Трясина

Зелье на вкус противное, обжигает язык и оставляет после себя отвратительное послевкусие. Валес морщится, запивает его обычной водой, но вкус всё равно не исчезает; кажется, что зелье расползается по телу, заполняет полностью разум, обвивая мысли зеленоватым дымком. Впрочем, оно должно заполнять, для того и варилось. Валес шепчет призыв к Вермине, судорожно сглатывает, когда собственный язык начинает заплетаться, а он сам нестерпимо хочет расслабиться, раствориться в бело-зелёных завитках тумана, воззвать к Ней… Он закрывает глаза. То место, где Валес оказывается, одновременно и похоже на любые другие места, и нет. Здесь постоянно что-то меняется: сверкнёт молния, и небо тут же переползает из серого в голубое, затягивается облаками; сверкнёт второй раз, и тёмный лес сменится пустынной равниной; снова сверкнёт, и природа меняется на дворец. Валес часто-часто моргает и дышит через раз, но пейзажи всё ещё меняются, с каждой минутой становясь всё ужаснее: если секунду назад поле было чистым, то в следующий миг оно уже завалено трупами, полуразложившимися или окоченевшими телами, над которыми проносится грай воронов. Валес беззвучно шепчет призыв к Вермине. Водоворот видов замедляется, и Валес слышит предположительно женский смех, чужеродный и постоянный в этом ежесекундно меняющемся… мире? Или всё-таки Плане Обливиона? Валес надеется, что ритуал всё-таки сработал, зелье получилось правильное, а в чёрный камень душ попала душа, достойная самой Принцессы Даэдра. Смех то приближается, то отдаляется. Пейзаж становится более-менее статичным, но, кажется, уже сам План не может остановиться: кое-где тасуются участки, неожиданно появляются и исчезают новые детали, а молнии теперь бьют почти постоянно. Смех обретает невиданную ранее чёткость, и Валес не сдерживает восхищённого вздоха, когда перед ним прямо из воздуха возникает смеющаяся женщина. Женщина ли? Или творение этого безумного Плана? Или сама Вермина снизошла до молитв его, несчастного смертного? Кто бы это ни был, она прекрасна, думает Валес, рассматривая женщину, всё продолжающую смеяться. Роскошное платье, красивое точёное лицо, глаза, затягивающие куда-то в глубину, и смех, обволакивающий не хуже тумана от ритуального зелья. Валес склоняет голову, почтительно приседая на одно колено. — Ещё один смертный? — женщина, всё же Вермина, перестаёт смеяться, склоняет красивую голову на бок и вздыхает, поглаживая древко посоха в своей левой руке. Её голос звучит одновременно словно издалека, но и со всех сторон, кажется, отражается и в голове, проникая едва ли не под кожу. Валес дрожит, чувствуя колоссальную силу стоящей перед ним Даэдра. — Принцесса… — выдыхает он, не в силах отвести взгляда, связать разрозненные мысли в одно целое и попросить — попросить?.. — о том, из-за чего и провёл долгие месяцы подготовки к ритуалу. — Это — Трясина, — Вермина обводит посохом дрожащий и меняющийся вокруг План. — Она прекрасна, не так ли? Но ты, — она указывает посохом прямо в грудь коленопреклонному Валесу. Голос Принцессы Даэдра звенит, кажется, ещё громче, сильнее. — Ты взывал ко мне не просто так, смертный. Что хочешь ты от Принцессы Даэдра и знаешь ли, какую цену придётся заплатить за милость мою? Валес знает. Валес тяжело дышит и смотрит в отрешённо-прекрасное лицо Вермины с глазами пугающей глубины. — Я прошу лишь позволения стать верным твоим жрецом, — шепчет он. Вермина благосклонно улыбается. Приближается, прикасается невозможно-холодными, неживыми пальцами. Валес не видит хищной улыбки, исказившей прекрасное лицо, но думает: ещё можно отказаться, отказаться, отка… Нет, нельзя. — А что ты потребуешь у меня взамен службы? — спрашивает Вермина. — Свободу от ночных кошмаров, — Валес вздрагивает, когда Принцесса Даэдра отпускает смешок. — Что же… Отдаёшь ли ты мне свою душу? — шепчет она, касаясь кончика длинного уха. Но Валес чувствует: тело словно тисками сжимают, холодными пальцами сердце схватили и не отпускают. Валес понимает, так Вермина исследует его душу, проникает в разум, выискивая для себя лакомые кусочки. Ещё не поздно оттолкнуть от себя Принцессу Даэдра, сбежать от неё… Но он всё равно говорит: — Отдаю. Тиски спадают, Валес снова может дышать. Вермина довольно улыбается, отходит, снова поглаживая древко посоха, и говорит: — Я дарую тебе свою милость, — и протягивает посох. Древко холодное и гладкое, навершие пугает, но Валес сжимает посох и жарко кивает. Больше никаких кошмаров, думает он, ибо теперь он — жрец Вермины. Вермина целует его в лоб и холодными пальцами касается век, прикрывая их. *** Валес приходит в себя среди лаборатории. Он держит в руках подарок даэдра со страшным навершием, а перед глазами ещё мелькают образы: то прекрасная Вермина, то постоянно меняющийся План. Валес гладит мертвенно-холодными пальцами посох, рассматривает его и шепчет молитвы Вермине в фанатичном исступлении. Он чувствует, как сквозь пальцы в его тело течёт страшная энергия посоха, как могущество самой Вермины вливается в его тело. Он зверски устал телом в этом мире, но экстаз — получилось! Она ответила! — не отпускает, чтобы даже просто поспать. На него смотрят с опаской. Валес сведущ в чарах Иллюзии, но скрывать даэдрический посох всё же выше его сил. Могущественная магия буквально льётся по гладкому дереву, выбрасываясь в окружающий мир словно из неисчерпаемого источника; она не поддаётся контролю, а, может, Валес пока просто слишком слаб. В его скромной алхимической лавке, и без того не приносившей особого дохода, всё реже бывают посетители, а те, кто рискует заходить, стараются побыстрее купить снадобья и при этом жалуются на непрекращающиеся кошмары. Валес варит успокоительные зелья и вымученно улыбается: должно, мол, помочь. Но он-то знает, что против даэдра, вгрызшихся в чью-то плоть или чей-то разум, ни одно зелье не в силах подействовать. Валес знает, что Вермина его обманула. Он думал, что она избавит его от кошмаров, если он станет её верным жрецом. Но Вермина не была бы Принцессой Даэдра, если бы честно выполнила сделку. Нет, кошмары никуда не делись, к ним только присоединилась сама Вермина. Стоит Валесу только взять в руки посох и подойти к домашнему святилищу, скрытому от чужих глаз в подвале дома, он слышит красивый смех Вермины, иногда — её вкрадчивый, леденящий душу шёпот, являющийся Валесу во снах. Принцесса Даэдра иногда говорит с ним. Спрашивает, не забыл ли он заряжать её щедрый дар, посох, страхом смертных; интересуется изредка, сколько уже людей или меров утонули в её Трясине по вине Валеса. Валес отвечает ей, обновляя подношения около святилища — ничего не значащие символы, но вот чёрный камень душ, оставшийся ещё с ритуала, почти всегда покрыт свежей и не очень кровью, а внутри, за чёрными гранями, исступленно бьётся чья-то пленённая душа, предназначенная для Принцессы. Вермина позже заберёт её, заливисто хохоча. Валеса этот хищно-голодный хохот вгоняет в ступор. Он уходит от святилища, забрав с собой страшный посох, и идёт в постель. Валес не может спать из-за усилившихся кошмаров, под его закрытыми веками в суматошном водовороте меняются картины и образы; он видит убийства, войны, смерти, иногда он бродит по пугающим местам, наблюдает собственную смерть и тогда уже просыпается с криком, вцепившись в посох. В его голове хохочет Вермина. Валес не спит уже которую неделю. Зелье снова обжигает горло, знакомый туман обволакивает разум, и Валес открывает глаза среди какого-то ухоженного сада. Вермина уже ждёт его, на её лице нет ничего, кроме нетерпения. Она перекатывает по ладони непонятный шар света, глядя на Валеса. — Что-то не так, смертный? — её голос снова кажется далёким, но на самом деле звучит внутри самого черепа, гулко отдаётся от кости и проникает под кожу. — Не часто вы с таким рвением врываетесь в мой План, — Вермина, кажется, недовольна. — Я не хочу, чтобы мои слуги были так же безумны, словно последователи Шеогората. Я уже безумен, хочет сказать Валес, но только снова становится на одно колено. — Вермина, — он обращается к Принцессе Даэдра по имени, и она морщится, — я молю о твоей милости. — Наглец, — говорит Вермина. Шар света на её ладони растёт, обретает очертания. Это больше не шар, скорее чья-то фигура; душа, догадывается Валес и страдальчески морщится. Одна из тех душ, что продали себя Принцессе или кто-то из тех, кого принесли ей в жертву. Из тех, возможно, что принёс ей в жертву он. Вермина долго любуется душой, словно забыв о своём подданном, потом притягивает сияющий силуэт к себе, оглаживая пальцами то, что когда-то было лицом, приникает губами к губам и — Валес хочет отвернуться, но не может — высасывает душу, а через пару мгновений — секунд, минут? В Трясине время непредсказуемо — отбрасывает пустую оболочку. Вермина утирает губы жутко человеческим движением, сверкает глазами-безднами и смотрит, наконец, на Валеса. — Как смеешь ты, обычный смертный, просить меня о большей милости, что я тебе даровала? — Госпожа, — шепчет Валес, не в силах смотреть Вермине в глаза. — Госпожа, я лишь прошу об избавлении от кошмаров… Ты обещала… Вермина смеётся. Нет, не просто смеётся, она хохочет, смех её бьёт по барабанным перепонкам Валеса, он хочет зажать уши, но не смеет. — Глупый маленький смертный, — с противной усмешкой говорит Вермина, наклоняясь вперёд и хватая Валеса за подбородок. Чёрные бездны вместо глаз затягивают. — Неужели тебя не научили, что верить даэдра — не просто глупо, но и опасно? — Вермина царапает его когтями, да и нет в ней вообще больше той красоты, очаровавшей Валеса в первую их встречу. Сейчас Принцесса Даэдра очень похожа на свой План: меняется ежесекундно, превращается в чудище Ночных Кошмаров. Валеса научили. Он смотрит в глаза-бездны и падает в них, растворяется в темноте, подчиняется воле Вермины и послушно смежает веки, склонив голову. Вермина смеётся и исчезает. Исчезает и План, возвращая раздавленного волей даэдра Валеса в реальность. Валес знает, что уже сошёл с ума. Он не может спать нормально второй месяц, а каждую ночь вместо борьбы с кошмарами ходит по домам и собирает в посох ночные страхи спящих. Вермина обманула его, наваждением заставила продать душу и теперь через него, глупого смертного, простирает сети своих кошмаров всё сильнее и сильнее. Валес мог бы воспротивиться ей, но не в состоянии сделать этого — воля Вермины для него воистину безгранична, а ночные кошмары слишком измотали и истончили сознание. Закрывая глаза, чтобы попытаться уснуть, он задаёт себе вопрос: «Это ли не безумие?». Вермина смеётся в его голове. «Это — Трясина», — шепчет она и насылает очередной кошмар.