Бескрылая

Дова Причудливым рисунком чешуи, сверкающим в скупых лучах бледного скайримского солнца, жестокими порывами ледяных северных ветров, наполняющих сильные кожаные крылья, подобно парусам Виндхельмских фрегатов. Скрежетом бритвенно-острых когтей по черным как смоль скалам, шепотом нордских легенд, вселяющих трепетный ужас, зовом светящихся древних письмён, похороненных глубоко под землёй. Кровью, пропитавшей плоть, кости и саму землю, силой, пугающей и завораживающей, пламенем, с которым не сравнится жар Красной горы, тысячелетней злобой и болью. Расплавленным золотом в янтарных глазах, и Голосом, сотрясающим небо и землю до самого основания. Кин Мудростью и осознанием, прощением и надеждой. Состраданием и верой, знаниями, тайно и бережно хранимыми, по крупице осторожно передаваемыми. Солнцем в руках, светом в глазах и непреодолимым желанием помочь, всё изменить. Голосом, смертным, но твердым, яростью и волей в слабой душе, отчаяньем и калёной сталью. Болью и кровью, едва вырванной свободой, спокойствием и бесконечно чистым синим небом. До-ва-кин Ветром в пепельных волосах, озорными искрами в синих-синих глазах, солнечными бликами на бледном лице. Упрямостью и волей, яростью дикого зверя и мудростью мага, хитростью вора и тоской по покинутой родине, где-то там, далеко, за Пределом. Кровью дракона, расплавленным железом растекающейся по тонким, просвечивающим на запястье венам. Огнем в изящной узкой ладони, царапинами на миртовых доспехах и зеркальным отражением на начищенном до блеска длинном клинке. Древней душой в смертном теле, туу'мом, не уступающем Дова и азартным предвкушением битвы. Отчаянной тоской по небу, напускной ненавистью во взгляде и тщательно подавляемым трепетным восхищением в душе. Кто я? Герой? Отнюдь. Не человек и не мер, не злодей и не спаситель, не друг и не враг. Странник, запутавшийся на собственной дороге жизни, ищущий свою собственную цель, и всё больше проваливающийся вниз, во тьму. К даэдра подхалимов и учителей, разглагольствующих про справедливость, спасение мира и прочую высокопарную чепуху, единственное, о чём она мечтает с того самого судьбоносного дня, когда в первый раз увидела гибкий, смертельно-прекрасный силуэт в небе – это когда-нибудь получить собственные крылья. Взмыть в прозрачные небеса, и часами, днями, годами парить над бескрайними просторами Скайрима, задыхаясь от безмолвного восторга. Бретонка устало поднимает взгляд на дракона, сотрясающего окрестности мощью своего туу’ма. Она достаточно далеко увела его от селения, так что можно приступать, не опасаясь быть замеченной. Убивать их надоело уже давно, странное липкое чувство просыпалось в душе каждый раз, когда от величественного исполина на земле оставались только белые как снег кости. А вот упустить шанс хотя бы на чуть-чуть заполучить вожделенные крылья, пусть и не свои, пусть и не надолго, она не собиралась. Всего три слова на забытом языке сорвались с губ и Дова, вздрогнув всем телом, стал медленно и плавно опускаться на разноцветный ковер листьев, поражённо глядя на хрупкую фигурку смертной, посмевшей бросить ему вызов. И откуда у такой жалкой букашки столько силы в голосе? Девушка отчаянно кусала губы, чтобы не дай Талос не расплыться в глупой счастливой улыбке. Пульс набатом стучал в висках, и руки дрожали от радостного предвкушения полёта, но Довакин, натянув на лицо маску невозмутимости, неторопливо влезла на шею дракону, крепко хватаясь за золотистые костяные рога. И всё-таки не смогла удержать восторженного вздоха, когда дитя Акатоша сорвалось с места и мощным взмахом изумрудных крыльев взмыло в бесконечное осеннее небо. Стоя на краю обрыва и тоскливо смотря вслед стремительно удаляющемуся Дова, бретонка медленно стягивала длинную тканевую перчатку с раненой руки. И в лучах закатного солнца стекающая по ладони теплая алая кровь, казалось, отливала золотом.