Бумажные самолетики

Макс – коллекция всего несовместимого, что есть в этой Вселенной. Волосы цвета обожженной солнцем пшеницы и голубые, с примесью утреннего неба глаза. В ее сердце, казалось, нарочно забыли вынуть ясные лучи, ведь если дотронешься до ее груди, то сразу же сгоришь. Макс была Землей с тихими ручьями, бушующими морями и частью безразличной сушей с построенными деревянными домами – у нее были сотни эмоций, и чаще всего они не подходили друг другу так же, как и все в ней. Хлоя исследует Макс каждый день и находит нечто новое, меняющееся в ее душе: неделю назад она была Землей, а сейчас частью Космоса с кометами, звездами и планетами. Хлоя движется вниз по талии подруги и видит россыпи ярчайших звезд, которые вот-вот упадут на Землю и уничтожат несколько городов в ее подсознании. Хлоя боится, что однажды эти звезды уничтожат их отдельный от всех мир, где существуют лишь они. Она боится потерять того, кого действительно считает своей единственной, своей особой планетой. И тогда Хлоя зажимает ладонь Макс в своей руке, считая про себя сердцебиение солнца, укрывающее их под нежными звуками трепета и удовольствия. Макс чуть ли не мурлычет и Хлоя чувствует, как на ее огромной звезде расцветают огненные цветы: такие тепло-оранжевые, с приятными на ощупь лепестками. Макс противоречит всем принятым законам и это радует, ведь в этом есть нечто чудесное. В ее солнце хочется залезть всей душой, спрятаться и наслаждаться спокойствием, как под пушистым одеялом. И Колфилд, когда слышит это из уст Хлои, звонко смеется, а сама Прайс, в этот момент думает, что все идеально. И тогда на ее лице появляется самая искренняя улыбка из всех. Она думает, что это должно продолжаться вечность. - Некоторые считают, что звезды - это наши несбывшиеся желания в прошлой жизни, - водя пальцем по оголенному бедру Макс, шепчет Хлоя, как будто бы это было большой тайной, которую никто не должен был знать. Макс замирает и поворачивает голову к окну, начиная следить за мерцающими огоньками с долей детского любопытства и сожаления. - Как думаешь, есть ли там наши звезды? - Да, ведь в каждой жизни бывает то, что мы не можем осуществить, - хмыкает подросток, прижимая худое тело к себе в крепких объятиях. – Например, я хочу снова отмотать время назад и встретиться с тобой заново или же предотвратить смерть отца… но это невозможно. И знаешь, как мне говорил папа, то лучше всего нужно исполнять желания в настоящем, а не в прошлом, иначе на небе появятся еще звезды. Они, конечно, красивые, но если смотреть на них с такими мыслями, то становится еще грустнее, - тихо комментирует Хлоя, зарываясь носом в пшеничные волосы Колфилд. – Эй, а у тебя есть какие-нибудь мечты? Купить наконец-то «машину времени» или игрушечный «Тардис» не в счет, а то я тебя знаю, - с нежностью смеется Прайс Макс даже не задумывается на секунду и не отвечает серьезно, пытаясь оставить все в себе еще глубже, чем это возможно. Она дает Хлое шутливый ответ и успокаивающее дотрагивается рукой до дрожащих от холода пальцев подруги, чуть улыбаясь: - Тогда я хочу научиться отматывать время назад. Хлоя делает вид, что немного обиделась, хотя это не было так, ведь она ждала подобный ответ от Макс. Хоть они и лучшие подруги, но все же Колфилд была до ужаса скрытной, когда дело касалось именно ее. Хлоя пыталась научиться реагировать правильно такой непонятной и неуместной скрытности, хотя чаще всего этого не получалось. - Тогда уж лучше учиться этому вместе, - тепло усмехается подросток, укрывая их одеялом с теми самыми огненными цветами. – И да, чуть не забыла, ужасных сновидений, Светлячок. Макс замирает на секунду, а после тихо смеется, поворачиваясь лицом к Хлое, нос к носу. Прайс, как всегда улыбается, даже более нахально, чем обычно – она нежно целует подругу в лоб и продолжает слушать мелодичный смех Колфилд. - Что ж, спасибо за отличное пожелание, - кивает она, легонько стукая кулаком по плечу Хлои. - Обращайся. Все это казалось ей больше, чем идеально, пока она не увлеклась. *** Хлоя начинает ревновать Макс ко всем остальным, буквально рыча, как зверь от злости – она не хочет, чтобы кто-то другой видел, разговаривал с ней или прикасался. Хлоя боится себя и такую странную реакцию; кажется, что она и вправду влюбилась в подругу, но не так, как хотела бы. Хлоя замечает, что звезд становится больше у Макс, они расползаются по всему телу яркими сияющими точками, а сердце начинает светиться еще ярче. Прайс хочет думать, что Колфилд все узнала, приняла чужие чувства, но пока не сообщила об этом ей. Она жутко боится отвержения и того, что Макс отвернется от нее из-за этого. Макс – это неожиданный сильный шторм, а Хлоя не так уж и сильно знает то, как нужно общаться при бьющих волнах низы стен старого маяка. Поэтому она молчит и ведет себя как обычно. Это не приносит ей радость, и кажется, что еще немного, и она разобьется на тысячу маленьких осколков стекла, лишь бы быстрей выразить свои настоящие мысли. Она берет руку ее Светлячка в свою, как будто бы это ничего особого не значит; целует ее в покрасневшие щеки, как будто это дружеский и милый жест; говорит-говорит-говорит, не закрывая рта, об их уже счастливом будущем, где должны остаться лишь они, как будто никого нет на свете, как будто весь целый мир зависел от их решения, от их жизней. Макс улыбается, тихо, как обычно нежно смеется и кивает, не подозревая о том, что творится в вывернутой душе Хлои. Это было больно, но все же Прайс, прикусывая губы, покрываясь дрожью, терпела жуткую, не прекращающуюся боль в груди, делая вид, что все в порядке, хоть это на самом деле совсем, блять, не так. Она заглушает собственные пожары сигаретами, думая, что ей становится лучше. Она успокаивается, но ее все же выдают дрожащие руки и пожелтевшие, как листья осенью кончики пальцев. Макс пытается так же не замечать этого, она ничего не замечает, даже если в их мире сгнила половина деревьев, а некогда ранее голубое небо покрылось ядовитым дымом. Впервые она пробует травку, и тогда Хлое кажется, что она медленно погибает, что ее легкие медленно наполняются огнем, и все что у нее было – исчезает. Она корчится, но не спешит спасать саму себя, ведь с одной стороны это отлично, она хотела пробовать это снова и снова. Тогда она впервые забывает свое имя и место, где она находится. Пустота заполняла ее, она ничего не помнит, ничего не знает. Это великолепно. - Если повторять что-то снова и снова, то вскоре это потеряет всякий смысл, - бормоча подруге в плечо, сообщает Хлоя, бросая затушенную сигарету на землю. Она глупо и пьяно улыбается, даже не собираясь думать о своем внешнем виде и том, что происходит. Она просто говорит то, что приходило ей в голову – нет никакого стеснения. Хлоя кажется счастливой, как будто снова все было идеально, как и прежде. – Знаешь, Макс, мы повторяем каждый день одно и тоже, почему бы не придумать что-нибудь новое? – лихорадочно шепчет Хлоя, цепляясь руками за Колфилд железной клеткой. Макс хмурится и придерживает опьяненную подругу, продолжая ждать, когда она выговорится. - Давай сначала дойдем до дома, там и поговорим, ладно? – устало говорит, пытаясь избежать дальнейшего разговора, а может быть и спора. – Знаешь, я действительно тебя люблю, очень, Макс, - чуть ли не хрипит Прайс, приближаясь к ее спокойному лицу. – Так, блять, люблю, – и действительно целует. Но только в своих мечтах. Хлоя почти чувствует, как море в ее собственной груди отчаянно стонет, крушит десятки кораблей; она не понимает ничего и боится так же, как маленький ребенок, узнавший новость о смерти отца. Это было страшно-волнующе, волны приближались к Макс слишком быстро, слишком быстро она влюбилась в свою подругу и слишком быстро возжелала ее себе – тогда Хлоя ощущает, что скоро будет наводнение, ведь тяжело сдерживать то, что вскоре должно произойти. Хлоя задыхается, когда легкие продолжают рваться от укусов различных рыбешек, которые представляют собой чувства: такие яркие и вправду настоящие, существующие с жутким голодом в открытом море. Они вьются дикой стаей около тела, пытаясь добраться ко внутреннему миру – до самого главного. И у них это получается так, что Хлоя буквально теряет сознание рядом с Колфилд. Хлоя ждала время, когда они доберутся до души. Сердца. И поглотят все, вплоть до разума. *** Макс начинает вести дневник цвета солнца с мягкой обложкой и приклеенными к нему блестящими наклейками, улыбающимися черепками - сначала ей кажется это ужасно постыдным, и она прячет его под кроватью, думая, что никто не найдет: она придумывает свой шифр, смеется во время написания, плачет и раздумывает. Хлое кажется это милым, она зажмуривается и ярко улыбается, пока Макс что-то быстро строчит на листочках своим непонятным почерком. После Колфилд говорит, что это именно их книга, их прошлое, настоящие и будущее, которое останется в истории этой Вселенной таким образом. Макс вырывает трехнедельную историю из дневника и делает самолетик, попутно рисуя на нем известные только им знаки. Хлоя ищет под ночным небом самый большой дом в их маленьком городке, а после вместе с Макс берет и кидает бумажные самолеты в никуда, думая, что они долетят до далекого космоса. Они искренне смеются, держась за холодные руки друг друга, не думая ни о чем. Сегодня они оставили тысячу своих крошечных следов остальным жителям этой планеты. А завтра будет написано в газетах о вторжение инопланетян. Ну, по крайней мере Хлоя так думает. Макс пишет обо всем на свете: о пролетающей мимо голубой бабочке, о красивом рассвете, о своих эмоциях в тот или иной день; Макс делает пометки о неважных мелочах, чтобы после записать это все в дневник. Но также она не пишет ничего о Хлое, как будто она была чем-то не важным, или же просто лишним в жизни Колфилд. Хлоя делает вид, что это ее не беспокоит, совсем не беспокоит. Она остается такой же веселой лишь для того, чтобы Макс наконец-то заметила что-то неестественное, странное. Хлоя же в свою очередь придумывает собственный новый шифр, хоть это противоречит первому правилу – ничего не скрывать друг от друга. Прайс усмехается, если бы она не скрывала то, что остается в ней до сих пор, то их дружбе, возможно, подошел бы конец. Хлоя боится признаваться, но одновременно жутко хочет сказать о своих чувствах Светлячку – это являлось такой пугающей, заманчивой мечтой. Поэтому Хлое не остается ничего, кроме как изливать все на бумагу, а после пускать самолетики, словно они могли что-то исправить. На самом деле ничего. *** Прайс перестает понимать не только Макс, но и себя. Она курит вместе с драгдилером и размышляет об космосе, звездах, млечном пути, появляющихся и исчезающих в душе пшеничноволосой подруги; Хлоя проводит пальцем по ее груди и чувствует, что земли почти не осталось, лишь только то, что зовется необъятной пустотой. Она отдаляется от Колфилд еще дальше и дальше, большую часть времени проводя с другими. Ведь она должна заполнить свое сердце хоть чем-то, кроме Максин. Это кажется ей совершенно нормальным, хоть молчание начинает давить. Хлоя возвращается домой, пытаясь не попасться на глаза матери. Поднимается на верхний этаж, достает дневник и читает, разбирает шифр Макс. Ничего, абсолютно. И тогда она под роем мыслей действительно плачет, впервые за три месяца после смерти Уильяма, после ухода дорогого человека. Хлоя не знает, что предпринять. Ей так сильно не хватает советов отца и той мамы, которая «была раньше», той счастливой, понимающей женщины. Ей больно, жутко, тогда она пытается выловить сетью из моря свои чувства, хотя бы их половину. Но как всегда не получается, они лишь начинают заседать еще глубже. Ей кажется, что это все будет продолжаться вечность. - Если повторять что-то снова и снова, то это потеряет всякий смысл, - вслух говорит Хлоя, сжимая с ненавистью и отчаянием потрепанный дневник, пытаясь следовать этому правилу снова и снова. Она шепчет одно и тоже каждый день, пытаясь выкинуть из этих слов все значение: – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, люблю, черт побери, - но пока ничего не получается. Хлоя думает, что нужно больше времени, чтобы уничтожить себя полностью. И тогда она снова достает сигарету, снова пускает яд в свой мир. Она думает, что так легче опустошиться. Впрочем, так и есть. *** Прайс горько смеется и красит свое сердце в черный, а волосы в светло-голубую космическую пыль, тот цвет, который обожала Макс; Прайс где-то около обрыва, курит и смотрит вверх, мысленно пытаясь дотянутся до самой яркой звезды – она верит, что это ее прошлая жизнь, где все мечты она упустила, как и всегда; Прайс чувствует, что скоро на этом небе появится еще одна звезда, снова ее и еще более яркая, чем обычно. От этого становится еще больнее, поэтому Хлоя затягивается и пускает ядовитое серое облако в свою душу, глубже, чтобы навсегда осталось. Их крохотный мир крушится, и она даже немного счастлива/большую часть из-за наркотиков/, она даже была готова признаться в этом Макс, пусть и та, возможно, не поймет ее чувства. - Ты права, я купила игрушечный Тардис, - говорит Колфилд, подходя ближе к подруге, даже несмотря на то, что под ее ногами ласково шуршит мокрая от росы трава, а сердце Хлои буквально разрывается, лишь стоит посмотреть на пшеничноволосую. "Слишком, все это слишком," - думает Хлоя, прикрывая уставшие глаза. - Я ведь прекрасно знаю, что ты помешалась на этом сериале, - кивает Прайс с грустной улыбкой и снова закуривает, смотря вниз, в море, которое тянулось к ним обеим, пытаясь хоть как-то схватить. Она протягивает свою ладонь ближе к воде и ощущает капельки воды, задевшие ее: сейчас ей до жути хочется сказать что-то банальное, простое, то, что должно было перевернуть их обыденность. Она снова затягивается и ощущает легкий бриз, ощущает, как горят пальцы и сердце от пепла. - Ты должна бросить это, Хлоя, - прижимается к плечу Макс и говорит об этом так просто, что Хлое хотелось бы взъерошить ее волосы и сделать к себе еще ближе. – Ты же знаешь, что я с тобой, - нежно шепчет в шею Колфилд и быстро вырывает из руки Прайс отраву, после бросая в воду сигарету, - Я всегда рядом, ты же знаешь, - и Прайс чувствует, как ее глаза наполняются слезами. Хлоя целует Макс на берегу моря, быстро, рвано и так болезненно: она чувствует, что в груди что-то взрывается фейерверком, заполняя все вокруг своим сиянием. Хлоя касается чужих губ и погибает, превращаясь в морскую пену. Макс цепляется за чужую футболку, плечи, тянет на себя и чуть ли не урчит – тогда, думает Хлоя, весь мир уже остановился: волны, бьющие о скалы, как будто замерзли, оставаясь в одном положении вместе с летящими свежими брызгами вод; люди остановились, перестали дышать, а тысяча чаек, кружащие вокруг них, расправили крылья и замерли в небе, создавая собой прекрасную картину. Хлоя подумала, что хочет остаться так навсегда: держать Макс в своих объятиях, сцеловывать ее рассыпчатые веснушки на щеках, проводить по пшеничным волосам ладонью и никуда не отпускать. Она улыбается так радостно, счастливо, даже начинало казаться, что от этой улыбки Прайс задыхается, напоследок прижимая ее к своей груди, делясь сердцем, всем, что у нее оставалось в душе. Над ними тысяча чаек расправили свои крылья, лишь немного прикрывая клубничный закат, пропуская сквозь белоснежные перья амарантово-розовый свет, который отражался в циановых, морских глазах Колфилд; Хлоя вдыхает сладковатый воздух ее парфюма и утыкается в ключицы подруги, зная, что все хорошо, ведь это значит больше, чем простое признание в любви. - Моя, - шепчет ласково Хлоя, соединяя их руки вместе, - Я… знаешь, можем пустим в море еще несколько бумажных самолетиков? – и она видит такую теплую усмешку Макс, родную, что, не сдерживаясь, снова прилегает к губам ее Светлячка, на этот раз чуть коснувшись. - Только что хотела тебе предложить это же, - смеется пшеничноволосая, сжимая ладони Прайс еще сильнее, к своему сердцу, - И на этот раз никаких шифров, да? – хитро сощуривается она. Хлоя чувствует, что мир снова зашевелился: теплые брызги волн накрывают их, оставляя за собой прозрачные маленькие капельки, которые, кажется, даже оседают на ресницах Макс. Слышится тихий смех, похожий на звон золотых маленьких колокольчиков. - Да, - серьезно подтверждает Хлоя, доставая из рюкзака белые, совершенно чистые листы бумаги, - Никаких шифров, абсолютно. Начнем все заново? Этот закат с сегодняшним днем были, как никогда, особенным. И в этот день Макс уезжает.