляющейся стремлением людей к замкнутому образу жизни в мелких сообществах. Непрекращающаяся угроза со стороны батарианцев тоже не улучшала положение. — Гораций Джентилле, «Проблема колоний»***
Джентилле попадает под влияние худших стереотипов о колонистах. Во-первых, восстановленные записи свидетельствуют о том, что Мендуар являлся домом для маленькой, но значительной части менее многочисленных инопланетян, в основном, азари и турианцев, составляющих примерно три процента полупостоянного населения. Но что еще важнее, Джентилле каким-то образом умудрился забыть непохожий и многообразный экипаж Шепард, который включал представителей почти всех основных рас (с заметным, но не удивительным исключением батарианцев), так же как и тот факт, что во время войны со Жнецами «Нормандия» под командованием Шепард служила нейтральной территорией для встреч между лидерами различных рас. Батарианцы тяжело уживались с остальными расами Совета еще до выхода на сцену людей. Прибытие людей на Цитадель только ускорило, а не создало конфликт, столетиями назревавший по поводу рабства. Поражение батарианцев на Торфане стало лишь очередным примером заработанного потом и кровью человеческого достижения, которого не хотел или не мог совершить Совет, и оно устранило угрозу мирному сосуществованию всех рас. Когда батарианцы покинули пространство Цитадели, все вздохнули с облегчением. — Алан Симонис, «После Первого Контакта: Борьба человечества во враждебной галактике», стр.128***
Луна Торфан расположена в дальнем краю Скиллианского предела и вращается вокруг газового гиганта, который и сам лежит на орбите двойной звезды. Торфан обладает одной уникальной чертой: его плотные горные породы, насыщенные большим количеством свинца, делают общение вне пределов прямой видимости практически невозможным. Как только пехотинцы Альянса вошли в туннели, они оказались полностью отрезаны от внешнего мира. Туннели Торфана простираются на три мили в глубину. Прокопали их не батарианцы; впервые прибыв туда в 276 году эры Цитадели, они обнаружили пустую территорию, готовую к заселению, лишенную малейшего признака прежних обитателей. Торфан в короткие сроки стал гнездом беззакония, где каждая группа работорговцев урывала себе маленькие территории, участвуя в постоянно меняющейся сети альянсов и предательств. Эту проклятую планету погрузили в полнейший хаос бомбардировки, превратив ее поверхность в предательский пейзаж выступающих валунов и разбитых камней и нарушив целостность лежащих внизу туннелей. В такой лабиринт Шепард и отправила свой отряд. — Шарлотта Уинтерс, «Капитан Шепард: Полная биография», стр.67***
Допросчик: Расскажите, что вы видели, майор Кайл. Кайл: Тела. О Господи, тела — от потолка до пола, ничего кроме тел… Допросчик: Спокойнее. Кайл: Вы не понимаете. Она их убила. Она убила их всех. Никого не осталось. — Запись доклада майора Кайла после битвы, 23 ноября 2178 г.***
«Мы прорывались вперед. Повсюду кровь, но мы знали, на что шли. Парни расталкивали друг друга, вызывались добровольцами. Всем хотелось надавать этим ублюдкам по заслугам. Один парень из сержантского состава служил на Мендуаре, на память ему осталась кибернога. Он наглядно объяснил, с кем и за что мы сражаемся. Пришло время дать им бой. Так вот, про батарианцев. Большинство из них просто сдастся, если погиб главный. Мы преодолели метров двести, пока не нарвались на первое настоящее сопротивление. Началась перестрелка, половина убежала глубже, но остальных удалось зажать в тупике. Когда Яновски снял их командира, им пришел конец. Они были первые, кто захотел сдаться. Шепард сказала им опуститься на колени лицом к стене, завести руки за голову. Они послушались. А потом она зашла за спину первому и выстрелила ему в затылок. Когда подскочил другой, пристрелила и его. А потом приказала нам закончить начатое. И мы закончили. Знаете, тогда я думала: мы же не херовы кроганы? Мы же придерживаемся каких-то правил поведения. Но я солдат и подчиняюсь приказам, да и ублюдки все равно бы ушли на тот свет. Я не перестала спать по ночам. И тут же скажу, почему. Потому что мы двигались дальше, пробирались глубже в эту дыру, всю дорогу сражались с батарианцами, пока не нашли место, где они держали всех рабов. Там были не только люди: турианцы, парочка азари, один-единственный кварианец. Трех ворка держали в клетке в углу — в ней нельзя было даже подняться. Батарианцев не любят не напрасно. Но больше всего было людей. Вы даже не представляете: оглушающая вонь, все стоят в собственном дерьме и так тесно зажаты, что не пошевелиться. Рабов распределяли по возрасту. В первом загоне содержали взрослых, старше двадцати пяти. Стариков не было. Спасенные рассказали, что батарианцы убивали всех старше пятидесяти. Дальше — подростки и молодые люди. Потом — дети. Там была маленькая девочка, едва ли десять лет, которая прижималась к мертвому телу сестренки. Этого я никогда не забуду. Половине вживили чертовы имплантаты в череп. Они даже не пошевелились, когда мы появились, не посмотрели, ничего. Они бы просто стояли там, пока бы их не потащили за руку прочь; их обработали до того, что они даже не думали бежать. После увиденного никто не собирался возвращаться. Шепард приказала убивать каждого встречного батарианца. Никаких пленных. Никто не спорил». — Капрал София Бергстром, 21 ноября 2178 г.***
«Вы, люди, принимаете все на свой счет, будто мы специально заставляем вас страдать. Ничего подобного. Просто бизнес». «Слушай, у меня дома жена и двое детей. Представь, что я никогда их не увижу. До выполнения контракта осталось только четыре месяца, и потом я свалю. Три года — и накопишь столько, что хватит на дом и одного-двух рабов, чтоб там прибирались». «Я был в составе одной из последних групп, которые сдались до того, как пришло сообщение, что это бессмысленно. Не знаю, то ли он торопился, то ли… выстрел просто мазнул по виску, и я свалился. Он даже не стал проверять, а направился дальше по линии. Я лежал там и не двигался. Дождался, пока все уберутся, и побежал». — Горик Хар’ран, 9 января 2181 г.***
«Они умоляли, представляете? Умоляли на коленях. Я не большой любитель инопланетян, но смотреть на них… думаю, вы никогда не забудете того, у кого слезы льются сразу из четырех глаз». «Оно того, черт возьми, не стоило. Да какой смысл? Убить всех, чтобы их приятели впереди знали, что сдаваться нет причин? Может, мы бы потеряли меньше народа, не сражайся батарианцы до последнего, потому что знали, что все равно умрут. Мы же победили их. Они бы больше никому не навредили. Их должны были упечь в тюрьму на всю оставшуюся жалкую жизнь. Но с дальнейшим это не сравнится. Добравшись до загонов, мы решили, что нашли всех рабов. Мы ошибались». — Рядовой Евгений Соколов, 22 ноября 2178 г.***
Случившееся на Торфане стало неизбежным с того самого момента, как командование Альянса решило послать неприемлемое количество войск на миссию, в намерения которой входило заявить о себе. С начала и до конца, с решения о старте до организации самого нападения миссию сопровождал неповторимый флер политики. Альянсовские боссы, на пределе сил пытающие защитить растянувшиеся человеческие колонии, неохотно выделяли ресурсы на крупные наступления в глубины систем Термина, в то время как Парламент настаивал на мерах против батарианской угрозы. Как младшего офицера, попавшего в незавидное положение, Шепард просто сделали удобным козлом отпущения. На самом деле, резня или постыдное отступление были почти неизбежными. То, что нападение вообще удалось вопреки существенному количественному недостатку, заслуга солдат Альянса; абсолютно ясно, что им не хватало сил сторожить пленников и двигаться дальше. Решение казнить батарианцев было целесообразным и вызывалось крайностями войны и обстоятельствами, неподконтрольными Шепард. Кроме того, хотя боссы Альянса всегда признавались неохотно, приказ на убийство пришел с самых верхов. Торфан ничего не стоил как чисто военный объект; в намерения с самого начала входило ответить на Скиллианский блиц. Назовите это политической хваткой, личностными качествами или исключительной ловкостью со словесной дубинкой; остается неопровержимым тот факт, что Шепард обладала недооцененным талантом к политике. Ее решение спасти Совет, который неоднократно отмахивался от ее предупреждений и показал себя неэффективной и обструкционистской силой, впоследствии сыграло важную роль в убеждении, что у человечества хорошие намерения; кроме того, во время войны со Жнецами именно благодаря Шепард мировые лидеры галактики согласились урегулировать споры. Эта женщина понимала силу выразительного жеста и таким образом, получая задание — не ради достижения военной цели, а ради политического заявления, — она выполняла его блестяще. — Сара Яновски, «Мечи, щиты и молот: Капитан Шепард и Альянс систем», стр.153***
Биография Шепард, как правило, сводится к политической идеализации, будто Шепард обладала возможностями или склонностью учитывать все возможные последствия своих решений. В сущности, дело было в узости взглядов — она в полной мере сосредотачивалась на выполнении миссии, не заботясь о цене, не заботясь о последствиях, — которая позволяла ей принимать те решения в одно мгновение и больше о них не задумываться. То было характерной чертой, усугубленной постоянными стрессовыми ситуациями, когда действия могли привести к смерти, но бездействие обязательно бы обернулось фатально. — Матриарх Неллория, «К столетию Шепард: Обзор века эрудиции»***
В итоги Торфана обычно включают лишь потери Альянса и батарианцев, замалчивая смерти захваченных рабов — и людей, и инопланетян. По оценкам, число убитых в бою или раненых рабов широко варьируется от всего лишь тридцати (Андрисен) до пяти сотен (Пералтус); чаще всего оценка оказывается в пределах ста пятидесяти человек (Нерин). В чем нет сомнений, так это в том, что батарианцы пользовались пойманными рабами как живыми щитами. Эта стратегия сослужила им хорошую службу в прошлых стычках с людьми, включая инцидент на Таитусе в 2174 году, когда командующий Альянса позволил батарианскому конвою уйти, несмотря на превосходящие силы в соотношении три к одному, не рискнув открыть огонь по кораблям, камеры которых были забиты заложниками. Шепард решила по-другому. Как обычно, при конфликте между двумя вооруженными сторонами, на линии огня оказались безоружные, которые и заплатили высшую цену. — Сорея Т’Рау, «Сравнительная история галактического рабства», стр.973***
«Вас там не было. Конечно, проще критиковать, когда не ты смотришь в четыре глаза батарианца, а тот не ухмыляется, укрывшись за рабом. Рабу так тщательно промыли мозги, что он просто стоит и все». «Ну а что нам было делать? Просто уйти и отпустить их? Сложить оружие и сдаться самим? Пускай батарианцы и дальше собирают рабов? Чего хорошего? Поверьте, в могиле было бы лучше, чем живым в том аду». — Капрал София Бергстром, 21 ноября 2178 г.***
«Мы должны были их освободить, а вместо этого перестреляли как собак. Даже шанса не оставили. Если бы не мы, возможно, они бы выжили». — Рядовой Евгений Соколов, 22 ноября 2178 г.***
Скажу в оправдание Шепард: она без колебаний всегда была в первых рядах. Она покинула Торфан в числе последних и, только взойдя на борт «Бостона», наконец свалилась от слабости. Адреналин, упорство, броня скрывали повреждения, но медицинские сканеры сообщили о трещинах в ребрах и медленном внутреннем кровотечении вдобавок к невероятному количеству порезов и ушибов. Долгое выздоровление в военном госпитале избавило ее от первоначального порицания. — Эмерсон Блэйк, «К звездам: Жизнь капитана Шепард», стр.178***
Трудно поверить, но вначале реакцией на новости о сражении явилось ликование: человечество вступило в бой с ненавистными батарианцами и нанесло решающий удар. Но как только в общество просочились новые детали, мнения поменялись. Когда Альянс начал уведомлять семьи погибших, выпустили раненых и пошли разговоры, стало невозможным скрывать количество человеческих жертв. Горстке батарианцев удалось сбежать из бойни; их рассказы транслировали в пространстве Гегемонии и тут и там подхватывались специалистами Совета. Но именно запись казни, анонимно присланная в «Вестерлундские новости», приковала внимание общественности к произволу на Торфане. Окончательно осведомителя так и не определили, но по крайней мере одно проведенное расследование указало на лейтенанта Лайама Атеарна, которого спустя восемь месяцев после сражения с позором разжаловали. — Теодора Ринальди, «Заплатив Мяснику: Возвращение на Торфан»***
Когда распространились новости о Торфане, прошло нечто вроде межгалактического протеста, который разгорелся бы гораздо громче, касайся события любой другой расы, а не всеми нелюбимых батарианцев. В конце концов, сражение прошло в дальнем углу Скиллианского предела, в секторе, уже считавшемся неуправляемым местом, где не властен закон, заселенном по большей части пиратами, работорговцами, наемниками и неразумными колонистами. Вмешательство правительства только послужило бы на благо, и в любом случае, некрасивая смерть — пришла ли она от пистолета, погоды или молотильщика — была в Пределе суровой реальностью жизни. Те немногие комментарии, что вышли в свет, в основном были сосредоточены на страхах ксенофобного характера, подстегнутых скорой человеческой экспансией и демонстрацией военной мощи, а не смертью заключенных батарианцев; многие в галактическом сообществе — особенно турианцы, привыкшие к идее тотальной войны, но и азари, помнившие жестокий захват Эсана — даже одобряли последнее. — Сорик Венн, «Меньшее зло: Расы отвечают на Торфан»***
Из-за действий Шепард на Торфане произошел и внутренний раскол. Выборные должностные лица Парламента быстро перестали купаться в лучах триумфа, переключившись на яростные споры, наградить ли Шепард или осудить; в то же время высшее военное командование сплотилось вокруг Шепард. С суматохой в прессе легко забылось, что Шепард так и не осудили официально за действия на Торфане; в реальности же они сыграли главную роль в выборе ее как первого человека-Спектра. На публике военные Альянса держали рты на замке. В кругу своих ей дали медаль и лучшие задания и продвинули ее точно по графику. — Сара Яновски, «Мечи, щиты и молот: Капитан Шепард и Альянс систем», стр.158***
Тогда как Торфан условно приводят в качестве раннего свидетельства жестокости Шепард, он так же примечателен демонстрацией ее харизмы. В суматохе боя нежданно оказавшись командиром, она смогла сплотить войска и отбить ожесточенное противодействие батарианцев. В течение трех дней в 2178 году она повторяла приказ пехотинцам спускаться глубже в адские подземные норы, которые формировали поле боя; ни один не противился, а кто-то даже защищал ее в последовавшем скандале. Прозвище «торфанский мясник» пошло из прессы, а не от выживших солдат ее отряда. — Мария Эскарра, «Торфан и последствия» с заседания 54-го симпозиума по ранней истории Альянса***
Эскарра не подвергает критике утверждение, что прозвище «торфанский мясник» пришло не из военных кругов. Фактически же, хоть первое упоминание этого выражения случилось в «Вестерлундских новостях», озвучено оно было капитаном Михаем Рузсой, помощником адмирала Хакета. Кроме того, как минимум двое выживших из ее отряда попросили перевода в первые же месяцы после сражения. «Ни один не противился», — пишет Эскарра, будто бы это служит свидетельством чего-то иного, кроме проявления военной дисциплины. Хотя Альянс приводил приговор на практике лишь дважды, дезертирство с поля боя все еще номинально карается казнью на месте. Учитывая историю Шепард, возникает ли вопрос, дрогнула бы она? — Вартан Арканиан, «Обзор 54-го симпозиума по ранней истории Альянса»***
Именно на Торфане Шепард закрепила за собой репутацию безжалостной, которая снова и снова будет оправдываться в последующих конфликтах. Это так же приводилось в качестве основой причины ее назначения первым человеком-Спектром, что вывело ее на длинную дорогу, приведшую к Горну. Тем не менее, ярлык «торфанского мясника» сопутствовал ей все следующие годы. В пользу личных качеств Шепард свидетельствует то, что она смогла завоевать верность и преданность тех, кто прежде знал ее лишь по этому прозвищу. — Эмерсон Блэйк, «К звездам: Жизнь капитана Шепард», стр. 189***
Подготовка N7 научила Шепард принимать роковые решения без подсказок, даже если находишься глубоко в стане врага. Раз за разом она решительно встречала все трудности, начиная с настойчивости в преследовании Сарена Артериуса и заканчивая упорством перед лицом всеобщего сопротивления и недоверия, касающихся прихода Жнецов. На Торфане Шепард выучила важнейший в своей карьере урок: не как стрелять или отдавать приказы; не какими вопросами морали задаваться в разгар войны; но выучила, что, если действовать с уверенностью, другие за тобой последуют. — Сара Яновски, «Мечи, щиты и молот: Капитан Шепард и Альянс систем», стр.161***
Торфан научил Шепард одному: что, если она выстрелит первой, никто ее не остановит. Так на Торфане она застрелила сдавшихся батарианцев, а когда появилась возможность дать жизнь новой расе, давно считавшейся вымершей, она избавилась от последней из рахни; когда возиться с газовыми гранатами оказалось слишком хлопотно — убила невинных колонистов на Феросе, а затем и жизненную форму — единственную в своем роде — которая ими управляла; а когда на Аратоте выпал шанс нажать на кнопку, что бы уничтожило четверть миллиона батарианцев, она воспользовалась случаем. На чем не заостряют внимание, сосредоточившись на стратегических сообщениях по отношению к людской военной мощи или на личной мотивации Шепард, так это на следующем: убийство военнопленных было запрещено с середины двадцатого века. Зверствам, совершенным на Торфане, не может быть никакого оправдания. — Теодора Ринальди, «Заплатив Мяснику: Возвращение на Торфан»***
В последнее время наблюдается тенденция сосредотачиваться на Торфане и его связи с Шепард. Из вида упускается то, что бой сам по себе был знаменательной победой, окончательно подтвердившей способность человечества защищаться даже на окраинах колонизированного пространства спустя едва ли двадцать один год после впечатляющего выхода на галактическую сцену. Всего восемь лет назад пехотинцев Альянса зажали со всех сторон, а батарианские работорговцы отобрали на Мендуаре колонистов, остальных убили. Пехотинцы смогли потом лишь подобрать тела. Теперь же люди окончательно доказали, что должны быть причислены к великим расам Цитадели. Одним словом, Торфан предзнаменовал ведущую роль человечества, которую они заняли в последовавшей войне. — Навин Патил, «Война со Жнецами с точки зрения стратегической перспективы», стр.35***
Торфан укрепил за людьми репутацию агрессоров, возникшую во время Инцидента с ретранслятором 314 — выдающееся достижение, учитывая наличие в галактике кроганов. Но также стало ясно, что Война Первого контакта не была случайностью — что человечество было силой, с которой необходимо считаться. За два года мира после Битвы за Цитадель турианцы нарастили производство дредноутов, в короткие сроки построив еще два корабля. Жнецы или нет, но нельзя было игнорировать доказательства, что неизвестная угроза может появиться в любой момент. Альянс поступил так же. Совместные учения двух самых военно-ориентированных рас в пространстве Совета стали достаточно распространенным явлением, меж тем как саларианская Группа Особого Реагирования направила представителей следить за сдвигами силового баланса, предвещенными возможным человеческо-турианским союзом. В затишье перед бурей люди и турианцы неожиданно нашли друг в друге союзников. — Андриус Ставрос, «За ретранслятором 314: Краткая история человеческо-турианских взаимоотношений», стр.266***
Отдаление батарианцев от рас Совета в общем и человечества в частности достигло апогея в 2168 году, когда Гегемония разорвала отношения с Советом и фактически стала изгоем. После Торфана они полностью вышли из пространства Совета. Это вкупе с особой ненавистью к Шепард как к личности, усугубленное изолированностью своей империи и возможным одурманиванием ключевых фигур правительства, означало, что батарианцы в меньшей степени были подготовлены к вторжению Жнецов. Таким образом, когда Жнецы пришли, культура, которую они пытались сохранить путем ухода, вместо этого оказалась безвозвратно разрушена. Эта второстепенная миссия на маленькую луну в забытом углу Скиллианского предела неожиданно обрела геополитические последствия, которые ощущались спустя долгие годы. В конечном счете батарианцы стали жертвенными агнцами для Жнецов. — Адина Т’Мин, «Рассвет на Кхар'шане: Последние дни Батарианской гегемонии», стр.325***
В недавних трудах обнаруживается стремление завуалировать — и даже извинить — то, что на самом деле произошло на Торфане, вместо чего поднимается обсуждение более поздних последствий тех событий — того, что не случилось бы, будь батарианцы в лучшем положении, не истребленные, не разбросанные по галактике, которым ничего больше не осталось, кроме как молить об объедках от рас, меньше пострадавших в войне со Жнецами. Дело в том, что Шепард показала безумное пренебрежение к жизни, граничащее с социопатией, и обладала непревзойденной мстительностью. Торфан был лишь началом; жестокость, ужаснувшая ее командующего, майора Кайла, до того, что он повредился рассудком, стала ее подписью. В грядущих годах она прочертила ее в небесах. — Теодора Ринальди, «Заплатив Мяснику: Возвращение на Торфан»***
До сих пор является тайной, что для самой Шепард значил Торфан. Ее отчет, недавно рассекреченный, — чудо бесстрастного преуменьшения. Она не вела журналов, не давала о Торфане интервью; никогда не заговаривала о нем и после, по крайней мере с теми, кто мог передать разговор дальше. Заманчиво разглядеть что-то в этом глубоком молчании; но несмотря на ее славу, несмотря на море чернил, пролитое историками, Шепард остается загадкой. Даже на пике популярности у прессы после Битвы за Цитадель она была удручающе непонятной, но у нее хотя бы позволили взять интервью под жестким контролем службы информации Альянса; ее ответы были неизменно продуманными до полной безучастности, и на нее никогда не давили, желая их получить. Правда заключается в том, что мы никогда не узнаем, что ей двигало или почему. — Шарлотта Уинтерс, «Капитан Шепард: полная биография», стр.489***
Шепард всегда поступала так, как считала нужным, не оглядываясь на цену. Она могла иногда ошибаться; конечно, я ставила под сомнение ее решения, но всегда верила, что она делает все возможное, учитывая все условия. Но то была цена — цена, которую платила она, которую платили все мы — для нее, чтобы она была той, кем была, и делала, что делала. Такой, как она, больше не было. Возможно, и никогда не будет. — Лиара Т’Сони, «Воспоминания о капитане Шепард», стр. XXII***
Батарианские работорговцы напали на Мендуар в 2170 году, убили или захватили несколько тысяч колонистов. Эта трагедия подтолкнула Шепард вступить в Альянс на восемнадцатый день рождения. За следующие одиннадцать лет она зарекомендовала себя на многих трудных миссиях. Образцовый послужной список привел к тому, что ее предложили в кандидаты как первого человека-Спектра. Все остальное известно. — «Введение в историю галактики», 10-я редакция, глава 25: Война со Жнецами, стр. 877