***
— Сегодня так много снега… Настоящее Белое Рождество, — шепчет Каменаши, высовывая руку из окна, и ловит снежинки, словно ребёнок, впервые увидевший снег. Джин сидит на диване, смотрит на него и широко улыбается. — Давно такого не было, — произносит он. — Но это и правда красиво. Казуя улыбается и, закрыв окно, медленно, по-кошачьи, подходит к дивану. Он садится к Аканиши на колени и кладёт ему на щёки свои руки. — Мокрые, — смеётся Джин. — И холодные. Давай согрею, — предлагает он и аккуратно сжимает чужие руки в своих ладонях. Он согревает их своим горячим дыханием и улыбается, видя благодарный блеск в глазах Казуи. Аканиши подаётся вперед и легко касается чужих губ, целуя очень нежно и осторожно. Каменаши отвечает на поцелуй так же легко и чувствует, как на его щёку ложится теплая рука, слегка поглаживая. — С Белым Рождеством, — шепчет Джин. — Запомни: я буду любить тебя вечно.Часть 1
30 ноября 2015 г. в 00:10
Каменаши редко брал трубку, если на дисплее высвечивался неизвестный номер. Позже он думал, что, наверное, не стоило её поднимать и в этот раз.
— С Белым Рождеством, — хрипло и даже не поздоровавшись проговорил знакомый голос. Знакомый до боли, как будто из лёгких выкачали весь воздух.
Подкативший к горлу ком мешал говорить, и Казуя смог выдавить из себя только одно слово:
— Джин…
— Я… ты знаешь, что не силён в поздравлениях, — голос был слишком тихим, и Каменаши пришлось напрячь слух, чтобы услышать его. — Я просто хотел пожелать тебе счастья.
Сколько они уже не разговаривали? Год? Больше? Казуя попытался вспомнить, когда он слышал этот голос в последний раз. Рядом или по телефону – не важно. Это было так давно… А чувства, с таким трудом и болью подавлявшиеся в течение довольно длительного времени, вырвались наружу буквально за несколько несчастных секунд.
— Ты здесь? — спросил Джин очень тихо и осторожно. Так, будто никто не должен узнать об этом разговоре.
Каменаши кивнул, но тут же вспомнил, что его не видят.
— Да. Я слушаю тебя, — сказал он, надеясь, что голос не задрожит и не выдаст состояния своего обладателя.
Неожиданно Аканиши отчего-то рассмеялся всё так же тихо и хрипло.
— Прокурил голос окончательно, — усмехнулся Казуя, вспоминая, как звучал этот голос раньше.
— Я много курю. Больше, чем раньше.
Каменаши не нашёл, что ответить, и просто промолчал.
— Выгляни в окно, — предложил Аканиши. — Можешь?
Каменаши пробурчал сдавленное «угу», не особо надеясь, что Джин расслышит его. Он подошёл к окну, отвесил шторы и замер.
Улица медленно застилалась мелкими хлопьями снега, точно покрывалом. Под лунным светом снег кружился вокруг фонарей, словно в каком-то танце, плавно падал на землю и даже не думал останавливаться. Каменаши наблюдал за этим так, будто перед его глазами творилось настоящее волшебство. Но почему-то нестерпимая боль в груди становилась ещё сильнее.
Он открыл окно и протянул руку вперёд. Снежинки, падая с кажущегося бездонным неба, медленно ложились ему на ладонь и тут же таяли от её тепла.
«Я буду любить тебя вечно» — послышался голос, но не из телефонной трубки. Он раздался откуда-то из самых низов сознания, из глубоко засевшего прошлого, грозящего вот-вот вырваться наружу.
— Того, что было, уже не вернуть, — словно прочитав его мысли, сказал Джин. — Всё это время я думал… Может, мы встретимся когда-нибудь снова. Но смогу ли я спокойно смотреть тебе в глаза? Смогу ли я простить себя, стоя перед тобой… Я ранил тебя. Ранил твои чувства. Мне следовало сказать всего лишь одно слово, но почему-то я всё ещё несу его в себе. Хотя прошло так много времени... Именно поэтому я не могу показаться тебе. Мне не хватит смелости. Мне не хватит сил увидеть тебя. Но я хочу, чтобы ты знал. Я никогда не врал. Мои чувства к тебе были так же чисты, как снег на твоей ладони.
Каменаши вздрогнул, недоумевая:
— Откуда ты…
— Знаю? — Джин снова хрипло рассмеялся. — Вряд ли кто-то знает твои привычки так же хорошо, как я. Послушай меня. Сейчас я хочу сказать это. Каме, прости. Не за прошлое. Я хочу, чтобы ты помнил его так же отчётливо, как и я. Я хочу, чтобы ты помнил, как был счастлив. Как мы были счастливы. Я прошу у тебя прощения за то, что не сберёг твои чувства. Я не смог защитить их, не смог защитить тебя и ранил сам, без чьей-либо помощи. Я причинил тебе столько боли… И, наверное, не имею права надеяться, что ты простишь меня. Но всё же извиняюсь перед тобой. Наверное, я испортил тебе Рождество. Обещаю, что больше не потревожу. Но позволь мне в последний раз побыть эгоистом. В эту белую ночь. Такую же белую, как тогда… — Аканиши умолк, и в это время Каменаши зажал рот рукой, чтобы не сорваться, не дать волю раздирающим на мелкие кусочки чувствам. — Прошу, не забывай об этом... Я буду любить тебя вечно. Так же сильно, как в тот день. С Белым Рождеством, Каме.
Голос в трубке затих и тут же сменился короткими гудками.
Не видя больше смысла сдерживать себя, Каменаши сполз по стене и спрятал лицо в ладонях. Он заплакал, сначала тихо, потом разрыдался в голос. Его трясло, руки запутались в волосах, норовя вырвать их с корнем. Хотелось убежать, провалиться сквозь землю, лишь бы не чувствовать разрывающей на части боли. Сердце было готово покинуть тело, разодрав грудную клетку.
Сколько прошло времени, Каменаши не знал – минута, десять или целый час.
Всхлипы окончательно прекратились, и стеклянными глазами он уставился в стену напротив.