Головоломка

Худая подушка под головой — единственное, что разделяло его затылок и поистершийся линолеумом. Спина затекла и промерзла от гуляющего по полу сквозняка, но Эллиот и не думал перебраться в другое, более удобное и напрямую предназначенное для сна место: в стоящем рядом диване давно вылезли несколько пружин, и парень предпочел скоротать ночь по-спартански, нежели мучиться от впивающихся в спину железок. Почему он не спал на кровати? Потому что вчера, посреди ночи в его квартиру ворвался призрак прошлого в вытянутом топе, невзрачных шортах с высокой талией, с внушительным рюкзаком за спиной, и занял ту самую кровать. «На несколько дней, - сказала она. — Не больше недели». Дарлин. Эллиот запрокинул голову, глядя вглубь квартиры — проверяя, не просочилась ли она через какую щель, не влезла ли в окно? Когда они жили в родительском доме она любила исчезать именно таким способом, а здесь, на фасаде здания как нельзя кстати располагалась удобная пожарная лестница. Но нет, тени на стенах были неподвижны, а девушка все еще не вернулась. Микроволновка на холодильнике безразлично показывала двадцать минут четвертого утра, а он не понимал, почему не может уснуть в ожидании тяжелого стука ботинок сестры, почему прислушивается к любому шороху за тонкой картонной стеной. Они не виделись три года и несколько месяцев, с тех пор как Дарлин, не попрощавшись, скрылась в неизвестном направлении, оставив после себя только складное зеркальце и полпачки мятной жвачки. Через несколько месяцев на форуме она подала ему знак, что жива и относительно здорова, и опять исчезла с горизонта. Где она, с кем она, чем занимается — Эллиот не знал. Пожалуй, Дарлин была единственным человеком из его окружения, кого он не взломал, ведь она не просто сестра, но и искусный хакер, к которому даже ему не просто подобраться. Но в действительности, главная причина, почему он не стал искать ее исходный код и докапываться до тайн, скрывающихся под темными очками, в том, что он просто не хотел. С самого детства у них были странные отношения, не похожие на те, что связывали братьев и сестер, живущих по-соседству в нью-йоркском пригороде: Эллиот и Дарлин никогда не были близки и не знали, что происходит в жизни друг друга. Они не играли в прятки, мешая матери готовить ужин на День благодарения и не пропадали в домике на дереве, который отец так и не построил. Эллиот предпочитал ее избегать, Дарлин не обращала на него внимания — так было почти всегда, за исключением тех редких моментов,когда их настигала непостижимая волна, притягивающая друг к другу, как магнит. В это время создавались новые крошечные элементы огромной головоломки их отношений, собирались в единую картину, узор на которой, тем не менее, оставался не ясным. Они играли в Денди и читали книги. Она учила его курить, а он водил ее в кино, в темные залы, из которых они убегали при появлении охраны, пока однажды она не убежала насовсем. Их связь, странную и отчего-то горькую, Эллиот представлял себе пропастью: они двое, стоят по разные ее стороны и крепко держат друг друга за руки. Не смотрят в глаза и не делают шага навстречу, не пытаются перебраться на ту, противоположную сторону, потому что бездну не переступить, а упав в нее… Нет, он никогда не думал, что будет упади он вдруг. Откровенно говоря, он вообще не вспоминал об этой метафоре, пока пропасть не разверзлась в арендуемой им квартире на четвертом этаже. Стук металлического ключа о замок и каждый из грохочущих щелчков его двух поворотов, заставили юношу беспокойно вздрогнуть: он не привык, что кто-то приходит к нему домой. Что кто-то открывает ключом его дверь в четыре часа утра. Что этот «кто-то» — Дарлин. Вместе с кислым запахом ссанья с лестничной площадки внутрь помещения ворвалась шелестящая ругань и стук платформ. Несколько шагов и Дарлин споткнулась об стул, схватилась за стену. Эллиот заметил, что она стояла прижимаясь лбом к гладкой поверхности гораздо дольше, чем чтобы просто удержать равновесие. Утро. Устала. Обкурилась. Не стоит на ногах после плясок в клубе или безудержного секса. Это могло быть что угодно и для того, чтобы спокойно уснуть ему не нужно было знать подробностей о том, как почти чужая ему девушка провела ночь в Нью-Йорке. Ему не нужно было знать, но он хотел и под шум ударившей по стенкам душа воды парень поднялся с пола. Эллиот встретился с холодными глазами Дарлин, когда та стояла полусогнувшись, одной рукой опираясь об умывальник, а другой стягивая с себя те самые шорты с высокой талией. Пауза в несколько секунд, отнюдь, не была неловкой, как если подобные встречи на холодном кафеле происходили с завидной регулярностью несколько раз в неделю. Девушка отбросила предмет одежды к стене и чуть раздраженно выдохнула от того, что не сможет так же просто отбросить и взгляд брата, изучающий ее голые ноги. — Ну, чего тебе? — Что произошло? — Ничего что хоть каким-то боком могло тебя касаться, — она отвернулась к зеркалу и махнула рукой по начавшей запотевать поверхности. В этом резком жесте даже Эллиот видел грани сдерживаемой истерики, а скривившиеся и крепко сжатые губы буквально вопили о боли. Не нужно было быть особым специалистом по части языка тела, чтобы увидеть, что стоящая посреди его ванной девушка, на самом деле сжимается от страха. Бледная, в разводах грязи кожа на голенях и коленях была стесана и кровила. Так же дела обстояли и с ее руками, тонкие запястья которых покрывали темно багровые, еще только наливающиеся краской синяки. Разбитая губа, припухшая левая скула и спутанные волосы, с которых Дарлин еще не успела стянуть резинку. — Так и будешь пялиться? — Дарлин… — Ничего не случилось, — не голос, а глухой звук, как от пустой сигаретной пачки, брошенной в мусорный бак на ближайшем перекрестке. — Все в порядке. Оставь меня одну. — Я достаточно долго живу в Нью-Йорке, чтобы понимать, как это, — он окинул ее взглядом с ног до головы, — выглядит. — Блядь, Эллиот. — она зажмурилась, опустила голову и попыталась продолжить сдержанно и тихо. — Я же сказала, все в порядке. Греби в комнату и… спи, или… да какая разница, просто отвали от меня. И правда, какого черта он к ней прицепился? Даже, будь их отношения ближе, он не имел ни малейшего права указывать ей, как поступать, а она могла с чистой совестью послать его нахуй. Но что-то вязкое и тяжелое ворочалось в клетке его ребер, не давая сделать шаг обратно в комнату, к старому дивану и мерцающей микроволновке, а, наоборот, толкало вперед ровно на полтора шага. Теперь он видел ее пальцы, сжимающиеся на бортике умывальника, мокрые ресницы и размазанную тушь, запекшуюся кровь, а то, как ее трясло, напомнило Эллиоту о детстве: он тогда тоже убеждал себя, что все в порядке. Может быть, они не такие уж и чужие друг другу? — Стоит обратиться в полицию. — Ты издеваешься что ли? И сказать что? Что я тут облажалась и меня нашли ребята, которых я взломала пару недель назад? — Каждое произнесенное слово выбивало по кирпичу из стены ее самообладания. Лицо раскраснелось, а губы дрогнули, но она по-прежнему не позволяла себе плакать и избегала взгляда Эллиота, прячась за стоящей перед глазами пеленой слез. — Да даже… Даже если бы я обратилась, то что? Тебе полиция много помогла? Защитила от побоев матери? Им плевать. Живя в Нью-Йорке, — она передразнила брата. — Ты бы должен был уже это понять. — Дарлин… — Им плевать на нас. Всем плевать на нас, всему миру. Все только в сети языком чешут о том, каким общество должно быть, а на деле… — Дарлин! — Что?! — Она наконец замолчала и медленно подняла взгляд с пальцев Эллиота, больно сжимающих ее правое запястье, к его лицу, к зеленым глазам, которые никогда прежде не видела так близко. — Может… может тогда нахрен общество? — Нахрен… общество? Откуда эти слова возникли в его голове? Эллиот и сам бы не смог дать вразумительного ответа на этот вопрос. Они просто всплыли в его сознании как что-то, что он знал, чувствовал уже очень давно, с тех самых пор, когда не стало отца. И только теперь его состояние, все душевное смятение обозначило себя двумя короткими, но емкими словами. Нахрен общество. Нахрен жадных идолопоклонников, живущих в ежедневной лжи и лицемерии. Нахрен фальшь и безразличие. Нахрен коррумпированные органы власти, от которых те, кто больше всего нуждается в помощи, никогда ее не получают. Которым плевать на таких как он и его сестра. Нахрен навязанные телевизионным экраном и глянцем стандарты, правила поведения, мораль. Нахрен общество. Эллиот выжидающе смотрел на сестру, пока та беззвучно катала по языку только что произнесенные им слова, пробовала на вкус каждую букву и впитывала в себя их терпкость, смешанную с металлическим привкусом крови. — А знаешь… ты прав, — тусклый свет лампочки под потолком совершенно иначе заиграл в ее глазах теперь, когда она высвободила руку из пальцев Эллиота и обхватила ладонями его лицо. — К черту все это. И вот опять — то же чувство. Никакой неловкости или смущения, будто все было в порядке вещей и поцелуй, что они разделили в наполненной горячим паром ванной, не был их первым. Долгий и тягучий, со вкусом травки на губах Дарлин. Несколько секунд на вдох-выдох и девушка, положив руки на затылок, вновь притянула его к себе, а Эллиот, обхватив Дарлин за талию, скользнул руками под вытянутый и грязный топ, пропахший потом и выхлопными газами городских такси. Несомненно, они понимали, что вот-вот случится между ними, когда, сделав шаг, Эллиот втолкнул ее в душ под струи воды, обжигающие свежие ссадины, а она лишь зарычала, кусая его губы и пытаясь стащить прилипшую к телу брата футболку. Сквозь туман, клубящийся в голове, проросло и окрепло, чувство, что происходящее сейчас правильно. Именно это единение, соприкосновение тел под ударами горячих капель, стало одним из недостающих элементов в их личной головоломке, что все эти годы не могла сложиться в полную картину. Но теперь ее можно было бросить в пропасть, что была между братом и сестрой: неважно кто из них сделал тот самый шаг через пустоту и отстраненность — теперь они оба стремительно летят навстречу неизвестности. Вместе.