День Тигра

Кирхайс вышел от Лоэнграмма не просто рассерженным, а на грани бешенства. Разговор не удался, причем не удался в худшем смысле этого слова. Неужели друг и правда не понимает, до чего докатился? Так расчетливо жертвовать гражданскими ради сиюминутных целей... это и правда до дикости похоже на Рудольфа! Впрочем, по мере удаления от проклятой комнаты Зигфрид все меньше злился. Чем ближе становился его собственный корабль, тем сильнее хотелось ругать себя за несдержанность. Кирхайс не знал, о чем сожалеет сильнее – о том, что было сказано, или о том, что не было. Если бы Райнхард подробнее расписал, почему счел возможным позволить безумцу уничтожить планету, или хотя бы не так откровенно признался, что это было спланированным актом, или не отрицал, что ошибся, и не отвергал так грубо его совет... Мысли сбились, когда из бокового коридора выскочил и запрыгнул на ленту траволатора Биттенфельд. Этот адмирал все делал быстро и порывисто, причем чаще угадывал с направлением действий. Во всяком случае, с Зигфридом он не столкнулся, а встал рядом, чуть сзади. –Я хочу с вами поговорить, – Тигр, как всегда, взял с места в карьер. – Точнее, не с вами, а с его превосходительством Лоэнграммом. –Биттенфельд, к сожалению, сегодня Его превосходительство вас, скорее всего, не примет, – Кирхайс обернулся и внимательно посмотрел на него. Мимику Фриц-Йозеф тоже никогда не контролировал, вот и сейчас разочарование на его лице было прорисовано отчетливее некуда. В такие моменты казалось, что этот человек не старше Зигфрида, а моложе. Общаться с ним не особо хотелось, но в качестве отвлекающего от тяжелых мыслей собеседника Тигр подходил идеально. –Я надеялся, вы поможете. Я знаю, что вы вступились тогда за меня, я оценил и больше не подведу, но на этот раз речь не обо мне. Понимаете, адмирал Фаренхайт... Продолжение речи укладывалось в один недоуменный вопрос – почему отношение к сдавшимся офицерам Брауншвейга так сильно разнится, что некий Ансбах, вассал покойного, гуляет по Гайерсбургу без конвоя, а адмирал, сражавшийся за герцога только из-за нежелания подставлять престарелого наставника, сидит в камере и без наручников из нее не выходит? Вопрос и впрямь был интересным. Ансбаха Кирхайс помнил, поэтому немного удивился, услышав, что тот отравил сюзерена и по сути от своего имени сдал им крепость. Если бы все мысли Зигфрида не занимал Вестерланд, негодование на Райнхарда и желание разобраться с йотуновыми слухами, оказавшимися в итоге правдой, удивление достигло бы большей глубины. Впрочем, еще не поздно выяснить, что именно подвигло Ансбаха на этот поступок и в самом ли деле за этим не стоит ничего подозрительного. До церемонии есть время. Кирхайс согласился с тем, что подобное выборочное доверие выглядит странно, поблагодарил Биттенфельда за информацию и пообещал что-нибудь сделать. Затем отказался выпить с Фрицем, вместо этого предложив тому вспомнить, не происходило ли на Гайерсбурге с момента сдачи других непонятных происшествий. Разжился Зигфрид, правда, лишь слухом о том, что на торжественной церемонии сдачи в зале будет присутствовать труп Брауншвейга. Перспектива подобного варварства не радовала. Конечно, на общем фоне это вообще не выглядело причиной для беспокойства, и все же... Провожая взглядом Тигра, Кирхайс мысленно извинился перед ним за то, что прямо сейчас намеревается поговорить с Ансбахом, а не решать вопрос с Фаренхайтом. Но интуиция подсказывала: сначала нужно максимально прояснить ситуацию. В конце концов, Райнхард мог просто не поделиться с ним какими-то деталями, обосновывающими именно такое отношение к пленным офицерам. То, что Фаренхайт сказал Биттенфельду – не обязательно правда, хотя и похоже на нее. А если учесть, что Меркатц сбежал, да и на стороне герцога выступал не только из-за шантажа, меры безопасности по отношению к его ученику неадекватными не выглядят. Другое дело, если их ввели не по разумным причинам, а из желания эффектно изменить статус пленного на церемонии. Все те превосходные эпитеты, которые Биттенфельд приложил к личности Фаренхайта, Лоэнграмм ведь прекрасно знал и сам, значит – перейти на свою сторону предложит обязательно. Но есть ли смысл делать из этого спектакль? Зигфрид вздохнул. Еще до прилета сюда его мучило ощущение какой-то неправильности происходящего, и жутко не хотелось верить, что сломалась главная деталь мироздания. Увы, иных объяснений пока не было. С Райнхардом что-то случилось. Вряд ли сейчас, просто раньше не хотелось замечать тревожных сигналов. Раньше Кирхайс спокойно соглашался с тем, что друг нуждается в нем как в автономной единице, в том, кому можно дать задание и не контролировать выполнение, потому что все будет сделано в наилучшем виде. «Неужели... неужели мне это льстило?» – растерянно подумал Зигфрид. Он никогда не обманывал доверие друга и не сомневался в том, почему Райнхард поручал ему эти задания, но теперь Кирхайсу казалось, что было бы лучше и впредь оставаться за плечом... Нет, глупость все-таки. В том, что Райнхард перестал слушать его советы, виновато не расстояние. И в любом случае умнее будет понять все мотивы друга и только после этого вернуться к больной теме. Райнхард тем временем поостынет и прислушается к аргументам. Всегда прислушивался, нужно только немного времени. А сам Зигфрид подберет пока слова, которые друг не отвергнет сразу. Но сначала – все-таки выяснит, что происходит в этой крепости. Он снова упрекнул себя в том, что сосредоточился сверх меры на Вестерланде и своих эмоциях. Чудовищное преступление, хоть совершил его и Брауншвейг, конечно, следовало предотвратить... стоп. Раз Райнхард знал о бомбардировке заранее, значит, в крепости имелся «крот». Но не Ансбах же! Представить его в этой роли, при всем богатстве своего воображения, Кирхайс не мог. Это был явно кто-то другой. Личность резидента в данном раскладе – дело третьестепенное, это можно и потом уточнить, а вот то, что именно он мог счесть доказательствами измены сюзерену, кроме, собственно, активной помощи с отравлением, вопрос любопытный. Герцог все равно был обречен. Но полезнее было бы взять его живым и казнить за мятеж и массовые убийства, а не вручать труп в подарочной упаковке. Можно допустить, конечно, что верные Брауншвейгу солдаты отказались бы сдаваться, пока герцог жив. Но так же можно предположить и... например, подмену трупа. Если Лоэнграмм, лично видевший Брауншвейга, подтвердит, что тот мертв, в присутствии всех старших офицеров, то никто не будет искать живого герцога. Свидетели отравления тоже есть, но где эксперт, подтвердивший бы, что мятежнику дали яд, а не наркотик? Схема получалась пока что вполне реальная, и Зигфрид все же слегка притормозил воображение, чтобы рассмотреть ситуацию с другой стороны. Снова через призму Вестерланда. Преданность Ансбаха могла не выдержать такого испытания, и тогда его действия вполне оправданны желанием отмежеваться от подло поступившего сюзерена. Любого порядочного человека потряс бы подобный приказ. И идея самолично разобраться с тем, кому был верен долгие годы, возникнуть могла, все же раньше герцог до такой гнусности не доходил... при этом отдать его на расправу врагу оставалось для вассала невозможным. «Ансбах не перейдет на нашу сторону. Неважно, почему он убил герцога, Лоэнграмм и его люди остаются для этого человека врагами. Или Райнхард этого не понимает, или... или все-таки я сам ошибся с оценкой», – подумав это, Кирхайс свернул к медотсеку, точнее – к отделению, где хранились капсулы с трупами. Одну версию точно можно было бы опровергнуть или подтвердить, взглянув на труп герцога. К тому же, существовал немалый шанс того, что Ансбах обнаружится рядом с телом хозяина. Почему он пошел за Зигфридом Кирхайсом, Фриц объяснить не мог. Он и заговорил-то с ближайшим другом главнокомандующего чисто импульсивно, из надежды, что вдруг получится что-то изменить. А вот когда Кирхайса заинтересовал Ансбах, Биттенфельд и сам слегка задумался на эту тему. Он не ставил под вопрос решение Лоэнграмма, просто главком, при всех своих достоинствах, иногда упускал незначительные мелочи. Для того ему, в конце концов, и подчиненные нужны, чтобы следить за такой ерундой. Фриц был почти уверен, что приказ просто неверно истолковали, если его вообще не отдавал кто-то еще. Или, может, Лоэнграмму предоставили неверную информацию. И насчет Ансбаха его могли ввести в заблуждение. Кто он вообще такой, этот Ансбах? Биттенфельд не помнил, чтобы эта фамилия значилась в списке потенциальных союзников. Да и военных заслуг за ним никто не помнил. Сдал крепость, траванул герцога, собирается в знак верности притащить труп – ну, это Мюллер наболтал, что покойника специально сохранили и вроде даже что-то с ним делали, чтобы на церемонии не воняло. А чем раньше этот приспешник Брауншвейга занимался – Локи его знает. Прислуживал своему господину, надо полагать. И получал повышение за повышением, стаскивая с жирного герцога сапоги. Но все-таки Кирхайса этот человек интересует, причем явно не просто так. Может, собирается проверить, не представляет ли Ансбах опасности для присутствующих в крепости? Об этом Фриц подумал, когда уже не первую минуту шел в направлении, похоже, медотсека, невольно стараясь оставаться незаметным. Красться он при желании умел, а сейчас желание было. Ансбаха там Кирхайс собирается искать или решать какие-то еще вопросы, вряд ли он хочет, чтобы за ним следили. И все же, если этот придурок и правда опасен, то может понадобиться подкрепление. Даже Кирхайсу. В любом случае, вернуться к себе и продолжить пить за победу после такого разговора Биттенфельд уже не мог. В какой-то момент Кирхайса он потерял, задумавшись о том, что они такого не поделили с главкомом, но потом все же услышал голоса, доносившиеся из-за неплотно закрытой двери. Это точно была не охрана и не медики, Фриц узнал говорившего, хотя фразу целиком не разобрал. Что-то о Вестерланде... ну да, от герцога сразу побежали сторонники, как только представили, что он и их собственность бомбить начнет при малейших признаках неповиновения. Следующую фразу Биттенфельд расслышал уже четче, так как подошел к двери ближе. –Вы были наказаны несправедливо. Просто за то, что пытались дать дельный совет. Не спорю, самоуверенность его светлости во многом сыграла нам на руку, и все же я не могу его не осудить. –Он забыл о чести, – голос, по-видимому, Ансбаха звучал тускло и безжизненно, словно говорил списанный робот. – И был самоуверен до конца. Думал, что сможет подкупить вашего Лоэнграмма, породниться с ним... Фриц беззвучно усмехнулся. Так значит, Брауншвейг хотел спасти свою жалкую жизнь и все-таки посадить доченьку на трон. Хорошо, что главком этого не успел услышать. –Но все же, зачем вам понадобилось выставлять его тело на всеобщее обозрение? Это ведь была ваша идея, Ансбах, – Кирхайс говорил так же спокойно, как и до этого, но вдруг его голос прервался криком. Биттенфельд ворвался в помещение раньше, чем успел осознать, что нужно что-то сделать. Помощь действительно требовалась. Этот придурок накинулся на Кирхайса – причем успел его чем-то ранить, поэтому тот пользовался только одной рукой, а этого явно не хватало, чтобы освободиться. Фриц легко перепрыгнул через мешавшую капсулу и, сбросив Ансбаха, придавил его к полу всем своим весом. Оружия в руках у того не было, но на всякий случай Биттенфельд выкрутил ему руки – и с трудом увернулся от разряда из невинно выглядящего перстня. Пришлось чуть сильнее надавить на запястье, до хруста. Только после этого Фриц сообразил позвать охрану – а затем обратил внимание на то, что тело Ансбаха уже не сопротивляется. Последняя судорога, похоже, была связана не с переломом. –Что с ним? – Кирхайс с легким стоном приподнялся на локте. Биттенфельд перевернул Ансбаха на спину. Изо рта у того пахло чем-то химическим. –Видимо, отравился, скотина, – Фриц встал и помог подняться Зигфриду. Показавшейся на пороге охране он приказал быстро притащить сюда медиков, а заодно проверить тело. И доложить обо всем главкому, неважно, что он не принимает. –Оба тела, – поправил Кирхайс и снова сжал зубы. Рукав его формы был пропитан липкой горячей кровью, рана не казалась опасной, но тут лучше перебдеть. Биттенфельд рванул ткань со всей силы, распарывая китель по шву. Так и есть, прострелена мышца чуть выше локтя. Фриц выругался и попытался вспомнить, где в таком случае надо зажимать сосуд. Хорошо, взъерошенный дежурный медик, явно до этого дрыхнувший на рабочем месте, соображал в деле остановки крови куда больше. Даже спросонок. Спустя несколько минут опиравшийся на Биттенфельда Кирхайс, уже с временной повязкой на руке, наблюдал за тем, как с Брауншвейга снимали мундир, вначале аккуратно проверив регалии. К счастью, в трупе на месте потрохов была спрятана не бомба, а штурмовой бластер, но счастьем это можно было назвать весьма своеобразным. Фриц легко представил, что можно натворить такой дурой в полном людей зале, и побледнел, сравнявшись в оттенке кожи с Кирхайсом, которого уже слегка вело от потери крови. Затем спохватился и вывел того из комнаты, чтобы где-нибудь нормально усадить. Основное уже выяснили, а детали все равно будут известны только потом. Завтра. Церемонию же придется отложить... Биттенфельд снова подумал о Фаренхайте, потом решил, что того, наверное, не станут больше держать в наручниках. Все же старший по званию из сдавшихся, должно что-то поменяться. А сейчас главное – позаботиться о Кирхайсе, построить всех тех, кто здесь крутится, и выяснить, кто помогал Ансбаху потрошить труп и почему промолчал. Так, на случай, если это окажется кто-то из дежурной группы, оставить с пациентом охрану. Хмель из головы Фрица выветрился еще во время прыжка, а теперь Тигр соображал как никогда ясно. С начальным этапом расследования он справится сам, нет нужды звать остальных адмиралов, сами прибегут. Хорошо бы, конечно, чтобы Лоэнграмм подтвердил полномочия, но на его месте Биттенфельд бы послал всех подальше, пока точно не удостоверится, что жизнь друга вне опасности, и только потом принимал рапорты. Значит, надо дождаться, пока главком не убедится, а к тому времени многое уже станет ясно. Бокал уже потрескивал в кулаке, когда Райнхард резко поставил его на столик, разлив вино. Пить не хотелось, хотелось швыряться вещами, кричать и выплескивать прочь накопившуюся в сердце боль. Неизвестно, из-за чего было больнее – из-за слов Кирхайса или из-за того, что Оберштайн, возможно, был прав. Так же невозможно, как и дышать под водой... да, верно, он просто задыхается, захлебывается в тех словах, которые швырнул ему в лицо друг. Или – уже просто подчиненный, которого даже Аннерозе считала умнее Райнхарда? О боги, о чем он думает... Лоэнграмм схватил салфетку и вытер руки, затем запустил пальцы в волосы, впился в кожу ногтями, пытаясь прийти в себя хотя бы с помощью боли. Как назло, звякнул комм, и Райнхард раздраженно отключил его. Затем постучали в дверь, почти сразу. Он даже не успел крикнуть, чтобы его оставили в покое, когда услышал – не доклад, отдельные слова. В Кирхайса стреляли, он ранен? Райнхард вскочил с места и вылетел за дверь. Потребовал повторить, не дослушав, кинулся в медотсек. Обида была забыта напрочь, вырвалась из головы, как поддетая иглой заноза. Все, о чем он сейчас мог думать – как там Кирхайс? Друг действительно был в медотсеке, и врачи только-только закончили обрабатывать рану на его плече. Жив... и, похоже, ничего серьезного. Райнхард еле дотерпел до того, как медики закончили работу. Стоило войти, и они покинули помещение, не возражая, а он подошел к Кирхайсу и обнял его. Быстро отпустил, почувствовав, как друг поморщился. Рана сквозь повязку казалась обжигающе горячей – может, потому, что Кирхайс какое-то время сидел обнаженным выше пояса и кожа остыла. –Больно? – осторожно спросил Лоэнграмм. – Прости, – он не знал, за что пытается извиниться – за то, что был неосторожен секунду назад или за ту резкость, с которой говорил ранее. –Не волнуйтесь, меня так обкололи обезболивающим, что я ничего не чувствую, – Кирхайс смотрел на него тепло, словно никакой ссоры не было. –Как это произошло? – Райнхард чуть надавил на его здоровое плечо, заставляя сесть. Огляделся в поисках одежды Зигфрида, не обнаружил ее и решительно расстегнул свой китель. Кирхайс, явно формулировавший ответ, не успел сориентироваться и отказаться. – Вот, так лучше, а то тебе холодно. Рассказывай. В изложении друга история звучала стройно и непротиворечиво. Проверить свои подозрения относительно Ансбаха он имел полное право, тем более что намеревался всего лишь поговорить и не предполагал, что наткнется на такую агрессию. Только чуть позже Кирхайсу стало ясно, почему так произошло. –Ансбах, видимо, заподозрил, что я знаю о... начинке, и в любом случае не выпущу его оттуда просто так, тогда он решил убить хотя бы меня. Если бы не Биттенфельд, у него могло получиться, я ведь не знал о кольце, – Зигфрид снова поежился, – и он был очень силен. Словно наелся стимуляторов. –Я поручу врачам проверить еще и это, – Райнхард выдохнул и почувствовал, как напряжение потихоньку откатывает назад. Немыслимая ситуация – Кирхайс чуть не погиб – постепенно становилась просто непривычной, но реальной. Фактом, с которым надо что-то делать. Например, признать наконец, что Кирхайс не неуязвим. – Как только выясним, кто из них точно не помогал ему. А тебя я забираю на «Брунгильду», не спорь, мне так будет спокойнее. –Спорить с вами, лорд Райнхард? –Кирхайс! – Лоэнграмм хлопнул по колену ладонью. – Прошу тебя, прекрати это. Ты в первую очередь мой друг, а уже потом – подчиненный. Мы сейчас не в бою, если хочешь на свой корабль, я тебя провожу... Он замолчал, а затем неуверенно поднял руку и коснулся волос Кирхайса. –Ты мне нужен, – добавил Райнхард. Хотелось твердо, но вышло глухо и неуверенно. Слова спотыкались и тоже получались какими-то неправильными. – Война еще не закончена... я не справлюсь без тебя, Кирхайс. Без тебя эта вселенная не стоит и фальшивой марки. –Я не собираюсь оставлять вас, – Зигфрид улыбнулся. Несмотря на тупую боль в руке, он очень хорошо чувствовал, что все наконец-то пришло в норму. Лед, сковывавший друга, растаял, ради этого можно было потерпеть и объятие, и желание Райнхарда не выпускать его из поля зрения. А трудный и тяжелый разговор можно временно отложить. – Мы ведь хотели завоевать ее вместе. Райнхард кивнул, молча поднялся и помог ему встать. Кирхайс мог предположить, о чем тот сейчас думает, но продолжать беседу не стал. Уже на «Брунгильде», когда друг устроил его в своей каюте, разговор завязался вновь – на сей раз о том, что надо бы связаться с Аннерозе и сообщить ей, что они живы и целы. Лоэнграмм согласился, как и с тем, что следует собрать адмиралов и объяснить происходящее. Но по его мнению все это могло еще немного подождать. Показываться всем, чтобы доказать, что он в порядке, Райнхард сейчас считал излишним – по ощущениям Зигфрида, дело было в том, что друг боится выпустить его из виду хотя бы на минуту. И убрать этот страх у Кирхайса не получалось. Оставалось только лежать на диване, опираясь на подушку, подсунутую Райнхардом, и спокойно обсуждать с ним остальные вопросы. Благо, так голова почти не кружилась, и лекарства все еще действовали. А потом пришел Биттенфельд с устным рапортом. Того, кого Ансбах заставил нафаршировать труп, вычислить удалось без труда, сопоставив показания Мюллера и график дежурств. На момент поимки этот человек спал, и ничего не стал отрицать, когда его подняли с постели. Достаточно было сказать, что Ансбах уже мертв. –Вы все сделали верно, Биттенфельд, – резюмировал Райнхард, выслушав его. – Мое распоряжение провести вскрытие тела еще не выполнено? –Просили подождать, ваше превосходительство, – Тигр поднялся с пола и вытянулся по стойке «смирно». –Да, это быстро не делается, – Райнхард усмехнулся, полуобернувшись – так, что Зигфрид видел выражение его лица. – Сообщите пока остальным о переносе церемонии. И еще... зайдите к Фаренхайту, передайте, что бывших сторонников герцога будет представлять он. Если, конечно, не вскроются какие-нибудь еще обстоятельства. Лицо Биттенфельда Кирхайс тоже видел. Но даже если бы не видел, все равно мог представить, как эти слова подействовали. –Разрешите выполнять? – Фриц-Йозеф отдал честь и, казалось, просто телепортировался из комнаты. Райнхард запрокинул голову и беззвучно рассмеялся. Затем перевел взгляд на Зигфрида и резко посерьезнел. –Как ты? –Терпимо, – Кирхайс чуть поерзал на подушках. Рука чувствовалась еле-еле, можно было приподняться, опираясь на здоровую. Вот только маловатый китель при этом сползал с плеча. – Лорд Райнхард, врачи мне сейчас не требуются. Я потерял немногим больше крови, чем можно отдать раненому другу, так что справлюсь сам. По выражению глаз Лоэнграмма можно понять, что он услышал в этих словах больше подтекстов, чем было туда заложено. И все же – это наконец-то прежний Райнхард. Не заледеневшее чудовище, сбитое с толку, будто околдованное, а самый дорогой Зигфриду человек. И ради того, чтобы снять это заклятие, собственной крови не жалко. Единственное, о чем жалел Кирхайс – это о том, сколько боли невольно причинил другу. Он помнил ужас в глаза Райнхарда, замершего на пороге палаты. Но раны надо лечить, а не прятать за гримом, и лечение бывает болезненным. –Кофе будешь? – легкость тона мнимая, видно, что дается с трудом. Поэтому надо кивнуть в ответ, словно и не было ничего, ни разговора о Вестерланде, ни сорванного покушения. Конечно, только что, до прихода Тигра, они беседовали о герцоге, рядом с которым и здоровый тронется, и об оставшемся дома гадюшнике, но опасную тему Зигфрид огибал как мог. Не хотел, чтобы все пошло по второму кругу. Но, пока Райнхард приказывает принести две чашки, в нем снова что-то неуловимо меняется. Он садится в кресло и начинает говорить, – не оправдываясь, просто рассказывает. У него на руках были сведения о том, что путч в Альянсе закончился, еще немного – и им могли ударить в спину через Изерлон... терять солдат и затягивать гражданскую войну он не мог себе позволить. –И мы все равно не успевали перехватить, – Лоэнграмм оборвал себя. Внесли кофе, и появилась причина молчать, но после паузы он резко сменил тему: – Я должен тебя наградить, Кирхайс. Ты спас не только меня, так что полностью заслужил повышение. –Тогда уже и Биттенфельд тоже, без него ничего бы не вышло, – Зигфрид слегка улыбнулся, понимая, что все равно не отговорит друга. –Его я обязательно награжу. За спасение твоей жизни и за то, что не дал мне сделать огромную глупость. Райнхард осторожно передал ему чашку. Горячая, конечно, но руки не дрожат, можно держать. Снова повисло молчание, но совершенно не напряженное. Кирхайс обдумывал последнюю обмолвку и понимал, что дальше может копать по направлению к истине, не беспокоя Лоэнграмма. Но это подождет. –Завтра, на церемонии? –Да, сразу после того, как объявлю о твоем повышении, – Райнхард коснулся кончиками пальцев его здорового плеча – а точнее, воротника кителя. – Если, конечно... –Лорд Райнхард, я в порядке, и вполне смогу немного постоять. –Рядом со мной, – нет, последняя льдинка растаяла именно сейчас. Серые глаза Райнхарда всегда походили на воду северного океана, но сейчас в них бушевали весенние волны. – Чтобы я успел объявить перерыв, если тебе станет хуже.