Они знакомы только полгода. Феликс перешел в эту школу в начале года, если честно, совсем не желая заводить знакомства с какими-нибудь странными личностями. Он часто переезжал, потому был осведомлен, что, чтобы прижиться на новом месте, нужно водиться с какими-нибудь футболистами, встречаться с черлидершей или кем-то подобным.
А еще нельзя болтать о очень личном. Когда он перешел в школу при Аризоне, там ему понравился один парень. Для семьи Феликса не была сюрпризом ориентация сына. Ну да, ну, би, ну и что с того? Время сейчас такое, ничего не поделаешь. Хотя, конечно, отец был недоволен. Но главная проблема заключалась не в нем. В учениках, что ни черта не собирались быть более или менее лояльными. В той школе подобное считали если не отвратительным, то болезнью уж точно. Позор.
Шестая школа, в которой Феликс учится по сей день, находится в Калифорнии, в очень дружелюбном городке у моря. Тут даже имеется самый настоящий парк на воде! Великолепно, особенно для молодого фотографа.
Тут Феликс почти сразу нашел общий язык с девчонкой-художницей. Она разделяла его взгляды на мир, да и музыка им нравилась одинаковая. Элизабет сама по себе показалась Феликсу довольно милой на внешность: светловолосая, с вздернутым носиком и серо-голубыми глазами. Но она не стала главной в жизни Феликса. Главным стал ее брат, Льюис.
Льюис с первого взгляда показался Феликсу очень необычным. Ну, во-первых, чисто внешне с Элизабет они похожи: вздернутые носы, пухлые губы, серо-голубые глаза. Но Льюис рыжий, и его милое лицо усыпано веснушками. Волосы его вьются, и лицо парня могло бы показаться игривым, очень мальчишеским, но глаза его изображали некую потерянность и грусть.
– Льюис глух, – пояснила Элизабет, складывая свой мольберт, когда мальчишки в одно время оказались около кабинета кружка рисования, дожидаясь девчушку. – Он не слышит с самого рождения, поэтому мы с ним разговариваем с помощью жестов.
Чтобы подтвердить свои слова, Элизабет повернулась к Льюису и начала непонятно, как показалось Феликсу, размахивать руками. Ее брат ответил новым набором жестов, слегка улыбнувшись незнакомцу.
– Он может читать по губам? – задал интересующий вопрос Феликс, неуверенно пожимая руку рыжему парню.
– Могу, – внезапно подал голос Льюис. Он подходил ему просто невероятно: хриплый, но звонкий. Как у мальчишки. – Но плохо. Только уже заученные фразы, типа твоей.
Элизабет сразу отметила, какой контраст вызывают в ее глазах Льюис и Феликс: в отличие от худощавого рыжего мальчишки, Феликс был настоящим «молодым человеком» с каштановыми волосами и медового цвета глазами. Высокий и крепкий, он почти как скала возвышался над Льюисом. Точнее, возвышался бы, но Лью вышел ростом.
– И как же Льюис так учится? – Феликс сам не понял, кому адресовался этот вопрос, но зато отлично знал, что хочет получить на него ответ.
– Обычно я даю Лью свои конспекты. А на уроки он ходит, потому что сам так захотел. Родители сильно опекают его… Он почти никуда не выходит без их ведома, – печально оповестила Элизабет, неосознанно размазав попавшую на лицо краску ладонью.
С того самого момента прошло чуть меньше полугода. Теперь Феликс был самой настоящей частью «семьи»: они с Льюисом почти никогда не расставались, даже во время урока, а после занятий всегда ждали Элизабет у самого порога, отправляясь домой вместе. Правда, без белокурой девчонки разговор у парней складывался всегда сложновато, ведь Феликс так и не выучил язык жестов. Но это не останавливало юношей от подкидывания записок на уроках, а Феликс так вообще получал удовольствия от простых монологов: тогда Льюис так внимательно наблюдал за движениями его губ, что иногда пропускал «мимо ушей», о чем же пытался толковать друг. Но мальчишка никогда в этом не признавался, ссылаясь на то, что не совсем понимает слов Феликса. «Ты слишком быстро болтаешь» – со скромной улыбкой оправдывался Лью.
И вот, наконец, все трое сидят в небольшой комнатке. В ней не было тикающих часов, колонок, будильника и прочих штук, что обычно наполняют тишину, нет. Зато по всем стенам буквально возвышались, налепляясь друг на друга, рисунки масляными красками и карандашами. Комната Льюиса восполняла его глухость своей пестростью, словно мальчишка кричал: «Да, я не слышу, но я вижу, я вижу!».
Не без удовольствия Феликс заметил на стенах все фотографии, что он когда-то дарил Льюису. Парнишка всегда говорил, что ему нравятся фотографии друга потому, что они наполнены позитивом, и нет такой фотографии, где в объектив не светила бы парочка лучей солнца.
– Ты все же повесил их, – заключил скорее для себя Феликс, но Элизабет потрудилась «сказать» это брату. Льюис слегка покраснел, стягивая школьный галстук.
– Ладно, – звоном раздался голос девушки, что уже стояла в дверях. – Оставляю вас наедине с вашей работой по философии.
«Не оставляй меня с ним наедине, ты же знаешь о моей проблеме» – тут же начал махать руками Льюис, отчаянно вскинув брови. Феликс ничего не понял, но спросить у Элизабет не успел: та уже скрылась за дверью, хихикнув напоследок.
Парни какое-то время помолчали. Феликс плюхнулся на мягкое кресло в углу комнаты, кажется, пока что не собираясь делать доклад по самому его нелюбимому предмету. Льюис внимательно наблюдал за ним и пытался представить, как звучит его голос. Почему-то ему казалось, что голос друга ни в коем случае не грубый. По крайней мере, он бы тогда, наверное, пугал Элизабет, но та совсем спокойно общалась с Феликсом, даже краснея от каких-то его слов (мальчишка не понимал, каких). Быть может, они нравятся друг другу?
Эта мысль заставила Льюиса беспомощно засопеть, недовольно нахмурившись. Только вот он не учел, что у Феликса со слухом более чем в порядке.
– Эй, все в порядке, Лью? – вопрос прозвучал немного взволнованно, но, к сожалению, мальчишка лишь вопросительно вскинул брови, а губы расползлись в добродушной усмешке.
– Я не понимаю.
Внезапная мысль настигла Феликса, когда уже начало темнеть: доклад по философии сдвинулся с мертвой точки, и мозги парней, кажется, тоже. Они очень утомились от обилия неясных и неоднозначных мудрых изречений, поэтому, уже если Льюис привык к звенящей тишине в своей голове, то Феликсу надо было ее чем-то заполнить.
Поэтому парень достал свой мобильник, начав упорно там что-то искать. Льюис с интересом уставился на гаджет, ожидая, чего еще может выкинуть друг.
– Потанцуем? – разобрал, прищурившись, мальчишка, после чего вздохнул, чуть-чуть прикрыв глаза от вновь накатившего чувства бессилия, – …прости.
– Я бы всегда хотел, но как, если я совсем не слышу такта? Да я даже представляю-то смутно, что это вообще такое, – поделился сокровенными мыслями Льюис.
Какое-то время Феликс сидел в замешательстве, смотря куда-то сквозь. А потом резко поднялся, потянул за руку Лью и заговорщицки улыбнулся. Теперь его лицо искрилось какой-то детской хитринкой, и мальчишка, на которого был направлен этот взгляд, неловко отвел свои собственные глаза.
– Посмотри на меня, – Феликс взял Льюиса двумя пальцами за подбородок, привлекая внимание к своим губам. – Положи руку мне на грудь.
Сначала Льюис хмыкнул с сарказмом, но когда понял, что это не шутка, неуверенно выполнил скорее приказ, чем просьбу, тут же вздрогнув: равномерное биение сердца Феликса заставляло сердце Льюиса биться в том же ритме.
– Умничка, – и, как только мальчишка разобрал эти слова, чужие губы приблизились настолько, что их нельзя было разглядеть, только почувствовать.
Феликс словно пробовал Льюиса на вкус, сначала поцеловав нижнюю губу опешившего юноши, потом прикусывая верхнюю, вновь целуя нижнюю и оттягивая ее в сторону в странном экстазе. Льюис приоткрыл рот, взамен закрывая еще и глаза. Теперь он совсем беззащитен.
И тут мальчишка понял, что не зря доверился рукам Феликса. Телефон в стороне играл какую-то мелодию, освещая темную комнату своим экраном, но ритма не соблюдал ни один: прислушиваясь к стуку сердец друг друга, они танцевали лишь под им слышимую мелодию. Их мелодию. Под ритм их сердец.
– Ты украл мой первый поцелуй и танец, – в шутку недовольно проговорил Льюис, хотя щеки его, наверное, освещали комнату не хуже телефона Феликса!
Феликс же счастливо фыркнул и, не отпуская руки Лью, подошел к компьютеру. Открыв текстовой редактор, он начал печать:
«Льюис, я знаю, как ты мечтаешь стать более чем независимым от своих родителей. Они любят тебя и беспокоятся о тебе, и теперь я могу воспользоваться тем, что они мне безгранично доверяют. Дело в том, что я с моими родителями улетаю учиться в Лос-Анджелес в следующем году, и там принимают учеников по обмену. Родителям понравилось тут, в Санта-Монике, поэтому мы вернемся через год, но… не хотите ли вы с Элизабет не покидать меня больше никогда? Особенно ты, Льюис?
И да, я люблю тебя»
Как только Феликс закончил печатать, очутившись в радостных объятиях Льюиса, он понял:
этот ритм теперь навсегда в его сердце.
