"Smoke and sunset, off Mulholland He was talking, I was wondering 'bout You and that girl, she your girlfriend? Face from heaven, bet the world she don't know Pretty girls don't know the things that I know Walk my way, I'll share the things that she won't" "Дым и закат, недалеко от Малхолланда. Он говорил, а я удивлялся: Ты и та девушка? Она твоя подружка? Божественное лицо. Клянусь миром, она не знает. Хорошенькие девочки не знают того, что знаю я. Пойдём со мной, я разделю с тобой то, что она не разделит" Disclosure - "Magnets"
В теории катастроф существует такое понятие, как точка возврата. Это максимальное временное или дистанционное удаление объекта от места отправления для гарантированной возможности вернуться. Будь то поезд, самолет или корабль, на его пути есть та самая точка, преодолев которую, он точно сможет найти путь назад и преодолеть его без значительного ущерба. Сам термин «катастрофа» в данном контексте означает резкое качественное изменение объекта при плавном количественном изменении параметров, от которых он зависит. В этом разделе математического анализа, который используется для наглядности при разборе некоторых сложных явлений, есть и термин, именуемый как «точка катастрофы». Узор подобных точек помогает при классификации явления. Если точки роста складываются не просто в случайный узор, а формируют структурированную область стабильности, они являются организующими центрами для особых геометрических структур с низким уровнем катастрофичности в окружающих их областях фазового пространства. Даже социальные явления, вроде бунтов в тюрьмах, можно подчинить этой теории и записать в виде функции с несколькими активными переменными. Элегантный способ структуризации того невероятного, необъяснимого хаоса, что порой творится на грешной Земле. Карлу всегда нравились непреложные законы математики, потому что его гибкий ум был способен оценить, понять и применять их логику не только в сухой теории, но и на практике. Когда он учился в колледже, в первом же семестре он всеми правдами и неправдами убедил администрацию дать ему разрешение на посещение курса высшей математики, хотя специальность Футли никак не была с этим связана. Юноша жадно впитывал информацию, предоставляемую талантливым преподавателем, профессором Левински, который предпочитал объяснять студентам что-то поинтересней, чем распределение Стьюдента. И, будучи катастрофой по своей природе, Карл с азартом первооткрывателя окунулся в эту теорию с головой. Конечно, в будущем она ему не пригодилась, ведь ремесло, которым Футли виртуозно овладел, нисколько не было связано с математическим анализом. Но, говоря честно, Карл и не мог вспомнить ни единой дисциплины на первом курсе, знание которой сыграло бы ему на руку в реальной жизни. Однако когда у него было немного времени, чтобы поразмышлять на досуге о собственной жизни, ему нравилось сопоставлять правила высшей математики и правила, по которым он жил. Находить параллели. Хоть как-то объяснить ту чертовщину, что творилась под носом. Он сидел в помпезном лимузине, который неспешно двигался по Маллхоланд Драйв. За тонировкой стекол с улицы было не различить, сколько человек сидело внутри, и это было как нельзя кстати. Арендовать свадебный уродливый лимузин было идеей Гриплинга. Он посчитал это невероятно остроумной задумкой – спрятаться у всех на виду. Верхом дерзости и безрассудства. Карл же считал это опасной ребяческой шалостью, но решил не препятствовать, а потакать желанию кинозвезды, которую создал едва ли не так же, как Виктор Франкенштейн – Прометея. Про себя он с ехидцей ухмылялся, осознавая, что мир обязан ему этим великолепным чудовищем, но уколами совести за свой грех не страдал. Не мучился и когда чуть ли не украл Гриплинга из лап режиссера популярной шпионской франшизы, который грезил по ночам о Блейке в смокинге, с кольтом и попивающим мартини с водкой, взболтанный, но не смешанный. Удивительно, что этот скандал не просочился в прессу, ведь Зара Дюплесси давила на своего бойфренда, не стесняясь использовать любые рычаги. Возможно, дело было в новом агенте Блейка, объявившего, что его клиент отказался от роли в пользу другой, оплачиваемой выше. А может быть – в том, что в качестве злодея в шпионский боевик пришел Эдвард Пикетти, сбросивший ради роли двадцать пять килограмм и поразивший публику своими крепкими мускулами, появившимися взамен доброму брюшку человека в солидном возрасте. На тот момент роли у Гриплинга не было, но Карл быстро это исправил. После встречи на вечеринке, а затем и в «Joe’s», у Футли, по словам коллег, открылось второе дыхание. Свой пыл продюсер не тратил зазря, а потому за неделю он договорился с двумя спонсорами-братьями, решившими вложиться в съемку. Сценарий Карл написал сам, а потому презентовал его так, будто от этого зависела его жизнь. После целой ночи бурных обсуждений и ожесточенной дискуссии, троица решила отбросить полемику и действовать сообща. И вот, сидя в нелепом лимузине, Карл неустанно думал о том, что до арендованной виллы Гриплинга осталось совсем немного. Он изучил путь до нее за месяц так досконально, что, даже закрыв глаза, прекрасно мог ориентироваться на местности и безошибочно сказать, куда повернула машина и на каком светофоре она притормозила. Это выглядело полнейшим безумием даже для самого Футли, но он был бессилен перед своими желаниями, окончательно убедившись, что встречи с бывшим врагом стали для него едва ли не первоочередной физической необходимостью, как еда и сон. И вот, когда сияющая полиролью неуклюжая махина остановилась у кованых ворот, у Карла сперло дыхание от волнительного ожидания. Он взъерошил пятерней свои непослушные, отливающие медью волосы, и откинулся на скрипучее сиденье, желая принять как можно более непринужденный вид. Слюна во рту отдавала тошнотворной горечью, а пальцы леденели, хотя за окном был теплый летний вечер, а хорошенькая блондиночка из прогноза погоды обещала, что такая погода в Лос-Анджелесе продержится до следующей недели. Спустя минуту заминки, ворота открылись, позволяя лимузину заехать на частную территорию. Футли не нравилась эта вилла, она была воплощением всех мыслимых и немыслимых шаблонов о доме богатого жителя Западного побережья. Дурацкий фонтан в три яруса, табличка с надписью «Mi casa es tu casa», разноцветная подсветка стен здания как у Хью Хеффнера, плющ, вьющийся тут и там и идеально выстриженный садовниками-мексиканцами чуть ли не по линеечке газон. Гриплинг объяснял, что выбрал себе такое временное пристанище именно потому, что все от него этого ждали, хотя он сам предпочел бы квартиру на верхнем этаже небоскреба с панорамными окнами. И это была странная логика, с которой, тем не менее, никто не стал спорить. В ожидании Карл проверил почту с мобильного телефона на предмет сообщений. Писала Далия, предлагая встретиться через полгода для запуска нового продакшена. Футли знал, что Стил взяла дочь и уехала с ней в Италию, устроив своей драгоценной Габи небольшие незапланированные каникулы в компании любимой мамы. Сама Стиловски мечтала о том, как они будут есть до отвала в уютных ресторанчиках, и их главной проблемой будет трудность выбора между мясной лазаньей и пиццей с хрустящей корочкой. Карл ответил ей, что обязательно прилетит в Канаду, когда она будет готова, и собирался уже посмотреть, что же такого ему пишет Краун, что в теме письма стояло пять восклицательных знаков к ряду, но в этот момент дверь лимузина открылась, и в проеме показалась кудрявая голова. - Это не перебор? – спросила Зара, с сомнением оглядывая салон, обтянутый искусственной кожей питона. Про себя Карл подумал «Еще какой», но решил, что французской актрисе это знать необязательно.Они должны были разъехаться из «Joe’s»на разных машинах в два противоположных конца города. Они должны были вести себя благоразумнее и сдержаннее. Они должны были притворяться, что ссора между ними, произошедшая почти шепотом в закусочной, была сугубо дружеской. Но оба благополучно простили всем свои долги, а потому, разорвав крепкие объятья, не сговариваясь вышли, вися на плече друг у друга, будто они были мертвецки пьяны и лишь так были в состоянии передвигаться. Большой удачей (или же дальновидностью Карла, как знать) было то, что они находились неподалеку от аэропорта. А, как водится, рядом с каждым аэропортом есть хотя бы один отель. Они взяли односпальные номера на одном и том же этаже с интервалом в несколько минут, чтобы не вызывать подозрений. Эта схема прекрасно работала еще во времена съемок «Милорда на мели», а потому не было никакой нужды придумывать новые трюки для старой собаки. Смуглолицый консьерж узнал Блейка и даже попросил автограф и фото в Инстаграмм, а Карл был не настолько медийной персоной, чтобы его знал в лицо каждый встречный-поперечный, так что все прошло как по нотам. -Пожалуйста… Лиам, - посмотрев на грудь консьержу, чтобы прочитать его имя с бейджика, и протянув ему двадцатку, Блейк сказал ему с очень серьезным видом, - Я устал с дороги и не хочу, чтобы меня беспокоили. Надеюсь, мы с вами поняли друг друга? Мулат активно закивал и поклялся, что и близко никого к его номеру не подпустит. И хотя Гриплинг догадывался, что фото с этим парнишкой в гостинице на другом конце города могло вызвать волну сплетен, он уже знал, как будет логичнее всего оправдать свое местоположение этим вечером. Позвонив из номера домработнице, актер попросил ее привезти рано утром его и без того собранный чемодан и сказать мисс Дюплесси, что он отправился на пробы в Европу. Поездка-побег к любимой сестрице отменялась, зато на место этого плана пришел другой, намного лучше, по мнению самого Гриплинга. Блейк даже не успел постучать в номер Карла трижды, как делал обычно, потому что Футли силой затащил его в коридор, и, прижав к стене всем телом, поцеловал его так, что в другой ситуации у актера бы подкосились ноги. Ощущения, которые он испытывал, могли с легкостью затмить все, что он испытывал раньше, даже с тем же Футли. Ведь впервые он ощущал, что Карл по-настоящему успел по нему соскучиться, хотя он никогда бы и не сказал этого вслух. Его руки шарили тут и там, то грубо, то осторожно, и на этом контрасте можно было сойти с ума от напряжения, искрившего в каждой клеточке тела. Блейку оставалось только рвано дышать, когда Футли переместился с губ на белую шею, и едва ли не закрывать свой рот руками, чтобы не кричать на весь отель. Они не смогли даже дойти в первый час пребывания в номере до постели. Блейк не помнил, чтобы так когда-либо было раньше. Ему бы и в голову не пришло, что Карл может быть таким ненасытным, жадным и нетерпеливым, ведь раньше частенько приходилось идти на откровенные провокации, чтобы хоть как-то растормошить его и получить хотя бы один почти невинный поцелуй. Почти – потому что нельзя выглядеть после простого касания губ так, будто этими самыми губами только что делали глубокий минет. Лежа на смятых простынях и вслушиваясь в гул турбин взлетающих самолетов, доносящийся через приоткрытое окно, Блейк смотрел в потолок и размышлял о своей невероятной самонадеянной глупости и ее последствиях. Он смирился с тем, что ничего в своей жизни не делал правильно, но тот факт, что он по первому же требованию вернулся к Карлу, беспокоил его ничуть не меньше, чем краткосрочная перспектива таких вот встреч. Пока утомленный Футли спал рядом, прикрытый лишь краем тонкого одеяла, Гриплинг наблюдал за тем, как свет ложится на стены номера и движется по ним серой змейкой. Что ожидало их дальше? Они были обречены с самого первого дня. Это не могло стать чем-то по-настоящему серьезным. Не между врагами детства, начавшими соревнование между собой по одному Богу известной причине сотню лет назад. Не между жертвой и шутом, которыми они стали в тревожной юности, полной первых ошибок и разочарований. Не между взрослыми мужчинами, официально состоявшими в парах с лучшими женщинами своего времени. И все же – они здесь, спрятавшиеся от мира в одну на двоих скорлупу, изможденные ложью, грязные настолько, что никакими деньгами не отмыться от этой позорной тайны. Счастливые и несчастные, пока это мгновение не ушло. Что-то нарушило сон Футли, и он с мычанием повернулся на бок, встречаясь заспанным взглядом с Блейком, лицо которого в полумраке выглядело немного зловеще и таинственно. - Не спится? – сиплый голос Карла вызвал у Гриплинга улыбку. Он придвинулся немного ближе, про себя отмечая, что не знает, когда нарушит чужие границы личного пространства, и боится, что стоит ему это сделать – как эта темная ночь пойдет прахом и рассыплется на миллиарды крохотных воспоминаний, от каждого из которых в последствие захочется умереть. - У меня вошло в привычку подолгу лежать в кровати без сна, - усталость пробивалась в голосе, и Гриплинг даже не пытался этого скрывать. Ему было тяжело во всех смыслах спать с Зарой. Она любила обвивать руками и ногами своего любовника во сне, не прекращая объятий едва ли не до самого утра, а Блейк лежал неподвижно, как покойник в гробу, позволяя ей делать все, что ей угодно. Каждое утро он искренне радовался, что этой пытке пришел конец, но с бессильной злобой вспоминал, что все повторится вновь уже вечером. Он мечтал о том, чтобы его подружка как можно чаще уезжала куда-нибудь на съемки, и волей судьбы – так и случалось. Гриплинг искренне радовался, когда узнавал, что она улетает на несколько месяцев в очередной город или страну, которые он давным-давно стал пропускать мимо ушей, потому что это означало свободу. Карл попытался выдавить из себя сочувственную улыбку, но вышло что-то слишком уж счастливое. Он хотел спать вот так несколько вечностей подряд – даже не выспавшись за каких-то пару часов, что ему удалось подремать, Футли чувствовал себя спокойно и комфортно. Про себя он посмеялся над собственной сентиментальностью, обозвав себя конченым педиком. А потом расхохотался в голос от нелепости этого оскорбления. - Ты чего? – Блейк не понимал, что происходит, но от смеха Карла ему почему-то становилось одновременно легко и неловко. - Я подумал, что со всеми этими нежностями веду себя как конченый педик, - пытаясь успокоиться, но снова разражаясь смехом, Футли откинулся на подушку и вытер выступившие слезы. Блейк на секунду замялся, но потом не удержался и тоже рассмеялся вместе с Карлом. Обзывательство, которое Гриплинг часто слышал в спину в школе, что в частной, что в муниципальной, впервые не заставляло его сердце болезненно сжиматься от обиды и стыда. Смысла отрицать этого не было. И если раньше подобные слова из уст Карла точно бы стали оскорблением, ножом в спину, то теперь они потеряли свою силу, скатившись во что-то смешное в своей абсурдности. Они лежали в одной кровати, абсолютно голые и не стесняющиеся своей наготы после всего того, что творилось парой часов ранее в этом номере отеля, спрашивая друг у друга, что потревожило их сон – голубее и не придумаешь. Но почему-то никакого стыда или отторжения подобные мысли не вызывали. -Это всего лишь период, ты его перерастешь, - подтрунивал Блейк, вспоминая слова матери, которая как-то узнала о том, что он «сох по рыжему мальчишке из школы», как сообщила ей зашедшая когда-то в гости Миранда Чакхалт. И почему-то шутить на эту щекотливую раньше тему было невероятно приятно, будто впервые Гриплинг мог позволить себе сказать то, о чем так долго и старательно молчал. - Блейки-бой, нам почти по тридцать лет, не думаю, что нам есть, куда расти в этом плане, - продолжая улыбаться, Футли раскинул руки на кровати немного шире, касаясь плеча Гриплинга. В номере воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками с улицы и тиканьем настенных часов. За окном рассветало, и горизонт понемногу окрашивался в тусклое золото. Их дыхание было размеренным и глубоким, а тепло их тел уже перестало быть испепеляющим жаром. - Расскажи мне, пожалуйста, что делать дальше. Я никогда не был участником подобных гей-драм, и понятия не имею, как вести себя в подобной ситуации, - Карл пытался говорить это полушутливо, но сам понимал, что звучит скорее жалко. И немного – потерянно. Футли никогда не влюблялся вот так. И уж точно не думал, что ему на веку написано переживать такие сериальные страсти. Раньше казалось, что он может лишь искать людей, способных сыграть все это на камеру и публику, актеров погорелого театра, которые заставляют других им сопереживать. А оказалось, что Карл сам стал участником чего-то беспощадного и необъяснимого в своей логике, похожего на шведский арт-хаус, где нужно читать между строк, чтобы уловить нить повествования. Чертовой трагикомедии в трех актах, с собой и Блейком в главной роли. И со стороны казалось, что Гриплинг понимал, что происходит и как играть по правилам в этой извращенной игре. Вот только он сам ни черта в этом не смыслил. Облизнув нижнюю губу кончиком языка, Блейк прикрыл глаза и начал говорить спокойным голосом: - Зависит от того, чего ты хочешь. Я собирался навестить Кортни, ее муж уехал по делам в Чикаго на неделю. Полечу сегодня, первым же рейсом. Можем условиться, что ничего не было, и я больше не потревожу тебя, - переведя взгляд на Карла, Блейк заметил, что тот внимательно слушает каждое его слово и обдумывает предлагаемые варианты. Актер ожидал, что последует кивок, потому что привык к тому, что его любовники отрекались от него при первой же удобной возможности, а потому не слишком рассчитывал, что Карл станет исключением из устоявшегося правила, - А можем жить так же, как во время съемок «Милорда на мели». И за этим предложением крылось так много. Оно означало – скрываться ото всех, постоянно бояться быть рассекреченными, снимать номера в отелях под фальшивыми именами, держаться на публике непринужденно и холодно, ничем не выдавая их затянувшуюся интрижку. Полная мороки двойная жизнь, когда не знаешь, будет ли следующая встреча последней. В случае фиаско – катастрофические последствия, от общественного порицания до разбитого сердца. Ни один разумный человек не выбрал бы себе такую участь. - Думаю, я тоже давно не виделся с сестрой. Во сколько, говоришь, вылет? – непринужденно спросил Карл, едва заметно ухмыляясь. И это было огромным облегчением.
Зара вальяжно откинулась на спинку кресла и поправила один из пышных вьющихся локонов. Одетая в короткое бледно-розовое платье свободного кроя, она выглядела невероятно женственно. Карл подумал, что случись их знакомство иначе, он бы мог за ней приударить. Да что уж там, Футли бы с огромным удовольствием закрутил с ней легкий, ни к чему не обязывающий, роман на пару месяцев, пока кураж не покинул продюсера. Но, познакомившись с Дюплесси поближе, он понял, что как минимум на дух ее не выносит. А говоря честно – терпеть эту актриску не может. Зарин главный талант заключался в том, что она умела производить впечатление. При знакомстве каждый мужчина был ею безвозвратно очарован, свято уверенный, что девушка – не что иное, как божество, ступившее своей маленькой ножкой на грешную землю с миссией нести эту неземную красоту в массы. Однако Карл не купился на этот трюк, он знавал таких дамочек в школе. Они обожали кормить его пустыми сладкими обещаниями, но стоило лишь отвернуться – и с их острых языков капал яд. Уже после того, как он бросил университет и возмужал, такие девушки начали заглядываться на него и лебезить, но урок был усвоен слишком хорошо. Беря Зару в «Милорда на мели», Карл не думал, что она будет ему как кость в горле. Его мотивом послужил как раз талант Дюплесси нравиться людям. Что может быть лучше для сериальной актрисы? Кто же еще подойдет на эту роль, если не обаятельная молодая женщина, чьи фото потом будут печатать на разворотах глянцевых журналов? Футли ненавидел себя за то, что поставил работу выше собственного отношения. Возможно, поэтому успех сериала стал для него самой горькой победой. - Его Светлость опаздывает, - с иронией проговорил Карл, стараясь не встречаться с актрисой глазами. Та лишь обреченно вздохнула, продолжая копаться в телефоне. Свет экрана искажал черты ее лица настолько, что оно вытягивалось и заострялось. Тени, отброшенные ресницами, были такими длинными, что походили на паучьи лапки. - Он совсем с ума сходит. Сказал подождать здесь, пока не отыщет свой сценарий, - пренебрежение в голосе актрисы било Карлу по нервам. Ему хотелось просто выбросить ее из машины и сдать назад, чтобы избавить человечество от ее дарования. А тут еще Гриплинг, точно девица, заставлял их сидеть в лимузине вдвоем и ждать. Их! Зару и Карла – людей, которые отчаянно соперничали за его внимание и готовы были перегрызть друг другу глотки. Ох, если бы Дюплесси только знала, что Футли она обязана не только отказом ее любовника от роли мечты, так еще и ночами, проведенными без страсти, на которую она откровенно рассчитывала! Она бы рвала и метала, точно фурия, узнай она, кому Блейк ее предпочел. И от этих гаденьких мыслей на душе Карлу сделалось значительно легче. И полная безразличия поза не могла обмануть Футли – он знал наверняка, что Зара чертовски зла на любовника, на него, Карла, и на весь белый свет, за то, что ей приходится терпеливо ждать, когда она сама так быстро привыкла быть долгожданной. Ее память услужливо стерла те бесконечные кастинги, где она сидела и тряслась от волнения, как бездомная собачонка, которую часто били. Зара уже забыла те времена, когда ассистент вызвал ее к Карлу, сидящему за столом с кучей портфолио и тремя приконченными бумажными стаканчиками кофе. Только Футли помнил, как робко она спросила разрешения начать читать свой монолог, а он едва различимо махнул рукой, дав, таким образом, разрешение. Он помнил, как устал от поисков и хотел уже принять хоть какое-нибудь решение, как оправа очков давила на переносицу, а недосып – по вискам. Нужно было брать ту, нигерийку с непроизносимым именем и красивой задницей. И вот они здесь, но в совсем иных ролях. Теперь Дюплесси взирала на всех с высоты своего пьедестала, и если бы Карл не был тем, кто затащил Гриплинга в свой фильм, то она бы так и не вспомнила ни его имени, ни лица. Футли же был вполне доволен своей жизнью, его карьера шла вперед, его семья ни в чем не нуждалась, он был молод и недурен собой, но одно только вынужденное сосуществование с Зарой сводило все эти прелести жизни на нет. Дюплесси не знала, насколько она вмешивалась в быт Карла. И если бы узнала, то страшно удивилась, сколько внимания уделяется ее персоне при составлении расписания. Чтобы встретиться с Гриплингом до или после съемки каждый чертов раз нужно было придумывать новое приличное алиби. Каждый раз Блейк должен был ей звонить и лгать, где он и с кем. Футли приходилось едва ли не язык прикусывать до крови, чтобы вести себя в ее обществе сдержанно и не закричать ей прямо в украшенное серьгами с бриллиантами ухо «Он бежит от тебя, как от чумы!». Пожалуй, он молчал только молитвами Гриплинга, который – о, чудо! – бежал, что есть мочи, к лимузину. - Прошу прощения за то, что заставил вас ждать, - очаровательно улыбнулся Блейк, сворачивая страницы сценария в трубочку. В другой ситуации Футли бы до глубины души возмутило такое пренебрежительное обращение с результатом его трудов, но один взгляд на обиженную Дюплесси заставил его забыть о таких мелочах, - Вы же тут не скучали? Сказав это, актер сел между ними и принялся за чтение своих реплик. Зара тоже быстро нашла для себя достойное занятие и продолжила переписку с кем-то из своих пустоголовых подружек-тусовщиц, и только Карл, скрываясь за оправой очков, украдкой наблюдал за тем, как шевелятся губы Гриплинга. Они то растягивались в секундном подобии улыбки, то распахивались, образуя овал – гласные «И», «Е», «О», «А», «У»… Мимика старого знакомого менялась в ходе чтения – от удивления к гневу, страху, смятению, радости, спокойствию, горю. Словно в калейдоскопе, каждую реплику что-то необратимо менялось, сияло гранями, пестрело и искрилось. Карл про себя подумал, что это большая ирония судьбы: все ранее ненавистное становилось горячо любимым. Так можно было сказать и про чтение, которое в детстве заставляло маленького Футли дуться на мать, и про дорогие вещи, на которые в их семье достаточно долго не хватало денег, заработанных Лоис в качестве медсестры и распределенных на годы вперед с достойной бухгалтера скрупулезностью, и в частности – про Блейка. Ему было комфортно в обществе бывшего одноклассника настолько, насколько это вообще было возможно с человеком, не связанным с тобой кровным родством. Легче и проще было лишь в обществе Джинджер, но Карл подозревал, что дело было в том, что его сестра всегда тонко чувствовала настроение других людей и понимала, как именно нужно разговаривать с каждым. А с Гриплингом, даже вопреки случающимся ссорам и обидам, будто бы дышалось легче. Они знали друг друга слишком долго и хорошо, чтобы строить из себя друг перед другом невесть что и разоряться по пустякам. Стоило Карлу прикрыть глаза, и перед ним мелькало множество образов. Они словно были выжжены на сетчатке глаз, составляя уникальный узор. Вот Блейк смеется, когда костюмерша нахлобучивает на его голову безвкусный напудренный парик с розами и бантами, а ему все равно к лицу. Вот он внимательно читает газету, устроившись на коробках с аппаратурой и попивая из бумажного стаканчика Эрл Грей, точно чертов аристократ, чуть ли не оттопырив мизинчик. Вот – напевает какую-то песню себе под нос еще там, в Коннектикуте, в кафе, за несколько мгновений до того, как их взгляды встретились, и он не начал суетливо оглядываться по сторонам, в надежде капитулировать на кухню. А вот – его перекошенное от злости лицо, прихожая отчего дома и первый поцелуй, от которого на языке еще долго вязало полынью, а внутренности сводило в спазме тревожного возбуждения и непонимания. Иногда память услужливо подкидывала и воспоминания из средней школы. Например, тот случай, когда Карл уходил с занятий и увидел, как на заднем дворе трое футболистов метелили Гриплинга не щадя рук. И спустя годы ему было действительно стыдно за то, что он не посчитал нужным вмешаться, но тогда они не переносили друг друга на дух, и сам Футли скорее бы присоединился к обидчикам, чем заступился за высокородного хлюпика. Однажды продюсер даже набрался смелости - или глупости, кто знает – и спросил о том, что он видел тогда. В тот раз Блейк как-то слишком уж грустно улыбнулся и сказал, что это неважно. Но спустя пару месяцев, как озарение, Карл вспомнил слова Паттерсона, в школьные годы игравшего в школьной сборной до самого выпуска: «Самым большим оскорблением у нас считалось обвинение в голубизне, мне самому пришлось однажды ввязаться в драку, чтобы не прослыть геем». И это Дарену, который всю сознательную жизнь сох по его дорогой сестрице так, что не видел лишь слепой. Блейк вежливо попросил у Футли не спрашивать о его жизни в средней и старшей школе, и они придерживались этого негласного правила, но Карл выведал у Худси все, что его интересовало. В очередной раз благословив жажду Доди до сплетен, он внимательно слушал, как друг по телефону рассказывал ему об их общем знакомом. Сначала Худси очень удивился, но услышав гнилую отговорку о том, что Футли нужно что-то, чтобы иметь на поймавшего звезду Футли рычаги давления, вроде бы успокоился и рассказал все как на духу. И так Карл узнал горькую правду. О том, что семья Блейка, за исключением сестры, отвернулась от него после отчисления из престижной частной школы, о том, что парни из футбольной команды били его регулярно, о тех слухах, что ходили по школе. Почему-то, когда они были моложе, вся эта грязь, которой Блейка не поливал только ленивый, не так бросалась в глаза. Да, для Карла в старшей школе не было секрета в том, что Гриплинг не заинтересован в девчонках, даже самых горячих и умелых. Но кто же знал, что на счету у этого недобитого аристократа были интрижки с мачо их сборной, которые источали тестостерон похлеще, чем обогащенный уран – радиационные волны. Футли поражался до глубины души, думая о том, что вопреки травле в школе и родительской холодности, Гриплинг не озлобился на весь мир и не проникся ненавистью к своим обидчикам, к которым, говоря честно, продюсер относился тоже. Вместо этого Блейк с головой окунулся в актерское ремесло, почувствовав себя в этом деле по-настоящему живым спустя столько лет непрекращающейся душевной опустошенности. Его роли, поездки, съемки и игра – он отдавал все свои силы и время этому без остатка. И всем этим он обязан Карлу, обязан до гробовой доски. Обязан обретением себя. Заметив, что Футли смотрит на него уже добрых пять минут, не отрывая взгляд, Гриплинг счастливо улыбнулся и продолжил чтение сценария.Прилетев в Коннектикут в середине дня, Блейк и Карл поспешили покинуть аэропорт и взять такси. Ехать им нужно было в двух совершенно противоположных направлениях, но поскольку дорога до дома Джинджер была ближе, молодые люди решили, что сначала они подъедут к дому Паттерсонов. Такси было ветхое и пропахшее мокрой псиной. Этот запах Футли помнил прекрасно – будучи хорошим хозяином Монстра, он часто купал питомца самостоятельно после долгих осенних прогулок по засыпанным листвой клена и каштана тропинкам. Но от ностальгических воспоминаний продюсера отвлек тяжелый вздох по соседству. Блейк смотрел немигающим взглядом на мельтешение домов в окошке салона. Его отражение, похожее больше на призрачную дымку, вздрагивало каждый раз, как колесо машины попадало в небольшую яму и успешно из нее выбиралось. Память, в отличие от Карловой, еще была слишком свежа. И Гриплинг боялся до жути, что настанет день, когда кто-то велит ему вернуться и прекратить лгать людям. Прекратить притворяться тем, кем он на самом деле никогда не был – актером, человеком искусства, без привязки к семейному бизнесу и школьным обидам. - Может, мне стоило взять другую машину? – Карл никогда не отличался особой деликатностью, но глядя на хмурое лицо Блейка, он попытался смирить себя и быть хоть чуточку обходительнее. - Не стоило, все в порядке, - задумчиво произнес Гриплинг, медленно поворачивая голову в сторону Футли, - Мне просто не верится, что всё это происходит со мной. Машина свернула за угол, и молодых людей качнуло в сторону. Они сидели достаточно близко в узком салоне, и то, что они плотно прижимались друг к другу плечами, можно было списать на неудачный дизайн автомобиля. И ни в коем случае – на что-то еще. - Что «всё»? – спросил Футли, улыбаясь. Для него самого было дикостью вот так вот умчать с Гриплингом домой, никого не предупредив, бросив дела, не оставив никаких контактов и объяснений. И в то же время это было так привычно и правильно – сбегать, сломя голову, и получать от этого неописуемое удовольствие человека, нарушающего правила намеренно и без серьезной причины. - Всё, что происходит со мной с тех пор, как ты заказал у нас тот ужасный кофе, - Блейк покачал головой и улыбнулся краешками губ. Ему было неловко говорить «с тех пор, как ты вернулся», это почти сорвалось у него с языка, но актер вовремя смог остановить себя от такого пошлого клише, - Ты просто взял и перевернул мою жизнь с ног на голову. Это вообще нормально? Иногда мне кажется, что сейчас я сплю, а потом - проснусь официантом. Пойду на работу, заступлю в смену в наглаженной форме, Фернандо включит в зале телевизор, и по нему будут крутить повтор «Милорда на мели», где я никогда не играл, потому что мы в тот день виделись в последний раз в жизни. А ты, такой успешный и самодовольный засранец, сам бы завел роман с Зарой. Внимательно слушая это, Футли напрягся. Ему не приходило в голову, что это так беспокоит Блейка, который со стороны кажется невозмутимой кинозвездой, что светит всем одинаково холодно и дежурно. Как оказалось, это - лишь хрупкая видимость, которую можно так легко разрушить парой фраз. - Мы на месте, - произнес водитель, паркуясь у обочины рядом с домом Джинджер. Карл, не ожидавший такого скорого прибытия, удивленно окинул взглядом низкий белый забор, ухоженную силами Дарена лужайку и велосипед своей племянницы с лентами на руле, который опирался на ветвистый молодой клен. Это место было таким родным и знакомым, что от одного вида щемило в груди. Джинджер, услышав шум, вышла на крыльцо и склонила голову на бок. Но когда из желтого такси появился ее младший брат, она улыбнулась и быстро побежала к нему навстречу. После месяцев, родственники заключили друг друга в крепкие объятья. Футли даже покружил свою сестру, от чего она рассмеялась. - Прекрати, Карл! Надорвешься же, - с толикой укора сказала Джинджер, не прекращая, тем не менее, счастливо улыбаться. - Я работал на стройке, ты не тяжелее мешка с цементом, - пошутил Футли, ставя сестру на землю. Блейк, ставший невольным свидетелем этой сцены, смущенно отвернулся, заставляя себя не подслушивать чужой разговор. Ему было неловко смотреть на такие душевные приветствия, потому что с Корни они были воспитаны совершенно иначе, хотя иногда так хотелось стиснуть сестру в бесцеремонных объятьях и положить голову на ее острое плечо, давая себе минутку, чтобы почувствовать всю радость встречи. - Почему ты не предупредил, что приедешь? – слышал Блейк, расправляя складки на брюках и дожидаясь, когда Карл заберет свой нехитрый багаж, позволяя уехать. - Решил устроить небольшой сюрприз. К тому же, я не знаю, на сколько дней здесь, Джиндж, - голос Футли звучал словно из под толщи воды, но Гриплинг старался не обращать на это внимания, молча сидя в салоне. В это время Джинджер заметила, что в машине на пассажирском сиденье есть кто-то еще и заглянула в окно. Она удивленно вскинула брови и неловко улыбнулась Блейку. Почему-то, от этой улыбки ему стало стыдно, будто он вмешался в то, во что не должен был. - Это же Блейк Гриплинг, верно? Брат Кортни? – спросила Джинджер у брата, на что получила в ответ сдержанный кивок, - Подумать только, мой неугомонный братец притащил к нам в гости суперзвезду. Решив, что отсиживаться в укрытии будет верхом невежливости, Гриплинг вышел из машины и, как его учили еще с детства, мягко подхватил руку женщины и оставил на ней невесомый поцелуй. Карл от этого закатил глаза, чем лишь повеселил актера. Все эти штучки казались Футли жутким позерством, но он не говорил этого вслух. - Рад встрече, миссис Паттерсон. Прекрасно выглядите, - Блейк не знал, имеет ли обращаться к Джинджер по имени, поскольку в детстве они разговаривали всего несколько раз, а когда она училась в старшей школе, он пребывал в закрытом интернате для мальчиков. Джинджер определенно была смущена такой галантностью, а потому нервно захихикала. Для нее миссис Патерсон уже много лет была ее свекровь, и слышать такое обращение к себе она так и не привыкла. - Зачем так официально? У нас не настолько большая разница в возрасте. Карл же не стал бы обращаться к Кортни по фамилии, - пытаясь разрядить обстановку, Джинджер покосилась на брата, ища поддержку. - Лишь ввиду моих варварских манер и плебейского воспитания, дражайшая сестрица, - передернул Карл. Это напоминало ему подколки над Блейком, которые он себе позволял во время съемок «Милорда на мели», где в сценарии была куча подобных отдающих нафталином реплик. Джинджер несильно, но ощутимо стукнула брата кулачком в предплечье. Она знала, что Карл временами – жуткая язва, но это не стоило лишний раз демонстрировать публике. Блейка же его реплика немного приободрила, и он растянул губы в скромной улыбке. - Ты приехал к Кортни? -Да, так уж вышло, что съемки нового сезона еще не начались, а другой роли у меня на данный момент нет, - докладывать Джинджер об истории с отказом от роли британского шпиона было бы лишним, хватало и того, что весь Голливуд и Зара Дюплесси откровенно порицали Гриплинга за такое невероятно глупое решение. Карл знал об этой ситуации не понаслышке, и ему было немного жаль актера. На какие-то пару секунд в его взгляде появилась решимость и сдержанное сочувствие, которое Блейк заметил и благодарно принял незаметным чужому глазу кивком. Миссис Паттерсон удивленно вскинула брови. Она не ожидала, что у человека, о котором слышатся новости чуть ли не из каждого утюга, оказался без предложений поработать в новой картине в качестве исполнителя главной роли или хотя бы роли второго плана. Джинджер списала ту едва различимую тоску, с которой Блейк ей улыбался и говорил о своей работе, на неурядицы на карьерном поприще и потому коснулась его плеча и с добрым прищуром глаз, в чем-то схожим с выражением лица ее брата всего несколько часов назад, спросила: - Может быть, вы с сестрой заглянете к нам на пироги сегодня вечером? У нас, конечно, не ресторан с мишленовскими звездами, но голодным точно никто не останется. Простота и открытость Джинджер неизменно подкупали. Глядя на сестру Карла, Блейк понимал, что она с теплом относится не только к членам семьи, но и ко всем людям, которые ее окружают. Участливый взгляд и улыбка, призванная приободрить, были до того настоящими и искренними, что Гриплингу стало неловко. В их семье никто не был таким, как Футли и Паттерсоны. В семье Гриплинг во главе угла всегда стояли этикет и сдержанность. Любое проявление сострадания было ничем иным, как снисходительностью или пустой вежливостью. Лишь от Кортни можно было дождаться настоящей поддержки в трудную минуту, но воспитание сильно ограничивало спектр доступных проявлений заботы, а потому сестринские объятья были чем-то настолько редким, насколько ценным. - Я обязательно у нее спрошу. Был несказанно рад встрече, - улыбнулся Блейк прежде, чем сесть в машину и второпях умчаться прочь, оставляя Джинджер в смятении и Карла – в компании любопытной сестры, жаждущей разузнать все детали такого неожиданного визита.
Когда машина остановилась у дверей редакции журнала, троица обменялась взглядами. Зара расцеловала своего возлюбленного в щеки и поспешила стереть помаду с его скул. Этот нелепый и бестолковый жест стал поводом для того, чтобы Карл смог скривить губы и закатить глаза. Дюплесси не могла этого видеть, а вот Блейк был вынужден сдерживаться от замечаний продюсеру. - Я буду ждать тебя дома, - Зара заигрывающее провела рукой по колену Гриплинга, явно намекая. Со стороны было видно, как смутился Гриплинг , но он не зря брал уроки актерской игры и потому быстро справился с эмоциями, расплывшись в улыбке и положив свою ладонь поверх узкой ладони своей пассии. Спонтанное желание Карла насолить Дюплесси было настолько сильно, что он не смог заставить себя промолчать. - Не хотел бы тебя разочаровывать, но мы сегодня снимаем сцену драки у бара, это может затянуться до утра, - Футли развел руками, демонстрируя тем самым неизбежность разлучить влюбленных. И в такие моменты он радовался двум вещам: что он сам написал сценарий, в котором очень много ночных сцен, и то, что Зара все равно не стала бы читать затертый Блейком до дыр сценарий. Ее вообще мало интересовал процесс работы ее парня. И это было большой ошибкой. - Хорошо. Тогда увидимся завтра. Проведем последний день перед моим отлетом вместе, - настойчивое желание Зары появиться с Гриплингом на людях нельзя было так просто сломить какими-то там съемками. Актер лишь кивнул, соглашаясь, и проводил девушку взглядом, когда она уходила. Только в тот момент, когда Дюплесси ушла, парни позволили себе то, чего оба хотели, но не могли сделать, не придав огласке свою маленькую тайну. Расстояние между ними стремительно сократилось, а сиденья противно заскрипели, на что никто не обратил внимания. Блейк привычно наклонился для поцелуя, действуя так правильно и естественно. Затемненные стекла не позволяли никому заглянуть внутрь лимузина, а водитель уже давно был отгорожен непроницаемой перегородкой, еще до того, как пассажиров стало трое. И ехать оставшимся хотелось далеко не на площадку, но долг звал. Вторая неделя съемок шла тяжело, поскольку исполнительница главной роли, не была актрисой. Но постепенно ее игра становилась лучше, и производство набирало обороты. То, что они взяли на главную роль одну из самых популярных манекенщиц, не стало проблемой, хотя ожидалось, что работать с ней будет очень трудно. Блейку казалось, что он будет играть в паре с дивой прямиком с парижского подиума, которая может похвастать аппетитными формами и обворожительной улыбкой, но не блещет умом. Тем не менее, Хельга оказалась на удивление страшненькой, плоской и интеллигентной. Она обсуждала свою роль с Карлом, внимательно слушая и куря крепкие сигареты чуть ли не каждые пять минут, и своей немного грубой и искренней манерой общения располагала к себе сценариста и актера. Ее неопытность скрадывалась харизмой, с которой она покоряла не только съемочную группу, но и репортеров, устроивших огромную шумиху вокруг проекта Футли. - С твоей стороны было очень грубо вот так вот выкрасть меня у Зары, - Блейк пытался взывать к совести Футли, но не мог удержать себя в руках и не улыбаться. - Не благодари, Блейки-бой, - усмехнулся Карл, за что получил легкий тычок локтем. Он продолжал смаковать свою маленькую победу и думать о том, чем они могут заняться после окончания съемочного дня, бесстыдно злорадствуя про себя.Вместо того, чтобы активно участвовать в посиделках, организованных Джинджер, Карл сбежал из гостиной, прося прощения у всех присутствующих и объясняя, что ему нужно срочно поговорить по телефону о своей работе. Гости понимающе кивали, не слишком уж тихо перешептываясь, какой у хозяйки занятой и влиятельный брат. Он уже собирался спрятаться в детской вместе со своей племянницей и поиграть с ней, когда в дверь позвонили. Решив, что для того, чтобы открыть дверь, не нужно выдергивать Джиндж из компании, которая ее окружила, Футли решил встретить пришедших сам. Блейк и Кортни стояли на пороге, выряженные слишком официально для вечера домашних пирогов. Оба выглядели немного отстраненно, но скромная улыбка Гриплинга развеяла это впечатление в момент. - О, ребята, я так рада, что вы пришли! – воскликнула Джинджер, появившаяся словно из ниоткуда за спиной брата, - Проходите скорее в зал, Дарен уже ждет не дождется попробовать тыквенный пирог. Кортни расцеловала подругу в щеки и сделала комплимент ее уютному дому, в то время как Блейк несмело сделал шаг и оказался в коридоре. Карл протянул ему руку для рукопожатия, что вызвало в глазах актера толику недоумения. Впрочем, решив, что это будет приемлимым приветствием, он пожал ее и протянул Футли бутылку вина. - Это было не обязательно, но спасибо, - сказал Карл, разглядывая этикетку. Он догадывался о приблизительной стоимости этого бордо, но ему не хотелось знать точную сумму. Говоря честно, он даже став представителем киноиндустрии, так и не научился отличать вина из погребов шато от вин, продающихся в бумажных пакетах. В его вкусы больше входили бурбон и скотч. На фоне прочих гостей, Кортни и Блейк были белыми воронами. Наверное, если бы не такой радушный прием со стороны Джинджер и Дарена, они бы тут же уехали с этого вечера, но это противоречило их воспитанию. А воспитание других участников речи противоречило правилам этикета, которые впитались в представителей местной аристократии с материнским молоком. В Шелтеред Шрабс Кортни по-прежнему имела определенное влияние и власть. Муж позволил ей занимать должность в городском комитете, занимающимся в основном организацией благотворительных приемов и охраной заповедных территорий за городом от загрязнения. В это общество входили все уважаемые женщины, обитающие в особняках в Протектед Пайнс. Клуб баснословно богатых домохозяек, осточертевших друг дружке обсуждением меню для очередного светского раута, был единственным местом, где Кортни регулярно могла появляться, без страха быть наказанной за такую вольность. А потому, оказавшись приглашенной в дом к старой школьной подруге во время отсутствия дражайшего супруга, она была счастлива принять приглашение и прийти. И хотя за ней наверняка вел слежку телохранитель, нанятый Джонатаном, это нисколько не портило вечер. Если уставшая от бесконечного одиночества Кортни с воодушевлением поддерживала разговор со своими одноклассниками, то Блейк же держался в стороне и прикладывался к цветастому стакану, наполненному взявшимся непонятно откуда бурбоном. Увидев это, Карл подошел к актеру и самонадеянно забрал у него напиток, чтобы самому сделать глоток-другой. К счастью, никто не заметил этой шалости Футли. - Ты прямо душа вечеринок, Гриплинг, - беззлобно поддел гостя Карл, за что в ответ получил страдальческую гримасу точно от зубной боли, - Мне казалось, что ты привык к светским раутам и должен чувствовать себя как рыба в воде. Блейк осушил стакан и зажмурился от крепости напитка. Что-то подсказывало Футли, что это не первая его порция бурбона этим вечером, но он решил не мешать старому знакомому пьянеть с таким упорством. - Я привык к мероприятиям, на которых никто не видел меня в возрасте пяти лет в дурацких укороченных штанишках, - прокомментировал ситуацию Блейк, поглядывая на весело болтающих Поли Шустер, вырядившуюся в платье с сумасшедшим боа из перьев, и Брендона Хигсби, стрижка которого напоминала присутствующим о Джоне Уотерсе. - Вообще-то, я тоже тебя в них видел, - возразил Карл, намеренно избегая взгляда Брендона, чтобы он не пришел к ним и не начал бестолковый разговор. Продюсер воздержался от комментария, что ему посчастливилось видеть Гриплинга и вовсе голым. Однако Блейк и это понял, а потому с самым оскорбленным видом сжал губы. - Иди к черту, Футли, - усмехнулся актер, доставая из кармана клубного пиджака фляжку в кожаном чехле. К сожалению, это была последняя осмысленная фраза Блейка за вечер. По одному Богу известной причине, он напился до такого состояния, что заснул в кресле, в котором сидел букой весь вечер. Он не доставил гостям удовольствия, устроив пьяный дебош, но они смогли вволю посплетничать об известном актере, пока он мирно спал с тарелкой яблочного пирога на коленях. - Джинджер, дорогая, надеюсь, ты не возражаешь, если я украду Карла? – спросила Кортни уже глубоко за полночь, когда все остальные гости тоже стали достаточно пьяны и расслаблены, чтобы начать обсуждать пикантные сплетни их города, - Боюсь, мой брат не в состоянии добраться до машины без чьей-либо помощи. Смутившись, Джинджер согласно закивала и объявила гостям, что на заднем дворе наконец-то приготовились стейки. Эта новость вызвала оживление среди пристутсвующих, а потому никто не заметил, как Кортни, Блейк и Карл покинули вечер. Тащить Гриплинга на своих плечах до черного Мерседеса было странно. Но еще более странным было услышать от Кортни: - В гостевой комнате, где расположился мой брат, есть виски, но если ты предпочитаешь что-то другое, можешь попросить прислугу. Это поставило Футли в тупик. Он не ожидал такой прямолинейности от Кортни, а потому не мог найти достойного ответа. Блейк, спящий рядом в машине, что-то промычал и переместил свою светлую голову на костлявое плечо Карла, лишая того последней возможности на отрицание и отказ. Кортни впервые за весь вечер по-настоящему улыбнулась, увидев эту сцену. Ее умиляло и смущение брата Джинджер, и глупость собственного. Она понимала, что Блейк всячески пытался скрывать свои заинтересованные взгляды, но знала его слишком хорошо, чтобы их не заметить. Но удивляло больше то, что и Футли не оставался в долгу и поглядывал на актера ничуть не реже. А потому допущение, что он останется в особняке в гостевой комнате, выглядело вполне логичным и правильным. Когда Блейк был переодет в пижамные штаны и уложен в мягкую постель, Карл позвонил сестре, объяснив, что уже нет никакого смысла ехать обратно, когда все разошлись, а ее муж и дочь уже мирно спят. Джинджер со скрипом приняла это жалкое оправдание, взяв с брата обещание прийти завтра к маме в гости. Сон не шел, Гриплинг спал рядом, уткнувшись лицом в подушку совсем не аристократично, а мысли о том, что он боится вернуться в свое прошлое, заставили продюсера глубоко задуматься. Он сам не заметил, как достал из сумки своего тайного любовника ноутбук, активировал его, введя свою дату рождения в качестве пароля, и начал писать.
Карл вытянул из рук Блейка сценарий, пробегаясь глазами по выделенным строчкам. Куча приписок на полях рукой Гриплинга, красивым почерком с идеальным наклоном. Это даже была перьевая ручка, что, говоря честно, вовсе не удивило Футли. Он не удивился бы гравюрам и вензелям на страницах сценария, но вот пятна кофе стали для него неожиданностью. Как, впрочем, и тот факт, что страницы со сценами, в которых Блейк не участвовал, тоже были исписаны и зачитаны до дыр. - Основательно, - выдавил из себя Карл, возвращая сценарий улыбнувшемуся актеру. - Я не могу оторваться, - честно признался Блейк, нежно погладив обложку. От этого едва заметного жеста что-то внутри Футли болезненно сжалось и защемило, - Это просто безумие, Карл. Я читаю его снова и снова, у меня кончается место на полях. Не могу словами выразить всего того, что во мне пробуждает эта история. От этих слов Карл впервые за последние восемь лет по-настоящему смутился и раскраснелся. Он думал, что никто не может заставить его щеки покрыться румянцем, но, очевидно, ошибался. Ему было неловко слышать похвалу за свой труд, тем более – от человека, который сыграл огромную роль в процессе создания этой работы. Карлу казалось, что он не заслужил ни единого доброго слова за свой сценарий, написанный буквально за неделю в каком-то состоянии, похожем на запой или припадок. - Никогда бы не подумал, что ты способен на подобное, - продолжал Блейк, пролистывая страницу за страницей, - Столько лет мне казалось, что я знаю тебя. Ты всегда был веселым, остроумным, легко мог влиться в компанию, не увлекался ничем, связанным с искусством, до самого выпуска из школы. И этот сценарий совсем не то, что я ожидал прочитать, но он – прекрасен. И в этом признании интимности было больше, чем в их поцелуях, ночах в отелях, темных гримерках и брошенных вскользь взглядах. Карлу стало не по себе. Он был взволнован и польщен, он не верил своим ушам, и все, что ему хотелось в ту секунду – это получше запомнить. Футли казалось, что небо обрушилось на него, что земля ушла из-под ног, и он находится в эпицентре катастрофы невиданных масштабов. И ему почему-то так непозволительно нравилось проваливаться в это пугающее новое чувство, что он даже не думал противиться ему. Вместо этого он лишь откинул голову назад, прикрывая глаза, и неожиданно для себя почувствовал тепло узкой аккуратной ладони Блейка на своем плече. И коснуться ее щекой, потереться о костяшки, немного царапнув щетиной, было жизненной необходимостью. Необратимостью. Катастрофой в ее неумолимом великолепии.