ID работы: 3823672

Секунда длиною в жизнь

Джен
PG-13
Завершён
4
автор
Ellen Hazy бета
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
4 Нравится 9 Отзывы 0 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Судьба лукава перед нами неспроста, ведь в каждом действии её лежит урок. Кому-то всё, что было — как с куста, ну а другому в жизни оказалось — впрок. Судьба не топит нас, как немощных щенят. Судьба не игр ради учит нас. Она мудрее мудрецов стократ. Она мудрее в сотни тысяч раз. Тот мудростью похвастаться бы мог, кто на своих ошибках жизнь прожил. Совсем не тот, кто глядя на других, всё то же самое, в итоге, совершил. Судьба всегда предоставляет выбирать. И выбора не два, как скажут многие. Их миллион, и нам приходится решать — увидеть или нет все те дороги. С судьбою шутки плохи? Кто сказал? Она не лишена и чувства юмора. Сегодня — номер люкс, вчера — вокзал. Сегодня — шхуна, завтра же — "Аврора". Поймите, не злодейка же она. Ей просто видно всё, что люди совершают. Её поступки — полна смыслов тишина. Её уроки, если слушать, помогают. Мы так мало замечаем знаков, оставленных нам судьбой... Стоя на перекрестке, в ожидании зеленого, мы не смотрим в лица окружающих нас людей. Это так зря. Иногда одна случайная встреча может прервать нить жизни, раз и навсегда, взамен подарив абсолютно новую. Кто знает, что было бы, не встреть я в "Маристе" её... Пара слов... Случайный диалог о жизни, Телефонный звонок, Вторая встреча и, одному богу известно, что бы было бы, если бы я тогда не ответил, или же не пришёл... Но я ответил, и пришел, и всё случилось именно так, как случилось... Я эту ночь провел с тобой... Не ради страсти или секса. В одной кровати. И под одеялом, с головой, так было хорошо и плакать и смеяться. Я эту ночь провел с тобой. Ты мне признания в ладоши всё шептала, своим дыханьем тёплым и родным меня тихонько к жизни возвращала. Я эту ночь пропил с тобой, проговорил, и прокурил, и проревел. Но вот хотел того я или не хотел? Я эту ночь с тобою разделил. Я эти слезы сосчитал. Автограф мой украсил холодильник. Я эту ночь, пойми, с тобой летал, как будто кто-то выключил рубильник и я свободным стал. И в синеве небес, медведицу с тобою оседлав, я эту ночь, со временем ли, без, забыть не в силах буду никогда. Как бриллианты, все до одного, я твои слёзы нежно собирал, дарил тебе свои, ведь знал, что ты поймешь. Оценишь и поймешь. Я эту ночь провел с тобой: сумбурной, кроткой, громкой, тихой, кошкой... Рассвет. Тебе пора. И точки все расставлены над и, а я, тихонько у окошка, тебе алмазы в руки собираю. Тебе их подарю, когда вернешься. Я этой ночью был. С тобою. И чувства... Вроде спишь, и тут же, вроде, не проснешься. Я много лишнего сейчас, наверное, нагородил. Спасибо, Солнышко. Я этой ночью БЫЛ! Иногда так странно обходится с нами судьба — отбирая худшее, в замен даёт нечто большее, чем право выбора. Иногда, двулично сжалившись над нами, оставляет нам то тёмное и паршивое, ещё на какое-то время... Время... Как много и одновременно мало мы понимаем, произнося и слыша это слово... Время — отрезок ли? Мера? Пространство вне пространства? Время столь же иллюзорно, как и ощущение защищенности в бронированном ящике, стремительно летящим с сотого этажа... Но при этом, время, убивая, помогает жить и извлекать из пройденного ценные уроки... Так что же, в сущности, есть время?... Лично для меня — это цифры на экране моего мобильника, не более. Ещё недели три тому назад, в моём бокале был коньяк, теперь — вода. Совсем недавно мог быть сказочно богат, но что-то не срослось, и я — всё та же лимита. Буквально, пару лет назад, хороший фильм смотрели с девушкой в кино. Теперь я с ручкой и листком в ночи на кухне, и забыт давно. Каких-то сотню тысяч сигарет назад, мой голос был так звонок и певуч, Но видимо холодная зима или вода, теперь он — как раскаты грома среди туч. Ещё вчера, я помню, будучи юнцом, игриво время подгонял: "Быстрей,быстрей!" Теперь, пожив, и, может быть немного повзрослев, ему шепчу я: "Пожалей..." Двулично, не правда ли? И в то же время так знакомо каждому из нас... Перипетии жизненных дорог так разнообразны и многогранны. В каждом есть чуть-чуть Гитлера, Наполеона и тигра, осла и ангела... Мы столь многогранны и невообразимо неповторимы, что пересекаясь жизнями с другими людьми, мы, в большинстве своем, не придаём им никакого значения, будучи слишком увлечёнными своими гранями, проблемами, здоровьем, мыслями... А в итоге, мы так запутываемся в этих гранях, в этих лицах-масках, что теряем, подчас, себя настоящих... Я самый посредственный на этой планете. Меня ненавидят, порою, до скрипа в зубах, я правду пишу? Никогда, уж поверьте! Хотя... Нет, не стоит, нет правды в словах. Тех, что мной написаны, сказаны, сделаны. Поступки обратные жизнь мою строили и строят теперь, да и будут потом. Я лишь ненормальный с конвертом за пазухой, в котором весь смысл за завязанным ртом. Меня не найти, если очень стараться. Меня потерять, как всегда, никому, при сильном желании, нет, не удастся, забыть? Может, да, пока я не верну былую противную черную славу, с которой, кривясь, я по жизни иду. Себя удержать — нет, не дам на халяву. И, двигаясь тенью в кошмарном бреду, я вновь в зиккурат по ночи отправляюсь, за славой, которую всё же найду... Похоже? Не врите себе, мне — можете, но себе не врите. Каждый где то узнал себя... И это только цветочки... Нет увольте, я не стал бы брать на себя роль вашего психоаналитика или же судьи. Мне никто не давал таких полномочий, но вот встать перед вами с простым зеркальцем, в которое я уже успел посмотреть, я вполне способен. Чем в принципе и занимаюсь... Вы поймите, я к чему веду эту одностороннюю беседу с самим собой в закоулках вашего разума. Мне просто хочется, чтобы вы больше видели и оставляли, уходя, след. Чтобы потомкам остались не только выжженные бетонные поля, залитые нефтяными отходами и огороженные заборами, разрисованными "троллфэйсами" предков. Не только пивные ларьки и табачная зависимость. Начав писать эту книжку, я поставил перед собой цель — быть предельно коротким и, при этом, донести как можно больше смысла. Получилось ли? Судить вам. Напоследок, лишь хотелось бы кое-что добавить для тех, кто что-то успел понять... Морщинистой рукой взяв карандаш, он принялся чертить за строчкой строчку. И пятьдесят ему совсем еще не дашь. И даже глядя на милашку дочку. Он сам недалеко от ней ушел: румян и молод, словно фрукт на грядке. С растрёпанной прическою пришел. На все вопросы обрубал: "всегда в порядке". Он снова что-то пишет на листке. Бывает, даже в баре, на салфетке. И в этот миг он где-то вдалеке... И как он вылетает с этой клетки? Да. Он — поэт. Душою он — дитя. Его рука — вот грозное оружие. Будь в ней да хоть кусок мелка, опишет всё, минуя четко лужи. Он не старел, на возгласы друзей: "Как сохранился так?", кричал: "Спасибо криогену!" Не умер он, он просто улетел в свой дом, что на окраине вселенной. Воспоминания — странная вещь. Когда, казалось бы уже их и след простыл, появляются всё новые. Скользкими змеями выползая из темноты, они так и просятся наружу. Из бессознательного в сознательное, по пути проходя "предрассвет". Я вдоль по городу иду неспешно, просто так. И вспоминаю на ходу: чуть раньше было — как? Дома проспектов вековых со ставнями времён, Дорога, шириной в ручей, на мне — ботиночки и лён, Рубашка, шортики смешные, и люди все кругом — большие. А эти скверы, полные тепла и веры, что не воспеты, Согреты солнцем южным, зеленью нарядною одеты, Цветами яркими намазаны, как красками, Так густо, что вызывает во мне одно и то же чувство? И лунапарки со знакомыми аттракционами, И выставки картинные, у музея, с аукционами. С протянутой рукой стоит вдали памятник Ленину. Он то-ли милостыню просит, то-ли слепых ведёт во времени. Стаи голубей на огромных площадях, Добрые бабушки, что хлебом с рук тех птиц кормят. И где-то рядом детство затаилось тихо, в кущерях... И отголоски тех лет виски почти не помнят, Но скулы сжаты. Мы не должны быть у мизансцены, У нас главные роли в этой книге про двери и стены... Распады, власти, перипетии южных дорог. Осенний лист, красный, тихо упадет у ног. И снова: "Здрасте! Как вы, мои вековые?" Я так скучал по вам, пока ходил вокруг да мимо. Чашечка кофе в приевшейся изрядно "Маристе", Но, лучше так, чем средь невыносимости. Сереющим утром В мое разбитое окно осень тихо заглянула. Я спросил: "Ну что, покурим?" Она, присев, тихонько распустила золотые волосы, Кивком ответила мне: "Да..." И вот, мы снова всуе. Так хочется летать, но лета так мало для тех полетов, Да и как-то жарко. И вовсе — не охота. Сейчас бы в речку, или же сходить на море... Ну да, привет, осень! Снова в моем коридоре проход открытый, Как будто за мной — зал кинотеатра. И дверь — не дверь вовсе, — занавес, что до антракта опущен, Солнцу преграждая путь последней заставой. И как-то странно всё выходит: будто Панорама расплылась красками и потекла по щекам тушью. Я не грущу вовсе, просто я не знаю, что мне нужно С собой в путь взять, по дороге долгой — в детство. Туда не возвращаются, и от этого обидно так и мерзко, Так грустно и, одновременно — нет. Сквозь серость туч всё-таки ударил свет. Я брёл по городу, яркому и блестящему, Намокшему после дождя неистового, Освещённому лучами тепла настоящего. Такого тихого, родного и золотистого. В детстве было проще, чем теперь. Но, казалось, совсем наоборот. Казалось, что там, за следующим днем, она — юность. Но было столько всего, того, чего нет сейчас. Всё, что было большим, стало маленьким. Все сокровенное и истинное потеряло весь смысл и растворилось в небытии сознания взрослого меня. А так порой хочется сейчас сделать то, что делал тогда. Но уже нельзя — "рамки". И сейчас, проходя мимо детских площадок, умиляешься детям и их матерям. И не осталось того неповторимого чувства, которое испытывал, глядя на качели. Оно обесцветилось и потеряло всякий вкус, как позавчерашняя жвачка, которая всё еще во рту, но жуешь её машинально, без эмоций. Или любовь... Та... Самая самая... Самая первая любовь... Те ощущения, что вдруг стало возможно абсолютно всё, и мир улыбается вам двоим. Но первая любовь на то и первая, чтобы заканчиваться. И это чувство — оно так знакомо каждому. Каждому, кто не забыл. Когда изъедены слова и места нет для новых ссор. И как квартира — голова, в которой хлам, и пыль, и сор. Когда не тянет сердце ввысь при её виде из окна, Когда на все твои звонки всем отвечает тишина. Когда ты, сидя в том кафе, где были вечно вы вдвоем, Заказываешь кофе ей, лишь по привычке, день за днём. Когда в твоей большой душе вдруг воцарилась пустота И все заучены клише: мол ты не тот, она не та... Когда рука за телефон схватилась, чтобы набирать Знакомый сердцу номерок, а ты пытаешься унять Тот ураган, что был огнём, который раньше грел двоих, Ну а теперь всё это — сон, и лишь вопрос: "чего притих?", Который задают друзья, надоедая теплотой, Считая, что они правы и ты лишь в поисках иной. Им не понять, что значит чувство, когда даже боль ушла И ничего не осталось, внутри лишь — пустота... Похожее ощущение. Ситуации разные, а ощущения такие одинаковые. Но почему? Может человек — не венец природы и не способен испытывать слишком много эмоций. Глупо, да? Что же тогда? Как объяснить эту пустотно-глубинную боль, вакуумом всасывающую душу внутрь самой себя, до состояния точки. Бездеятельно болтающееся сердце между двух, сдавленных бесшумным криком, легких. И состояние "пяти секунд" после мощного взрыва в голове. Всё уже летит в разные стороны разноцветной кашей, и пыль не осела. А что случилось — толком так и не ясно. И это приходящее чувство того, что всё вернется. Глупое, глупое чувство. Лично моё доверие оно никогда не оправдывало. И конечно, появляются умники, прожившие жизнь ярче и насыщеннее, чем ты, готовые убеждать тебя в том, что виноват только ты, да и ещё с таким энтузиазмом, что в тебе, просыпаясь, встает во весь свой исполинский рост, тот самый страшный монстр, по имени — Гнев. Это всегда происходит — теряется мысли нить, Кончается сильное слово и музу уже не словить. В пустой голове, словно дымом, залито сознание тьмой, В безвыходном и незавидном, мой ум в положении "простой". Режим не поможет усиленный, таблетка не даст того действия, А ты стал такой агрессивный, взирая на мозга бездействие, Душа не пришла к нам на выручку, она, алкоголем залитая, Закрыла тихонько калиточку, в канаве лежит, как убитая. И боль не спасёт, не порадует, нет мыслей в пустой, полой голове, Стихов больше нет, нет и музыки. Что ж, умер поэт-композитор во мне? Да станется вам, злопыхатели! В моей голове ещё что-то есть. Закончатся темы про боль мою, начнутся такие, что просто жесть. Не сдулся, не сдох, не истлел пока. Мой разум всё так же здоров и готов к войне. И мне наплевать, что стою на краю. Есть руки у тех, кто не бросит в беде. Я тут всё мозолю вам кругозор, как стелла в стальном изваянии. Пытаться со мной воевать — позор! Вам моего противостояния Терпеть ещё долго придётся отголоски войн разума. Воздавшему всё вернется. А моё всё — со мною запазухой. И под звуки победоносного марша, ты удаляешься, не важно куда. Даже стоя на том же месте, ты, буквально, чувствуешь, как отдаляешься от всех этих проблем. Но что это? Опять иллюзия?! Но как, ведь всё шло так, как надо. Было, конечно, плохо, но не настолько же... Что? Что это за мерзкая дрянь облепила меня с ног до головы?! Одиночество.... И тут всё встает на свои места. И до следующего раза ты, в кромешной неизвестности, среди придуманных тобой стен, тараторишь одно и то же.... Он был простым, неброским, серым парнем. Таким, как миллионы в городах. С красивыми, как лазурит, глазами, как будто в каждом по кусочку льда. Он так мечтал, что сможет быть любимым, что сможет он в ответ любовь дарить. Но жизнь так зла, а боль так нестерпима — с ожогами тех степеней не жить. Пытался он снимать живой водой ту боль, но огненной вода та оказалась. На свежие рубцы горстями сыпля соль, себе он помогал в агонии, казалось. И вот, померк в глазах его огонь. Он стал теперь совсем обычным парнем. В душе не то-ли пыль, не то-ли соль. В глазах застыло время серым камнем. И ты будешь идти с этим крестом по жизни! Естественно, до момента пока всё вновь не повторится. Ведь всё всегда повторяется... А повторяется всё в этой судьбе с достаточно частой периодичностью. Только повторы так умело скрываются, что принимаются нами за совершенно иного рода события. Это не так. Всё лишь зависит от декораций: не то кафе, другой разговор, другой заказ и деревянный столик, другой день, месяц, год, возможно даже город. И музыка не та. В такие моменты ты, как бы, на мгновение становишься намного легче и впадаешь в ступор. Дежавю. Знакомое всем ощущение, но задумывался ли ты, почему чувствуешь это? Просто другие декорации. А, возможно, то же было в прошлой жизни или во сне? Как объяснить незнакомой девушке, проходящей мимо тебя, что ты знаешь как именно она просыпается и с чего начинается каждый её день. Как не выглядеть глупо в момент разгара разговора, поняв — это уже было, и, вспомнив, чем всё кончилось... Лично я стараюсь в такие моменты всё делать иначе, а не так как было. Ведь мы сами вершим свою судьбу. Правда, не всегда получается. Как не вышло и с ней. Я встретился с ней и, тут же, взрывом пронеслось... Как было хорошо дышать — так мягко и тепло. В желанье пламенном сгорать и плавить как стекло В руках молочный шоколад, такой же как и ночь. На небе звездочки горят - они как мы, точь в точь. Так ласково коснувшись губ, вложить в них поцелуй. Под звуки водосточных труб, под шум дождливых бурь, В кровати у открытого окна, лежать и, пялясь в потолок, в воображении пальцем рисовать ночных небес далекий уголок. И засыпать, и просыпаться, и для того, чтобы встречаться, расставаться. И говорить: "Люблю тебя", лишь каждый раз, чтобы огонь увидеть внутри твоих глаз... Я взял её за руку с выражением лица истинного идиота, постигшего идиотизм во всех его проявлениях. Замер. Замерла и она. И я отпустил, извинившись, руку незнакомой мне девушки. В её глазах не было огня. Она не поняла моего сдавленного полусекундного молчания и стесненного, брошенного вслед: "Извините, пожалуйста, я обознался..." А что, мне нужно было ей правду сказать? Самому смешно становится от этой мысли. И это не единичный, выпавший из правил случай. Это постоянно происходящее, сплошь и рядом. И что же — молчать, обманывать самих себя? Сразу вспоминается двуличность и подлость. Почему? Крепка та ложь, что верою подкреплена. Сильна та боль, что новыми ударами полна. Вечна любовь, коль настоящая она. А за зимой весна, всегда за ней — весна. Нам одиноко так, порой, совсем до слёз. И чтобы спрятать их миры, мы строим грёз. За ложью правду прячем, как бы невзначай. Иного ради, мы зовем гостей на чай. Нам поделиться жизнью хочется всегда. Но скупость "не с кем" говорит, и вот, беда, Мы верим ей, как будто бы права. И жизнь становится, как глупая игра. Мы лицемерим, чтобы скрыть обид следы. Лишь потому, что надо, дарим девушкам цветы. Стихи так тяжелы для наших душ, чем их читать — нам проще среди луж кровавых смысл увидать. "Свое кино" нам некогда снимать. А жизнь не дура, космос — не капкан. Ты на могилах тех, кого друзьями звал, станцуй "Канкан", Ведь ты мечтал об этом столько лет, так начинай и знай — за всё нести ответ. Нам предстоит построить свой ковчег. Душа моя, мой вечный оберег, Скажи, мы справимся? В ответ я слышу: "Да!" Если обманет — это не беда. Нам сил вложить немало предстоит. Но тот святой, кто всё же отстоит, Кто жизнь положит, чтоб улучшить мир. Вот тот поистине — кумир. Среди потерянных устоев былины, стоим, осунувшись, и, вроде бы, не спим, Но видим сны. Мы растеряли прадедов завет. И нам за всё, за всё нести ответ! Не так всё погано, я плохой рассказчик, писатель же из меня вообще — никудышный. Просто, я так хочу, чтобы ты... Да да, именно ты, нашедший в себе силы дочитать до этого момента, осознал, что жизнь — лишь инструмент, и она в наших руках. Будущее — вот цель. И от того, насколько хорошо ты пользуешься инструментом, данным тебе, зависит цель, которой ты, в итоге, достигнешь. На перегонах вокзальных, в руках, протянутых к небу, На всех залитых слезами и не сыгравших на нервах, На станциях перегонных, на стрелках сиюминутных, На свалках старых, бетонных, и на лучах первых утра, На поле, тихо забытом, на каске с дыркой от пули, В проулке, стыдливо прикрытом, в заброшенном старом улье, На станции Повелецкой, в степях ночных старорусских. На трассах всея планеты, дорогах широких и узких, На тропах, поросших грибницей, на хлебе с прослойкою плесени, В стихах, сказках и небылицах, и в ереси попсовой, песенной. В кюветах, в кафе придорожных, в троллейбусах, едущих в завтра, В опрометчивых и осторожных, в суде или у дверей загса, Жизнь старой собакой уснула, у вас на плече, вдруг, повисла, Торчит, сука, тихо, из дула Царь-пушки и скалится высью. Сидит, в ожидании завтра, чтоб выше взлететь на мгновение. За зря пили мы время залпом. Теперь наблюдаем видения. Это — лично мой путь, моё будущее, я его создал и выбрал сам. А ты? Чем ты хуже меня? Создай что-то поистине прекрасное в этой жизни. Не ради славы, денег, поклонников, памяти. Просто так. Сделай сегодняшнее вчера светлее, чем завтрашнее сегодня, а завтра — бейся с удвоенной силой! Потому, что ты этого достоин. Потому, что кто-то вложил в твои руки этот инструмент. Ты же понимаешь меня? Я бы очень хотел надеяться, что да! А хочешь, умную штуку скажу: ты в курсе, что между белым и черным, нет никакой разницы? Не смотри так удивленно, я всё тебе сейчас объясню. Как просто, порой, ненавидеть, как сложно, порой, любить. Ах, как же легко обидеть и как тяжело простить, Как сложно собой остаться, заставив поверить весь свет, Что ты — просто ты, не более. Что разницы просто нет. Ах, как тяжело обижаться, о, как же приятно прощать, Как трудно, порой, расставаться и прочь от себя же бежать. Как много, порой, бокалов мы в ночь выпиваем до дна, Как громко, порой, звучала простая, на вид, тишина. Как слезы ручьём катились, даруя новый рассвет, Как мы о скалы разбились и как нас тут больше нет. Как детской рукою кораблик был пущен по взрослой кровавой реке. Как мы, находившись рядом, себя прожигали в тоске. Как много, порой, молчанья, как малы, порой, слова... Как крепки, порой, обещания, но в них так хрустальны слова. Как долго идёт секунда, когда ожидаешь ответ. Как много нам нужно нервов, понять, что разницы нет. — Ну? Теперь-то ты понял, о чём был весь разговор? — Честно? Не очень. Ты битых два часа тараторил о войне и мире, горе и справедливости, любви и ненависти... Стихи свои читал... Знаешь, что я хочу тебе сказать, мой юный друг? — Что? — Время — третий час утра, водка закончилась. Так что, пора спать. — И всё?! Это всё?! Неужели я ничего так и не донес, распинаясь тут, как на уроке алгебры? — Да донёс, донёс... Давай завтра продолжим с утра? Правда, спать охота. —Ну... Завтра так завтра, ты иди тогда, ложись потихоньку... — А ты? — А я ещё немного на звезды посмотрю, может желание какое загадаю, авось сбудется. А ты спи... Спи... Спи... Я тут пока что....
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.